Страница 59 из 75
Я чувствую головокружение и открываю глаза, неустойчиво шатаясь на краю скалы. Впервые в своей жизни, я чувствую, что тут слишком высоко. Я могу упасть.
Я отползаю от края, сердце колотится в груди.
Вау. Думаю, слишком много давления. Я тру глаза. Этого слишком много.
Порыв ветра ударяет меня, теплый и настойчивый у моего лица; мои волосы выбрали этот момент, чтобы выбиться из хвостика и кружиться вокруг меня, в моих глазах. Я кашляю и убираю их. Целые две секунды, я мечтаю о том, чтобы у меня были ножницы. Я бы все отрезала. Может так и сделаю, если или когда вернусь из ада. Новой мне понадобится радикальная смена внешности.
Я с тоской смотрю в небо, затем задерживаю дыхание, когда по-настоящему вглядываюсь в него. Облака рассеиваются, только несколько клочков белого висят в отдалении. Небо чистое. Солнце медленно снижается над океаном, выглядывая из-за верхушек деревьев золотым пламенем.
Что случилось? Подумала я с изумлением. Это сделала я? Я как-то разогнала шторм? Я знаю, что Билли может контролировать погоду, и иногда погодные условия становятся искаженными, когда она слишком эмоциональна, но я никогда не думала, что смогу сделать это сама.
Я встаю. Независимо от причины, это хорошо. Сейчас я могу летать, даже если это на несколько минут. Это как подарок. Я снимаю толстовку, вытянув руки над головой и приготавливаюсь, чтобы призвать свои крылья.
Именно тогда я слышу шуршание позади себя, затем безошибочный звук кроссовок по скале, маленькое ворчание, когда кто-то поднимается в горку. Кто-то идет.
Облом. Раньше я здесь никого не встречала. Это общественная тропа и каждый может ходить здесь, предполагаю я, но, как правило, здесь пустынно. Это трудный подъем. Я всегда рассчитывала на то, что у меня будет место, где я могу побыть одна.
Ну, думаю, полет отменяется.
Думаю, это кто-то глупый. Найдите собственное место для размышлений.
Но затем чьи-то глупые ладони появляются на краю скалы, после чего виднеются руки, затем лицо, и это не кто-то глупый.
Это моя мама.
— О, привет, — говорит она. — Не знала, что здесь кто-то есть.
Она не знает меня. Ее голубые глаза распахиваются, когда она видит меня, но это не узнавание. Удивление. Она тоже никогда здесь ни с кем не сталкивалась.
Моя первая мысль: она красивая и моложе, чем я когда-либо видела ее. Ее волосы завиты в локоны и пушатся, и я бы дразнила ее, если бы увидела такой на фотографии. На ней светлые джинсы и голубая рубашка, которая собирается на плечах, что напоминает мне о том случае, когда она заставила меня смотреть «Танец-вспышка»[35] по кабельному. Она девушка с постера из восьмидесятых, и она выглядит такой здоровой, такой взволнованной жизнью. В горле образовывается ком. Я хочу обнять ее и никогда не отпускать.
Она неловко смотрит в сторону. Я пялюсь.
Я закрываю рот.
— Привет, — выдавливаю я. — Как ты? Прекрасный день, не так ли?
Сейчас она смотрит на мою одежду: на мои узкие джинсы и черную майку, на мои болтающиеся, развивающиеся волосы. Ее глаза настороженные, но любопытные, она поворачивается и смотрит со мной на долину.
— Да. Прекрасная погода.
Я протягиваю руку.
— Я Клара, — говорю я, как образец дружелюбия.
— Мэгги, — отвечает она, принимая мою руку, качая ее, но, не сжимая, и я получаю представление о том, что происходит внутри ее. Она раздражена. Это ее место. Она хотела побыть одна.
Я улыбаюсь.
— Часто сюда приходишь?
— Это мое место для того, чтобы подумать, — отвечает она, таким тоном, который тонко сообщает мне, что сейчас ее очередь, и я должна уходить.
Я никуда не собираюсь.
— Мое тоже. — Я сажусь на свой валун, это не то, чего она хотела, и я почти смеюсь вслух.
