Страница 6 из 93
Я пустил крученый мяч.
– Не думаю, чтобы в ваших планах фигурировал Денни.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Боюсь, я не совсем вас понял.
– Не бойтесь, – сказал я. – Я просто оговорился.
– Полагаю, что так.
Я забавлялся намеками достаточно долго, чтобы надоесть ему. В любом случае он не горел желанием говорить о Денни, кем бы этот Денни ни был.
– Что вы можете сказать о том месте, где находится Челеста Стенхант?
– Там живут Пэнси Гринлиф с сыном. Только он… он редко бывает дома. Он… он – башкунчик, – Меткалф произнес это слово не без отвращения.
– Я так и понял. Похоже, она завела себе в качестве замены обращенного котенка. Чем миссис Гринлиф зарабатывает на жизнь?
– Представления не имею, – ехидно произнес он. – У меня нет привычки расспрашивать. – Ударение на последнем слове показывало степень его раздражения. – Она дружила со Стенхантами, – добавил он уже спокойнее.
– С которыми вы не были особенно близки, – уточнил я.
– Вот именно.
Я демонстративно посмотрел на часы.
– Ну что же, не смею больше отвлекать вас. Вы весьма мне помогли.
– К вашим услугам, – ответил он, сглотнув. Ему не терпелось остаться одному.
– Если вы вспомните что-нибудь полезное для меня… – Я написал на бланке рецепта свой телефон и встал. – Пожалуй, мне пора. Прощайте, доктор.
Я вышел в вестибюль, закрыв за собой дверь кабинета. Сестра уже ушла. Я отворил выходную дверь и закрыл ее, не выходя. Потом подошел к шкафу с регистрационными картами.
Сначала я поискал карту Ортона Энгьюина. Таковой не оказалось. Я перелистал пару произвольно выбранных карт, но ничего подозрительного не нашел. Если с ними и было что-то не так, требовался профессиональный уролог, чтобы это обнаружить.
Я слышал шаги Тестафера за дверью, так что мне следовало спешить: стоило ему открыть дверь – и я бы оказался у него перед глазами. С другой стороны, он вроде бы не из тех, кто стал бы слишком шуметь из-за этого. Он боялся меня – это очевидно – и боялся до такой степени, что из кожи вон лез, только бы показать, что он помогает моему расследованию. Иначе он вряд ли согласился бы вообще встретиться со мной.
Оставалось неясным одно: _почему_ он меня так боится? Конечно, я мог бы прямо спросить его, кто такой Денни, но ведь тогда он узнал бы, что мне самому это неизвестно.
Я взял с полки еще одну папку. Совершенно безобидная папка: парень по имени Морис Госпелс, шестидесяти семи лет от роду, диагноз – хронический уретрит или что-то в этом роде… Я закрыл шкаф и сунул папку под плащ. Затем шагнул к двери в офис и повернул ручку.
Тестафер склонился над столом, втягивая носом через металлическую трубочку что-то белое с поверхности маленького зеркальца. Увидев меня, он дернул головой, и из ноздри потекла белая струйка. Он не сказал ничего. Я тоже не торопился начинать разговор. Ощущение такое, словно видишь себя в зеркале лет через двадцать.
– Вот, – сказал я наконец и выложил на стол папку. Он прикрыл зеркальце руками, чтобы порошок не разлетелся. – Это то, что Стенхант дал мне на вынос из офиса. Мне это так и так уже не понадобится.
Тестафер лихорадочно пролистал карту Мориса Госпелса в поисках чего-то подозрительного. Белая струйка медленно сползала с нижней губы на подбородок. Я вышел.
Глава 6
Я возвращался в свой офис, настраивая себя на неизбежное столкновение с парнями из Отдела. Раньше или позже такого столкновения не избежать. Если мне повезет, они выведут меня на Ортона Энгьюина. Выйти из тупика в расследовании можно только с его помощью; что же до моего кошелька, то единственный шанс – это деньги Энгьюина. Я не особенно терзался. Если Энгьюину это и не поможет, деньги ему все равно будут ни к чему.
Однако в приемной не оказалось никого, за исключением пары обращенных кроликов в крошечных костюмах-тройках Они углубились в изучение журналов и только мельком посмотрели на меня, пока я шел через приемную к своей двери. Из кабинета дантиста доносилось приглушенное повизгивание бормашины. “У кого-то проблемы с зубами, – подумал я, – а мой сосед-дантист не настолько процветает, чтобы отказываться от практики”.
