Демоны Боддеккера

— Мистер Боддеккер! Ого!

— Рад тебя видеть, Джеймс. — Я подмигнул и показал ему на стул. — Заказать тебе что-нибудь выпить?

Он виновато огляделся по сторонам.

— Мне тут еще нельзя сидеть. Я соврал про возраст, чтобы меня взяли в группу, но спиртного не пью. Вы ведь меня не выдадите, правда?

Я засмеялся и покачал головой.

— Конечно, ты ведь на работе. Закажу тебе газировку. — Я сделал заказ, мы сели. — Здорово слабал. — Это словцо я подцепил у Деппа. — Как ты здесь оказался?

— Эрик — он играет на контрабасе — услышал меня в переходе. От них как раз ушел трубач… Ну вот, в общем, и вся история.

— А ты играешь гораздо лучше, — заметил я.

— Я вернулся в школу и занимаюсь в особой группе. Это здорово помогает. Теперь, когда я завязал с Дьяволами, у меня гораздо больше времени, чтобы учиться играть. Хотя я далеко не так хорош, как хотелось бы. Пока.

Я улыбнулся.

— Я тоже.

Официант принес нам по стакану содовой — я рассудил, что пьянствовать на глазах у мистера Джаскзека было бы плохим примером, — и Джимми признательно взял свою порцию.

— Значит, как понимаю, вас выпустили из тюряги? — Лицо его потемнело. — Простите. Грубо с моей стороны, да?

Я покачал головой.

— Вполне законный вопрос. Это ведь попало во все выпуски новостей. Мне глупо было бы делать вид, будто ничего не произошло.

— Значит, ждете суда? Я покачал головой.

— С меня сняли обвинения.

— Прааавда? Верно, у вас был какой-нибудь очень уж знатный адвокат, да?

— Нет. Я написал рекламу для Пембрук-Холла. Он на секунду смешался, по лицу пробежала тень.

— А, — произнес он. Но через миг добавил: — Я вас не виню, мистер Боддеккер. Правда-правда. Это ведь было неизбежно, да?

Я кивнул.

— И вообще я вовремя ушел, как вы думаете?

— Я рад, что ты ушел, — сказал я. — Рад, что именно тебе из всех Дьяволов хватило ума и мужества уйти прежде, чем все это… — Я беспомощно повертел рукой в воздухе. — Ну, ты понимаешь.

Он кивнул.

— Да.

Наступило неуютное молчание. Каждый молча глядел в свой стакан. Потом лицо Джимми просветлело.

— Эй, вы слышали про Остроголовых? Подписали контракт с «Дельгадо и Дельгадо».

Я засмеялся.

— Повезло им. Будут рекламировать что-нибудь интерес-ненькое?

— Да вроде бы, мне говорили, йогурт, но я так и не видел ролика.

— Может, гангстерский бум прошел.

— Может, и прошел, — согласился Джимми. Мы снова помолчали. Потом он спросил:

— А что вы исполните на бис?

— Я? — попивая воду, спросил я. Он кивнул.

— Полагаю, уж Пембрук-Холл захочет, чтобы вы вернулись. Не думаю, что стану это выяснять, — ответил я. — Не хочу возвращаться. Он пожал плечами.

— Что ж, едва ли у вас возникнут проблемы. Ну, то есть наверняка вы получили кучу предложений от всяких других агентств, да ведь?

Я подумал о часах, что лежат дома с отключенным звуком на кофейном столике и все принимают и принимают новые сообщения.

— Полагаю, что так. Но дело в том, что за последние несколько недель у меня было чертовски много времени на то, чтобы хорошенько подумать. И одно я понял твердо: мне не хочется обратно в рекламу. Боюсь, я больше не могу заниматься подобной работой.

Джимми уставился на меня, забыв о содовой.

— Чем же вы собираетесь заняться?

— Уеду из города.

— Куда-нибудь конкретно?

— Еще не придумал, — сказал я. — У меня куча дел. Надо собраться. Еще у меня есть дом, который надо продать. Главное, чего я хочу — уехать в какое-нибудь совсем другое место. Новая карьера в новом городе. Ну не заманчиво ли звучит? Жить в городе, где даже отделения Пембрук-Холла нет.

В Джимми Джазе оставалось еще достаточно от маленького мальчика, чтобы я увидел: мои слова задели его.

— Эй, это не твоя вина. К тебе это не имеет ни малейшего отношения. Ты был частью величайших моментов моей жизни. Мы представили миру «Наноклин».

