Кровь боярина Кучки

- Я должен помешать!

- Клянусь Аллахом, ты не помешаешь, - держал его Абу Хамид за край одежды.

Род легко вырвался. Им овладело безумное стремленье спрыгнуть с крыши на головы толпы, продраться сквозь неё к страшной ладье, отнять жертву у зверей и разметать костёр. Толпа ревела.

- Ух-ух-ух-у-у-ух! - победно перекрыл её совиный клич лесовика.

Кое-чьи головы глянули вверх. За спиной Рода прозвучал голос:

- Не гаси чужого костра!

Заповедь Букала! Доподлинно, ну слово в слово, как по волшебному наитию, её воспроизвёл Абу Хамид.

Род замер, покорившись, у края кровли. Он видел, как старуха, выхватив широкий нож, вонзила его в бок Текусы и выдернула, как в это время мужские руки тянули вервие, как обнажённый Семендер взял в одну руку полено, зажёг его, пошёл задом к ладье, держась другой рукой за тайные уды, и быстро воспламенил хворост под ладьёй… Ангела Смерти с её помощниками уже не было вверху. Все девятеро судей, сбежав с помоста, начали кидать в костёр горящие отрубки. И вот все запылало - ладья, сруб, тело Чаушнара и царицы и все, бывшее в ладье. Дул ветер, пламя расширялось…

Абу Хамид затормошил своего нового знакомца:

- Хозяин ашханы сказал: люди Семендера идут сюда… тебя убить. Должно быть, ты был узнан на краю кровли кем-то из толпы. Во имя Аллаха поторопимся! Идём!

«Спасёт… он… только он», - вспомнилось предсмертное хрипенье Белендшера. Род не сопротивлялся, быстро ведомый за руку.

- Ты знал, араб, царицына кыпчака, что звали Белендшером? - спросил он.

- Клянусь Аллахом, я не знал такого, - мотал чалмой ал-Гаранти. - Бедняжка Сарагурь по смерти Чаушнара дала мне о тебе подробнейшие наставления. Тебя искали мои люди. А кто этот кыпчак? Друг, враг?

Род не ответил. Его мысли всецело занимал заве! Букала. Ужель вся жизнь так тонко предопределена? Зачем тогда искусство волхвования? Чтоб только знать или суметь предотвратить? Жестокая судьба жестокой Сарагури! Но Бака, Сбышечка, Онтонья! Душа и сердце - воск и мёд!..

У ашханы араба с его спутником и верными людьми вдруг окружили слуги Семендера. Завязалась драка. Один из семендеровцев пробился к Роду и Абу Хамиду. Араб закрыл глаза, переменясь в лице. Нет, креноватый нож стремился не к нему, а к горлу Рода. Из сжатого запястья пылкого убийцы хлынула кровь, как сок из стебля кукурузы. Вторым приёмом Род поднял ревущего и выбросил из плотного кольца абухамидовых телохранителей. Ошеломлённые кукразы отошли. Они послали за подмогой. Толпа лишь наблюдала, не вмешивалась. Видимо, народ Эталя, не очень-то радел о Семендере.

Рода и его спасителя-араба быстро понесли к берегу в роскошном паланкине.

- Ты сильный человек! - сказал ал-Гаранти.

Род не ответил.

- Я слышал, что кукразы едят крупное жёлтое зерно, неведомое в здешнем мире, - продолжал араб, надеясь отвлечь спутника от только что увиденного, - Они зовут его кукруза. Кука, или кика, - белояровая пшеница, руза - русская. При чём тут белояровая? Почему русская? У вас ведь таких зёрен нет. Ну а себя зовут кукразами. Странный народ! После набега на Шарукань опомнившиеся кыпчаки вытеснили его на острова. Я думаю, недолговечна судьба кукразов.

Род продолжал молчать, оцепенев. Лишь когда взошли на лойву с зелёными косыми парусами и головой дракона на носу, он подозрительно спросил:

- Куда меня везёшь?

- Подальше от опасностей, клянусь Аллахом, - пробормотал Абу Хамид.

- Мне нужно в землю вятичей. Владимир, Ярославль, Ростов, - называл Род знакомые арабу города.

Ал-Гаранти поспешно закивал чалмой: дескать, туда, туда. Однако на сей раз Аллахом не поклялся.

Они сидели в деревянной келье у кормы. Служитель внёс еду. Хозяин угощал спасённого гостя и развлекал беседой:

- Я удивлю тебя: Булгар - дорогой город, а товары на базаре ой как дёшевы! Взял горностаевую шубу за бесценок. Правда, шуба лёгкая, мех более для красоты, чем для тепла. В Индии её цена до тысячи динаров, в Марокко двести пятьдесят, а тут… Да ты меня не слушаешь?

