Кровь боярина Кучки

Род с высоты своей Голгофы радостно узнал князя Рязанского Владимира.

Дальнейшее происходило быстро и суматошно. Мученика сняли со щита. Владимир Святославич укрыл голого своим корзном. Его снесли в кареть и поспешили подкрепить вином.

Уже в дороге князь, обнимая друга, говорил:

- Проведал о твоей беде от Короба Якуна. Пробился к Гюргию. Ему сейчас ни до чего. Весь Боровицкий холм готовится к двойному торжеству. Посольник по пути к Рязани запалил коня, чтоб к сроку передать мне Гюргиево слово: «Приезжай ко мне, брате, в Москов». Тот же позов отправлен и Ольговичу в землю Голядскую. Там дела с приездом Глеба пошли в гору. Давыдовичи отступают. Изяслав в смятении. А здесь - всем праздник, а нам с тобой несчастье. Владимирский Андрей переломил отцовское упрямство. Гюргий надумал извести все семя Кучки. Андрей по своему почину увёз его детей. С Улитой обвенчался, Якима сделал постельничим. Уж после улещал отца. Не нынче завтра в Красных сёлах, а по-новому - в граде Москве, загремят застольями две свадьбы: Андрея и Улиты, к твоему горю, а также Гюргиевой дочки Олиславы и сынка Ольговича дурня Олега, к горю моему. В счастливых снах княжна давно была моей женой, а в жизни оказались руки коротки. Теперь бы впору свататься, да опоздал. Упрямый князь решенье принял, его не переломишь, я не Андрей…

- Пошто меня спасал? - перебил Род, - Зачем мне жизнь?

Владимир тяжело вздохнул:

- Жизнь, друже, нам нужна для перемен. Живой меняет окружающее, мёртвый не изменит ни на йоту.

Род не ответил. Они прибыли к Владимиру в его рязанское подворье. Два банщика-умельца, показав искусство на полке, сделали из вязня человека. Одетый влепоту и подкреплённый пищей, он был доставлен на Боровицкий холм прямо в покои Гюргия. Тот отдавал короткие приказы. Сновали люди взад- вперёд. При появлении Рода и Владимира он всех прогнал.

- Ну что, кучковский пролагатай? - втянул воздух кривым носом князь. - Не успел Ярун добраться до твоих костей? Признай, я поделом велел тебя убить…

- Как велел Кучке убить моих родных? - угрюмо вставил Род.

Обширная плешина князя покрылась потом. Маленькие глаза от ненависти стали меньше. Владимир побледнел. Но Гюргий, преломив в руках писало из гусиного пера, сдержался. Его планы касательно названого Кучковича теперь были иными.

- Иван мне прежде писывал, Владимир же теперь напомнил, что ты провидишь многое. Из слов твоих последних заключаю: льстить не станешь! Скажи, презренный волхв, что ждёт меня, когда пойду на юг?

Род медленно приблизился. Князь отступил.

- При нем ничего нет. Я проверял, - спешил уведомить Владимир.

Род усмехнулся:

- Перед тобою не убийца, государь. Я в жизни ни одной души не погубил, даже в бою. - Род сделал ещё шаг к оторопевшему властителю. - И более того скажу: я никому не отомстил. Кисляк, что меня предал не однажды, погиб не от моей руки. Паромщик Ждан, уворовавший мой каюк, сам упал в реку, я лишь увернулся от его удара…

Род не договорил. Князь, вдавливая спину в стену, произнёс чуть слышно:

- Ещё шаг - и кликну стражу.

- Сядь, государь, на этот вот сундук, - предложил ведалец. - Ты слишком вырос даже для меня, в глаза никак не загляну, в их глубину… Я все открою, что ждёт тебя на юге.

Гюргий сидел на сундуке, распялив очи, с опаской глядя на возвращённого им к жизни смертника.

- Жестокое кровопролитие переживёшь ты на Руси, - глухо объявил провидец, - Уйдёшь и вновь придёшь… великий князь!

- Я… я покуда не великий князь! - вскочил сын Мономаха.

- Не минет осьми лет, и ты - великий князь! - уточнил Род.

- Не лжёшь? - протянул длинные руки Гюргий. - Вижу по лицу: не можешь вы лгать. Однако… осьмилетье!.. Ох, как много!.. Однако же - великий князь!.. А после… долго ль жить останется?

- Пиров остерегайся, - был уклончивый ответ.

