Кровь боярина Кучки

- Лилянке верь, а Вевейке нет, - посоветовал Яким.

- Какой Вевейке? - полюбопытствовал Род, не очень-то веря в успех Улитина доиска.

- Лилянка чёрненькая, а Вевейка рыжая, - обрисовал Яким.

- Тоже Улитина сенная девушка, да нутром чужая, - вставила Овдотьица.

- Вевея как Вевея, - отозвалась о служанке Улита. - Не лежит к ней душа, а надобно терпеть.

Гулкий колокол с подголосками возвестил окончание службы. Боярский кощей[71] Томилка позвал в крестильню.

- Вон и нотарь[72] порется со своей книжищей, перо за ухом, борода по колено, - прищурилась, глядя вдаль, Улита.

В крестильне не было посторонних. Только отец Исидор, дьякон и несколько хористов мужеска пола. Поодаль стояли боярич с боярышней и Амелфа с Петроком Малым, хотя присутствие последнего показалось Роду излишним. А что поделаешь? Любимый отрок боярский!

Восприемниками были Степан Иваныч с Овдотьицей.

Голому юноше в набедренной повязке зябко стоял ось в пустой купели, поливаемому водой. Отец Исидор не стал для него погрузником, как назвал Букал Гурия Мудрого, едва не окрестившего языческого волхва под Киевом. Для погружения в Чистые пруды время настало неподходящее: сентябрь на исходе. Купель же для такого богатыря понадобилась бы не простая, а богатырская.

- Языческий Аполлон! - уловил тонкий слух юноши святотатственный шёпот Амелфы на ухо Петроку.

- Какой полон? - не понял Малой свою учёную госпожу.

Отец Исидор поливал крещаемого водой, отстригал ему щепоть волос.

- …Отрицаешься ли?

- Отрицаюся! - отвечал Род, как ему подсказывали.

«Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся…» - пели хористы.

- …Отрицаешься? - снова вопрошал отец Исидор.

- Отрицаюся, - отрекался Род от кузнеца Сварога, от Букаловой веры, от всей своей прошлой жизни.

Призванный в крестильню нотарь сделал запись об усыновлении новокрещеного Петра боярином Степаном Ивановичем Кучкой. Запись была скреплена подписью усыновившего. Род заметил, что Улита уже покинула крестильню, а лица Амелфы и Петрока были сродни тем, что на росписи в белёном притворе храма, изображающей грешников в аду. Отец Исидор благословил торжественное усыновление. Приёмный отец дотянулся и запечатлел поцелуй на лбу юноши. Овдотьица и Яким крепко обняли и поздравили его. Принесли сухие поздравления и боярыня с отроком.

- Где же Улита? - истиха спросил Род Овдотьицу при выходе.

- Опять пошла убиваться моя дурёха, - вздохнула вводница. - Не глянешься ты ей братом.

Когда подъехали к дому и новый Кучкович ступил у ворот на землю, он ощутил тяжёлую руку боярина на своём локте.

- Пойдём, сын Пётр, покажу тебе весь свой достаток, часть которого будет твоей.

И он показал погреба, мёд уши, скотный двор, все службы, даже псарню, где Роду запомнился огромный бырнастый[73] пёс, прыгнувший, завидев хозяина, и плашмя лёгший у его ног.

- Буян! - восторженно отрекомендовал его Кучка и мановением руки несколько раз заставил то встать, то лечь. - Вот самый преданный мне слуга. Пока он жив, самому жить не страшно. - В огород боярин не повёл: - Тебя Улита с ним познакомила. - И ещё не повёл в избу, высунувшую тесовую макушку из-за глухого тына: - Это поруб, узилище для моих врагов. Чего его смотреть? Только душу мучить.

А хоромы напоминали улей в жаркий час медосбора. Многочисленная челядь сновала по переходам. Каждое крыльцо походило на леток, впускавший и выпускавший тружениц пчёл. Переодевшись в своей одрине, Род поднялся в верхние двусветные сени, белеющие накрытыми столами, пестреющие ковровыми лавками, сверкающие солнечными зайчиками, прыгающими из слюдяных окон. У раскрытой оконницы стояла Овдотьица. Юноша подошёл к ней. Отсюда весь двор был как на ладони. За распахнутыми воротами ясно виднелись подъезжающие тройки, четверни и шестерни. Всадники, правившие ими, спешивались. Лишь у одной кареты возница сидел не верхом на кореннике, а на облучке.

- Гляди-ка, сам Гюргий прибыл, - подняла палец Овдотьица. - И выезд у него по новому киевскому обычаю. Возатай[74] не с коня, а с тычка правит шестерней. Как не падает?

- Это чужеземный обычай, - пояснил Род, - Мне о нём сказывал один ведалец, что не раз за морем бывал.

Он вспомнил о Богомиле Соловье. Овдотьица продолжила вслух свои наблюдения:

- Вон гляди, Гюргий шествует с родными и присными.