Она решает подождать, пока я уйду. Она садится на другую сторону от валуна и вытягивает перед собой ноги, капаясь в сумке, чтобы найти пару солнцезащитных очков полицейского образца, и надевает их, откидывая голову назад, будто загорает. Она сидит в этой позе несколько мгновений, ее глаза закрыты, пока я больше не могу терпеть. Я должна с ней поговорить.
— Так ты живешь поблизости? — спрашиваю я.
Она хмурится. Ее глаза открыты, и я чувствую, как ее раздражение уступает место настороженности. Она не любит людей, которые задают слишком много вопросов, которые появляются из ниоткуда в неожиданных местах и которые слишком дружелюбны. Раньше у нее были попытки общения с такими людьми, и ни одна из них хорошо не закончилась.
— Я заканчиваю первый курс в Стэнфорде, — болтаю я. — Я до сих пор новенькая в здешних местах, так что всегда травлю местных жителей вопросами о том, где лучше поесть, куда сходить и так далее.
Выражение ее лица смягчается.
— Я окончила Стэнфорд, — говорит она. — Какая у тебя специальность?
— Биология, — отвечаю я, нервно ожидая увидеть, что она подумает об этом. — Программа обучения на подготовительных медицинских курсах.
— У меня степень по медсестринскому делу, — отвечает она. — Иногда это трудный путь: делать людей лучше, восстанавливать их, но так же это награждает.
Я почти забыла об этой ее стороне. Медсестра.
Мы немного разговариваем: о соперничестве Стэнфорда-Беркли[36], о Калифорнии, о том какие пляжи лучше для сёрфинга и о программе подготовительных курсов. Через пять минут она стала намного дружелюбнее, отчасти все еще желая, чтобы я ушла, чтобы она смогла сосредоточиться и принять решение, за которым пришла сюда, но так же позабавлена моими шутками, ей любопытно, она очарована. Могу сказать, что я ей нравлюсь. Мама любила меня, даже если не знает, что должна любить меня. Я рада.
— Ты когда-нибудь была в Стэнфордской Мемориальной Церкви?— спрашиваю я ее, когда в разговоре образуется затишье.
Она качает головой.
— Как правило, я не хожу в церковь.
Интересно. Не то, чтобы мама фанатела от церкви, но пока я росла у меня всегда было впечатление, что ей там нравилось. Мы перестали ходить туда только тогда, когда я стала подростком, может потому что она думала, что я сделаю в церкви что-то, что разоблачит нашу семью.
— Почему нет? — спрашиваю я. — Что не так с церковью?
— Они всегда говорят вам, что надо делать, — отвечает она. — А я не люблю выполнять приказы.
— Даже от Бога?
Она рассматривает меня, один уголок ее глаза приподнимается в улыбке.
— Особенно от Бога.
Очень интересно. Может, мне слишком нравится этот разговор. Может, я должна рассказать ей, кто я напрямую, но как можно вывалить на кого-то, что ее еще-даже-не-зачатый-ребенок, пришел навестить ее из будущего? Я не хочу свести ее с ума.
— И так, — говорит она через минуту. — О чем ты пришла сюда подумать?
Как это сказать?
— Я собираюсь отправиться в… поездку, помочь подруге, которая оказалась в плохом месте.
Она кивает:
— И ты не хочешь ехать.
— Я хочу. Она нуждается во мне. Но у меня такое чувство, что если я поеду, то у меня не будет возможности вернуться. Все изменится. Ты понимаешь?
— Ох, — она всматривается в мое лицо, что-то замечая там. — И ты оставляешь парня позади.
Поверьте, она ничего не упускает, даже сейчас.
— Что-то типа того.
— Любовь — это великолепная вещь… — отвечает она, — … и заноза в заднице.
Я удивленно смеюсь. Она ругается. Я никогда раньше не слышала, чтобы она ругалась. Молодые девушки, всегда говорила она мне, никогда не ругаются. Это не солидно.
— Звучит как голос опыта, — дразню я ее. — Об этом ты пришла сюда подумать? О мужчине?
Я наблюдаю, как она тщательно формулирует слова, прежде чем произносит их. — Предложение.
— Вау! — восклицаю я, и она хихикает. — Это серьезно.
— Да, — бормочет она. — Это так.
— Значит, он спросил тебя? — Святое дерьмо. Должно быть, она говорит о папе. Она поднялась сюда, чтобы решить, выходить за него или нет.
Она кивает, ее глаза затуманены, будто она вспоминает что-то горькое.