Страница 95 из 97
– Я его не убивал. – И я рассказал ему все, не таясь, но пришел к выводу, что он не очень-то мне поверил.
– И ты считаешь, что Стедмана убил Бойль?
– Не знаю, но уверен, что он замешан в этом деле.
– Минутку, Фоли… Когда убили Стедмана? Кажется, восемь дней назад, не так ли?
– Да, в прошлый вторник.
– Вот именно. А мы вернулись в порт только в пятницу.
Этого я и опасался.
– И он был с вами на борту?
– Конечно… А во вторник мы еще находились в четырехстах милях отсюда.
– Я не говорю, что Стедмана убил именно он, но Бойль точно приложил к этому руку. Вы никогда не слышали, чтобы он произносил имя Френсис Сели?
– Нет, никогда.
– А Денни?
– Тоже нет.
– А вас как зовут?
– Рауль Санчес.
– Так вот, послушайте меня, Рауль… – И я рассказал ему о нападении на меня около парка и об убийстве Френсис Сели.
– Это наверняка дело его рук, – закончил я. – И мне нужно знать о нем все. Может быть, именно в этом чемодане найдутся доказательства его вины.
Конечно, если вы дадите мне такую возможность.
– Что ж, может, ты и не лжешь. Ты все так искренне рассказывал, что мне хочется тебе поверить. Но если он застанет нас возле своего чемодана, мы будем покойниками.
– Сделаем иначе. Когда мы услышим его шаги, вы просто прыгнете на меня и сделаете вид, будто деретесь со мной.
А ему скажете, что поймали меня на месте преступления.
Санчес подумал немного, а потом, пожав плечами, стал меня развязывать.
– Спасибо, – сказал я, потирая руки. – Видимо, вы тоже о нем невысокого мнения…
– Возможно, но какое это имеет значение?
Я снова подошел к чемодану и взял револьвер, чтобы узнать, заряжен он или нет. Патронов не было. Я повернулся к Санчесу, и тот побледнел.
– Значит, я все-таки попался, как маленький ребенок, так?
– Возьми, – улыбнулся я, бросая ему револьвер и переходя тоже на «ты».
Он поймал его на лету, и опять на его лице промелькнуло удивление.
– Он не заряжен, – пояснил я. – Но если услышишь шаги Бойля, наставь револьвер на меня и говори, что только что вырвал его из моих рук.
– Гм… Что ж, теперь я, пожалуй, уверился, что ты рассказал мне правду. Но все-таки советую тебе поискать патроны в чемодане. Это единственная вещь, которая может нас спасти, если появится Бойль.
– Мне нельзя его убивать. Только один Бойль теперь знает, что я не виновен в смерти полицейского.
Я вернулся к пластиковому чемодану, чтобы рассмотреть получше фотографии.
Да, мужчина, сидящий на террасе, был именно тот, кто ломился ко мне в телефонную будку, но девушки я никогда не видел.
Я показал снимок Санчесу:
– Это Бойль?
– Да. Правда, снимок сделан несколько лет назад. Сейчас он еще больше облысел.
– Очень похож на того, который назвал меня Тото… Где сделана эта фотография, в Гаване?
– Возможно… Или в Веракрусе. Там тоже есть подобные кабачки.
– Бойль часто вспоминает о Кубе?
Санчес покачал головой:
– Он вообще неразговорчивый. Но по-испански говорит очень хорошо. Словно это его родной язык.
Санчес становился более общительным.
Я узнал от него, что Бойль сидел в тюрьме на Кубе.
Между тем я продолжал осмотр чемодана. В нем лежали игральные карты с порнографическими картинками и целая куча всякого другого хлама. Но патронов я не нашел.
Оставалось еще три письма. Я посмотрел на конверты. Два из них были отправлены в октябре, третье – в ноябре. Все три адресованы Эрни Бойлю через сеньору Джуменес из Ибор-Сити во Флориде.
Первое письмо было написано по-испански. Этого языка я почти не знал, а поскольку написано оно было неразборчиво, то и вовсе ничего не понял. В двух других, тоже написанных по-испански, я смог разобрать только женское имя Цецилия.
– А ты знаешь испанский? – спросил я у Санчеса.
– Ну что ты, Фоли! Откуда?
– Но ты же мексиканец.
– Да, но читаю и пишу по-английски. Говорить я немного могу, но читать и писать не умею.
Я был огорчен. Что же делать?