- Который? - всматривался Род.

- Вон тот, немалого росту, толстый, лицом белый, глаза небольшие, нос длинный и кривой, борода малая. Углядел?

На князе был зелёный кафтан, а поверх него корзно[75] синее с красным подбоем, застёгнутое на правом плече красною запоною с золотыми отводами. Сапоги зелёные, востроносые. Высокая синяя шапка с красными наушниками.

- Говорят о нём: сластолюбец, не охоч до повседневных забот, все поручает своим вельможам, а они примучивают народ, - продолжала Овдотьица. - А вон, вон! Молодой князь Владимирский Андрей, - возбуждённо привстала она на цыпочках.

- Да который же? - заразился возбуждением Род.

- Да вот тот низкорослый, квадратный, половец. Сын первой Гюргиевой жены, половчанки. По-половецки называют его Китаном или Китаем, враг их разбери.

- Ты почто ругаешься? - удивился Род.

- Не по нраву он мне. Лицо - камень. Мысли слишком глубоко спрятаны.

Род не задумался над её словами. Не лицо этого князя, а яркая богатая одежда привлекла недавнего лесного отшельника. На молодом сыне Гюргия был кафтан малиновый, подпоясанный золотым источнем[76] с четырьмя концами. Воротник, рукава, подол кафтана ниже колен, края корзна - все наведено золотом. Сапоги красные. Шапка желтоватая, не очень высокая, с синими наушниками и красной опушкой.

- А вон ближний боярин Гюргиев, - пояснила Овдотьица, - Короб Якун. Своего воспитателя Симоновича, суздальского тысяцкого и подлинного правителя, князь уж с собой не возит. Слишком стар сын варяжского выходца Шимона. Почитай, лет уже девяносто небо коптит, православную чернь примучивает. А с вельможеством расстаться до смерти нет сил.

В сени входили гости. Шумный говор заглушил пояснения Овдотьицы. Она и Род отвернулись от окна к вошедшим. Вводница ещё успела шепнуть юноше, метнув глазами в седого усача с голой, как колена, головой:

- Дружинник Громила, самый искусный и мудрейший советник Гюргия.

Перед выходом хозяев и князей появились гудцы[77] и, когда двери распахнулись, грянула торжественная музыка.

«Птицы радуются весне, младенцы матери, а мы, княже, тебе, - славили государя суздальского молодые голоса. - Гусли строятся перстами, а град наш твоею державою!»

Князь благосклонно взглянул на хозяина дома, ему величание понравилось.

- Милости просим! Милости просим! - поясно кланялись высокому гостю боярин с боярыней.

Подошли с поклонами Улита и Яким, а следом за ними Овдотьица подтолкнула Рода.

- Славные у тебя дети, боярин, - похвалил Гюргий, глядя на Улиту.

- Моя кровь! - обнял Якима с Улитой Кучка.

- Поздравляю и с новообретённым сыном Петром, - впились в Рода маленькие глазки Гюргия. - Вылитый молодой Гюрята. Две капли воды! - не утерпел он прибавить.

- Мой христианский долг пригреть сироту, - пробормотал Кучка. - В честь него и пир.

- Помню Роговича, - вздохнул князь, не спуская глаз с Рода. - Случилась у нас нескладка, да зла я на него не держал, - произнёс он значительно и положил руку на плечо юноши, - Будь мне верным слугой.

Род склонил голову.

Гости рассаживались по поставу[78]. В челе стола - боярин с боярыней, князья Суздальский и Владимирский. Виновника торжества не по чину, а по случаю поместили рядом с Андреем Гюргиевичем. Якима по малолетству увели, а Улита осталась на пиру. Род заметил, что Андрей не спускал щёлочек-глаз с боярышни. Она была чудо как хороша. Привлекало червчатой яркостью подпоясанное прямое платье из золотой камки с широкими длинными рукавами, снабжёнными наручами. Пояс и наручи одного цвета, затканные золотым шитьём. Подол изукрашен каймой, а верх платья круглым отложным воротником. То и другое богато вышито. Потому что, как объясняла Овдотьица, нечистая сила не может ни войти, ни выйти через отверстие, защищённое вышивкой. Саму носительницу такого наряда, видно, не обременяла собственная красота. С детской игривостью она бросала тайные взоры через стол в сторону Рода, сидевшего рядом с Андреем, встречала пристальный взгляд князя и тут же отводила глаза.

[71] КОЩЕЙ - пленник, раб.

[72] НОТАРЬ - писец, секретарь.

[73] БЫРНАСТЫЙ - рыже-бурый.

[74] ВОЗАТАЙ - управляющий лошадьми, кучер.

[75] КОРЗНО - верхняя одежда в виде плаща.

[76] ИСТОЧЕНЬ - мужской пояс.

[77] ГУДЦЫ - музыканты.

[78] ПО ПОСТАВУ - по порядку.