Я повесил плащ на рогатую вешалку, плюхнулся на стул, вздохнул, достал из кармана карточку и сунул ее в декодер на столе. Хотя инквизиторы, как правило, держат слово, не снимая и не добавляя кармы больше, чем заявляют, я довольно смутно помнил свой уровень до инцидента в вестибюле “Калифорнии”.
Магнитная полоска на моей карточке хранила шестьдесят пять единиц. Не так плохо. Обычно инквизиторы возвращали мне отобранную карму по окончании расследования, а если его результаты были на руку Отделу, то могли немного и добавить. Шестьдесят пять единиц – уровень, с которым можно чувствовать себя более или менее уютно. Достаточный запас для работы; недостаточный, впрочем, для тех парней из Отдела, которые потехи ради могут его еще понизить. С точки зрения Отдела шестьдесят пять единиц – так, пустяк, но для такого типа, как я, многовато. Низкий уровень кармы – одна из вещей, к которым поневоле привыкаешь при моей работе.
Я поднял телефонную трубку, набрал номер забегаловки на углу и заказал сандвич с яичным салатом. Потом врубил компьютер и сделал несколько запросов. Я даже не удивился, когда информации на Ортона Энгьюина там не оказалось. Я набрал имя Пэнси Гринлиф – женщины, у которой оставалась пока Челеста, – и даже подсказал ее адрес на Кренберри-стрит, но получил в ответ фигу. Забавы ради я набрал свое имя и, разумеется, оказался в списке. Что ж, спасибо и на том.
Я просмотрел почту. Ее накопилось почти за неделю, в основном счета и рекламная макулатура, открытка от парня из Вегаса, который был мне должен, и авторучка-сувенир от одной из аэрокосмических фирм. Я вытряхнул ее из конверта, и она повисла в воздухе у меня перед носом: антиграв, первый, увиденный собственными глазами. Похоже, важнейшие изобретения всегда заявляют о себе таким обыденным образом. Ты ожидаешь чуда из чудес, а на деле тебе доставляют по почте ручку, или расческу, или соломину для нюханья порошка с телефоном торговца на конверте. К тому же ручка наверняка окажется барахляной. Попишешь такой неделю, и кончится стержень.
В дверь постучали.
– Не заперто! – гаркнул я, сунул ручку в карман и полез в ящик стола за мелочью расплатиться за сандвич. Но это был не разносчик.
Первый из них оказался примерно моего возраста, с кривыми зубами и десятидолларовой стрижкой. Абсолютно стандартный для Отдела тип. Они все на одно лицо и отличаются только сортом карамелек от кашля, которые постоянно сосут. У них и привычка такая: подойти поближе, чтобы ты мог понюхать и восхититься их оригинальностью. Я имел дело с такими миллион раз, и, несомненно, еще миллион раз мне придется иметь с ними дело в будущем. Я и сам бы таким стал, останься я в свое время работать в Отделе.
Второй… второй это совсем другое дело. Толстый, лысеющий, бритый кое-как, в подтяжках и с парой медалей на лацкане. Крепкий орешек, за версту видать. Он ввалился в комнату, захлопнул за собою дверь и произнес: “Меткалф?” – таким голосом и с таким взглядом, что я, признаться, аж вздрогнул.
– Он самый, – ответил я.
– Где ты был час назад?
– Вы, ребята, часом не полы полировать? Я не могу договариваться с вами в отсутствие доктора.
Тот, что больше, уселся в кресло, где еще совсем недавно сидел Энгьюин. Второй покосился на запыленное кресло в углу у раковины и решил пока постоять.
– Дай-ка мне свою карточку и лицензию, – буркнул здоровяк.
Пока он изучал мои документы, я демонстративно смотрел в потолок. Когда он положил их на стол между нами, я принципиально не стал брать их сразу мол, не очень-то и хотелось.
– А где инквизитор Карбондейл? – спросил я.
– Его перебросили в приморский округ, – ответил здоровяк. – Моя фамилия Моргенлендер. Это – инквизитор Корнфельд. – При упоминании его имени молчаливый кивнул.