Сухие губы Рода, ещё не тронувшего ароматных яств, шептали одно имя в трёх звучаниях:

- Сбыслава… Онтонья… Бака…

- Не вспоминай о виденном, - сложил ладони Абу Хамид, - Наслаждайся продолженьем жизни, что даровал Аллах. Ты знаешь, - перебил он сам себя, - меня в Булгаре привлекали не товары. Мне захотелось воочию узреть необычно краткий день в холодное время года и необычно краткую ночь в жаркое. Я был у реки Камы. Надел три шубы, одна подбита мехом. На ноги - обувь шерстяную, поверх неё - холщовую, а ещё сверху - бургали, из конской кожи сапоги, внизу на волчьей шкуре. Я умывался у огня тёплой водой, и она тут же замерзала. Я выдирал из бороды льдинки, а то, что тычет из носу, замерзало на усах. Из-за множества одежд я был не в состоянии залезть в телегу без колёс с высокими бортами, спутники меня подсаживали… Ты не слушаешь?

- Когда мы минем Волгу, войдём в Оку? - сгорал от нетерпенья Род.

- Итиль, Ока, чужая, ведомая даль, - кивал чалмой Абу Хамид, - Я достиг Йуры[466], страны дикого народа. Солнце там летом не заходит сорок дней, а зимой ночь столь же длинна. Их купцы несут товар в условленное место и кладут каждый своё отдельно. Поставив знак, уходят. Вернувшись, обнаруживаю! рядом тот товар, который нужен их стране. Берут, если согласны, а нет - уносят свой. Обману не бывает. И войн йугурты не ведут. Нет у них животных, ни вьючных и ни верховых. Лес, всюду лес, где много мёда и соболей, коих они едят. Дорог у них не сыщешь, всюду снег. Для путешествия они обстругивают длинные доски - верхний конец приподнят, а посередине место, чтоб ставить ногу, привязывая её ремнями. От обеих досок - длинный ремень, как конские поводья. Его держат в левой руке, а в правой палку в человечий рост. Внизу у этой палки нечто вроде шара из ткани, туго набиваемого шерстью. Шар - в человечью голову, но лёгкий. Упершись палкой в снег, отталкиваются позади и быстро двигаются по снегу. Если б не такие доски, там бы не пройти. Снег там вроде песка, не слёживается совсем…

Далее Род ничего не слышал.

Ему казалось, он тут же открыл глаза. Так только казалось. В пузырчатом оконце кельи была тьма. На колеблющемся прибранном столе горел и колебался светец в широкой чаше с маслом. Род проснулся на жёстком травяном матрасе. Напротив на одре храпел Абу Хамид. Они взошли на лойву в полдень, значит, Род спал долго. Спал без сновидений, как мертвец. Вскочив, он выбежал на палубу. Закинул голову. Серебряная гривна луны лежала на дне неба. В первый миг насторожило, что не увидел берегов. Значит, лойва продолжала идти морем, не проникла в Танаис, чтобы после на катках достичь Итили - Волги. В следующий миг в душе его подняло бурю расположенье звёзд. Арабы-моряки в чалмах не обращали на него внимания. Опрометью ворвавшись в келью, он растолкал Абу Хамида.

- Ты обманул меня, проклятый агарянин[467] Мы идём вовсе не на север! Мы идём на юг!

Ал-Гаранти поднялся, протёр глаза. Покинув одр, сел у стола, повесил голову. Без чалмы он выглядел не слишком молодо: седой старик!

- Ро-о-о-о-д! - произнёс он долго и гортанно, как Текуса. - Ты много пережил и слишком утомился. Ты проспал почти две ночи и полтора дня. Если Аллах поможет, скоро мы увидим Фару - маяк Боспорский. Ужель ты думаешь, я мог вернуть тебя в несчастную страну, где озоруют твои безумные князья? Ты слишком добр, слишком искусен, слишком могуч, чтоб подвергать тебя такой опасности. Аллах всеславный уже решил твою судьбу иначе. Ты поддержишь мои силы, поможешь мне в великих путешествиях, увидишь мир, какого даже сновиденья не изобретут. Аллах мне даровал тебя, редчайший из людей! Казни за то, что не исполнил твою волю. Ты мне теперь дороже жизни. Бросайся в волны, не переплывёшь Чермного моря. Лучше покорись судьбе и мне. Со временем воздашь себе хвалу за это. Нас ждут Царьград, святыни Палестины, африканский берег, а дальше - солнечная родина моя Гранада. И да поможет нам Аллах!

[466] ЙУРА - Югра, земля по обоим склонам Северного Урала и в низовьях Оби.

[467] АГАРЯНЕ - так православные называли всех неверных.