— Как вы можете так говорить? — поразился он. — Как вы можете так говорить после… — Он отвернулся. — Ну, вы знаете. После всего, что произошло.

— Легко, — заверил я. — Я знаю, что это был небывалый успех, потому что кампания не выиграла ни единой награды.

Он недоуменно посмотрел на меня.

— Ее заклеймили. Обдали презрением. «Клио», «Эдди», «Серебряная пирамида», награда Общества американских рекламодателей — все! Все проигнорировали самую успешную рекламную кампанию года — возможно, даже десятилетия.

— И это вас не обижает? Я покачал головой.

— Напротив. Тогда-то я и понял, что эти рекламы действительно хороши — особенно «Их было десять». Лучшая, которую я сделал за всю жизнь, лучшая, какую я вообще сумел бы сделать на этом поприще. Позволь мне сказать тебе кое-что, Джеймс, — просто ужасно в двадцать восемь лет осознать, что ты достиг вершины.

— Вот уж из-за этого не переживайте, — попытался утешить меня Джимми Джаз. — Надо просто начать все заново. Главный вызов тут — переиграть самого себя.

— Только не на этот раз, — возразил я. — Главный вызов для меня сейчас вложить деньги и талант — туда, где от них будет хоть какая-то польза.

— Но, Боддеккер, вы принесли очень много пользы. Людям нужна чистая одежда…

— На свете множество всяких вещей, которые нужны людям гораздо больше. Некоторым людям нужна одежда. Точка. — Я прервался и дал себе время остыть. — Прошу прощения. Не собирался читать тебе лекции.

— Все в порядке. Кажется, я вас понял.

Я собирался рассказать ему о работе, которой хотел заняться, и городе, который выбрал, но тут экраны снова замигали, и мы отвлеклись.

Судя по взгляду, каким мы обменялись, и я, и Джимми Джаз прекрасно знали, что сейчас будет.

B: Каким было последнее желание Тараканчика?

О: Чтобы он все-таки выбрал «мыльную оперу».

Ролик начинается ослепительной вспышкой белого света. Камера поворачивается и становится ясно, что это была вспышка другой камеры. Дьяволы Фермана спускаются по ступеням какого-то официального здания в окружении репортеров. Один из репортеров вырывается вперед и сует микрофон в лицо Ферману.

— Ферман! Ферман! Правда ли, что вы приняли вызов «Наноклина»?

— Ага, — говорит он, отмахиваясь, как будто речь идет о совершеннейшем пустяке.

— Вы и в самом деле думаете, что вам это удастся?

— Клянусь жизнью. — Ферман ухмыляется.

Раздается закадровый голос диктора:

— Мы предложили Дьяволам Фермана принять вызов «Наноклина» — проверить, найдется ли хоть какая-то грязь, которая сумеет остановить «Наноклин», чудо современной стирки!

Переход кадра: тускло освещенная улица, которая выглядит смутно знакомой. Под фонарем собралась кучка странно одетых людей. Это Милашки. Внезапно на них с четырех сторон бросаются Дьяволы. Из четырех глоток рвется фирменный боевой клич: «Йип-йип-йулллл!!!».

— Вот они! — говорит закадровый голос. — Великолепно исполненная засада на их смертельных врагов, Милашек!

В кадре Джет. В обеих руках у него по жертве, и он ритмично и без малейшего усилия колотит их головами друг о друга.

— Похоже, на Джете появятся чудесненькие подтеки крови!

Теперь в кадре Тараканчик, который обхватил своего противника, кусая и лягая его с яростью, способной посрамить даже Ровера. Он со своей жертвой катится кувырком по улице и врезается в большой мусорный бак рядом с какой-то забегаловкой.

— Самый новый член банды, Тараканчик, также принял вызов! Вот как основательно перемазался он в грязи с улицы. И ТОЛЬКО ПОГЛЯДИТЕ! Он вываливается в застарелом протухшем жире пищевых отходов. Отличный ход!

Наплыв на Ровера, который рычит и воет все громче, молотя поверженного врага кулаками, локтями, коленями, ногами.

— Похоже, Ровер собирает замечательную коллекцию пятен крови, экскрементов, мочи и… ну, что там еще есть.

И наконец в кадре Ферман. Он поливает упавшего противника той же зажигательной смесью, которую пустил в ход на похоронах Шнобеля. Несчастный с усилием приподнимается и встает на колени, когда Ферман зажигает ракету и швыряет в него. Взрыв, языки пламени и высокий черный столб дыма, заволакивающего всю сцену. Из дыма, откашливаясь, вырывается Ферман, в саже и копоти.