– Может, несколько слов все-таки разберу, – продолжал Санчес, – но…
– Что «но»?
– Не очень-то хочется читать чужую переписку. К, тому же, если Бойль застанет нас за этим делом, то живыми нам уж точно не уйти.
– Я тоже моряк. И мне самому не хочется рыться в чужих вещах. Но это ведь не товарищ… Его вообще нельзя назвать человеком. Этот ублюдок утопил в ванне девушку. Всего четыре часа назад.
Помогал и в убийстве Парсела…
– Ну хорошо, – наконец решился Санчес.
Он просмотрел письма. В каюте было совершенно тихо. Я с беспокойством огляделся в поисках деревянной свайки.
Даже если она и будет у меня в руке, все равно придется туго при встрече с Бойлем.
Наконец Санчес кончил читать, вложил письма в конверты и протянул их мне:
– Всего я, конечно, не понял, но с уверенностью скажу, что это любовные письма. Кроме того, тут женщина интересуется, когда у него будут деньги.
Судя по всему, он собирался купить какое-то судно.
– В его чемодане есть фотография, на которой заснята шхуна. Может, о ней идет речь?
– Во всяком случае, судно неоднократно упоминается.
– А имен нет?
– Только какая-то Джуменес и Френсис.
Я поднял голову:
– Френсис? А фамилия?
– Фамилии нет, только имя. Кажется, речь идет о женщине из Ибор-Сити.
Это предместье Тампы. Там проживают кубинцы.
– Я знаю. А сколько времени Бойль уже служит на вашем судне?
– С сентября прошлого года. Поступил на корабль в Тампе.
– Значит, вы отвозите свой груз в Тампу?
– Да… Иногда в Пенсаколу.
– И часто бываете в Санпорте?
– Время от времени заходим.
– Здесь никто к нему не приходил на судно?
– Насколько мне известно, нет.
– А часто он отлучался, когда вы стояли тут?
– Да как все…
Это мне не понравилось.
– У вас есть судовой журнал?
– Конечно. В нем отметки за каждый день. И местонахождение корабля, если мы его знаем. – Он улыбнулся. – Мы же не такие, как вы с вашими лотами и секстантами, мы плаваем по-простому.
– А нельзя ли взглянуть в этот журнал?
– Почему же нельзя?.. Можно.
Санчес поднялся по трапу, исчез на палубе и вскоре вернулся со старым журналом.
– Поищите-ка, где находилась «Мерилин» двадцатого декабря.
Он полистал журнал:
– Здесь, в Санпорте. Бросили тут якорь семнадцатого, а ушли в море двадцать первого. В семь утра.
– Отлично… А двадцать восьмого января?
– Так… Тоже в Санпорте. Прибыли двадцать седьмого, отплыли – тридцатого.
Значит, Бойль был в Санпорте и в день ограбления на фабрике Шико, и в день «самоубийства» Парсела. Правда, это еще ничего не доказывало.
– Большое тебе спасибо, Санчес.
Он снова исчез вместе с журналом.
А я взял одно из писем и стал внимательно его изучать, стараясь вспомнить испанские слова. В нем наверняка должна быть какая-нибудь зацепка. Я услышал, как возвращается Санчес…
– Ты все еще суешь нос не в свои дела, приятель?
Я обернулся, но это был не Санчес.
На трапе стоял Бойль, огромный, массивный, в старом плаще. Его толстые губы скривились в мерзостной улыбке, а в руке блеснуло лезвие ножа. Я схватил свайку. Но Бойль лишь улыбался, глядя на меня, видимо размышляя, как со мной лучше расправиться.
Не раздумывая долго, я разбил свайкой лампу, и кубрик погрузился во мрак.
– Единственный выход отсюда – по трапу, мой дорогой… Иди же сюда, – прохрипел Бойль.
Я старался сдержать дыхание, чтобы не выдать своего местонахождения, и вспомнил: револьвер! Санчес оставил его на койке. Я стал осторожно ощупывать одеяло, и наконец мои пальцы наткнулись на оружие… Револьвер не заряжен, но я знал, что с ним делать. Вынув из кармана пару монеток, бросил их в сторону…
Никакой реакции. Бойль внезапно рассмеялся:
– Неужели, дорогой, ты думал, что я попадусь на такую приманку?..
И в тот же миг я запустил револьвер в ту сторону, откуда прозвучал его голос.