- Легко сказать - пиров! - задумчиво промолвил будущий великий князь. - Иное дело - лишних баб остерегаться. А пиров - это как снов… Хотя и сны бывают - о-го-го! - Он сам приблизился к провидцу, положил большие кисти длинных рук ему на плечи. - А ещё чего остерегаться?

- Предательства любимцев и любимиц, - вздохнул Род. - Не почитай фальшивый льянец за алмаз.

- К чему клонишь?- насторожился Гюргий. - Кто у меня фальшивый льянец? Или наобум изрёк, ради красного словца?

Суровый самовластец, хозяин легиона тысяч судеб не по высшему предназначению, а лишь по низменным людским законам, величественно снял руки с плеч провидца, как бы лишив его покрова:

- Андрей указывал мне на твоё зеленомудрие. Он прав.

Тут у Владимира Рязанского сами вырвались слова:

- Гюрятич, знаю по походам, не бросается словами.

- Ну так говори! - приблизил Мономашич страшное лицо к усталому лицу недавнего подстражника, - Кто у меня фальшивый льянец?

- Амелфа, - тихо сказал Род.

Тут Гюргий замахал руками:

- Вестимо, кто, как не она? Твоя врагиня! А хвастал, что не мстительный!

- Не мщение ты зришь, а попеченье о твоей персоне, - сказал Род. - Стыд вымолвить, что любострастная Амелфа делит свою плоть между презренным челядинцем и досточтимым князем.

После этих слов не страшно стало Роду, а жалко Гюргия - страдальческая злоба перекосила его некрасивое лицо.

- Вот за такой облог, - прошипел князь, - ответишь… нет, не головой, допрежь того руками и ногами.

И вновь Владимир Святославич подоспел на помощь.

- Успокойся, брат, - попросил он. - Боярин моего отца при мне открыл однажды, что Петрок Малой, его знакомец киевский, имел тайную жёнку. Её звали Амелфой. Боярский отрок сосватал после свою любу Кучке, а блудодействие его осталось в тайне.

Князь отворил дверь и крикнул:

- Позвать вдову изменника боярина Амелфицу и ещё этого… Петрока - как его? - Малого!

В покое долго было тихо. Ни один из трёх, стоящих поособно, не нарушал молчания.

Наконец Гюргий произнёс:

- Тебе, вздыхатель по Кучковне, я не верю на сей раз. - И он с враждой взглянул в сторону Рода. - А коли ты, Владимир, мне такое вылгал!..

- Ежели отцов боярин не соврал, и я не вылгал, - побледнел бывший изгой рязанский.

- Наветов не терплю, - двинулся Гюргий к свету и раскрыл оконницу.

Вошёл Петрок Малой. Род зорко углядел: морщинка на лице у глазуна от губ по подбородку едва заметно дрогнула.

Вошедший ждал, воззрясь на нового хозяина, а на рязанца с Родом не взглянул.

По Гюргию заметно было: он не знал, с чего начать.

- Вели слуге присесть, - попросил Род.

- Присядь, - указал князь на лавку у стола.

- Не смею, - вымолвил Малой. - В твоём присутствии…

- Присядь, - порезче молвил князь.

Петрок присел. Вошла Амелфа.

- А ты, боярыня, присядь насупротив, - уже свободнее распоряжался явно смущённый властелин.

Прелюбодеи сели друг против дружки.

- Вас обвиняют в любонеистовстве и любосластии промеж собой, - пожал плечами князь, всем видом утверждая, что не верит в такую клевету.

- Кто обвиняет, государь? - вскочила грозная Амелфа. - Вот этот выродок? - ткнула она пальцем в Рода. - Да щоб у нёго повылазило! - принялась она ругаться на родном наречии. - Щоб мни спознатысь с бугаем Петроком? Не стыдно тебе, княже, так меня срамить? - произнесла она уже на северном наречии.

- Остудись, - совсем смутился Гюргий, - Посиди молчком.

Дородная красавица присела, дробно застучав ореховым огорлием. Род вспомнил её дар: щепоть боярыни с ядром ореха у своих губ. Опять в его глазах эти орехи, проколотые, как он был уверен, отравленной иглой! Зачем она их не сняла, покинув пыточную? Не успела?

- Облог, - пробормотал глазун. - Злокозненный облог!

- А помнишь ли боярина Микулу Дядковича? - резко вопросил Владимир.

И вновь морщинка дрогнула у рта на подбородке глазуна.

- Не знаю никакого Дядковича.

Род внезапно очутился позади Петрока, возложил руки на лобастую медвежью голову. Глазун рванулся, вскинул кулаки и вдруг обмяк, словно придавленный неодолимой силой.