Страница 8 из 116
Обычно привыкший к осторожности и даже часто нерешительный, сейчас он был готов действовать не раздумывая, тем более что его бояре согласно кивали головами и призывали его выступить. В конце концов, он настоящий князь и должен раз и навсегда показать киевским боярам, многие из которых помнили его отца, что достоен занимать золотой Киевский престол.
За князем первыми поднялись Данила Игнатьевич, Захар Сбыславич и Славята, вслед за ними потянулись остальные Святополковы люди. Некоторые бросали на киевских смысленых мужей двусмысленные взгляды - кто кого? Нарочитое киевское боярство, пустившиее здесь глубокие корни и потому ставшее слишком тяжелым на подъем, или пришлые бояре, пусть малоопытные, зато готовые на все. Но не успел Святополк сойти со стола и не прозвучало ни одного обидного слова, как с места медленно, словно тело вдруг перестало повиноваться ему, поднялся Ян Вышатич.
- Князь, - негромко рокотнул он, широкой ладонью пригладив седые волосы, которые лишь на висках и затылке еще сохраняли темный цвет, - дозволь слово молвить.
Святополк остановился, выжидательно притихнув.
- Ты князь, тебе и началовать, - медленно, подбирая слова, заговорил старый тысяцкий. - Как ты прикажешь, так мы и поступим. Повелишь - оборужим своих людей и выйдем вслед за тобой. Но прежде чем выходить навстречу поганым, послушай моего совета: пошли в Переяславль, к Владимиру Всеволодичу Мономаху. Он тебе брат и витязь нарочитый, не раз ходил на поганых и на ляхов, и на булгар, и на угров. У Переяславля добудешь помочь и силу для войны с погаными. Пошли ко Владимиру!
Ян Вышатич замолчал, глядя в пол, - широкий, грузный, в дорогой собольей шубе похожий на медведя перед спячкой, и Святополк, кажущийся еще более худощавым перед ним, обвел взглядом притихших бояр. Его собственные советники еле скрывали удивление, недоумевая, что может означать сей совет. Киевляне тоже были встревожены: одни - опасаясь, как бы не отверг князь умные слова, а другие - боясь за его княжью честь.
Правду молвить, Святополк не радовался этому. Владимир Мономах был его главным соперником на Киевском столе - сейчас, когда Святославичи разобщены и повержены, Всеславичи заняты своими делами, неугомонные князья-изгои тоже, кажется, остыли. Не тайна, что Мономах спал и видел править Русью вослед отцу, и его больно уязвило и поразило решение киевского веча послать за Святополком. Честолюбивый, хитрый, умный и сильный, Мономах был самым страшным внутренним врагом. Он только и ждал, чтобы свергнуть Святополка, и не явится ли призыв о помощи тем первым признаком слабости великого князя, после которого Мономах может с полным правом сказать: я тот, кто вам нужен, а Изяславого племени чтоб духу здесь не было! Под его рукой - ни разу не страдавшие от половецкого нашествия земли, он может собрать такую рать, что легко свергнет Святополка… но много ли будет радости, коли то же самое сотворит какой-нибудь половецкий хан?
Эти сомнения единым вихрем промчались в мозгу Святополка. Он с настороженностью воззрился на киевлян: подозревая людей в злых умыслах, он так и не научился читать в чужих душах, но сейчас почувствовал, что Ян Вышатич сказал именно то, что думал.
- Добро, - важно, будто это было решение, надуманное им самим, произнес он. - Пошлите гонца к брату моему Владимиру. Скажите, что великий киевский князь Святополк зовет его на битву с погаными!
Гонец умчался в тот же день, а еще через два дня, загоняя коней, в Киев прибыл сам Владимир Мономах.
Братья заранее уговорились встретиться в Михайловском монастыре. Уповая на Бога и святого Михаила-архистратига, Святополк, имевший в крещении имя Михаил, долго молился за успех дела, но слова молитвы замерли у него на губах, когда вошедший бочком дружинник шепотом доложил, что Владимир Всеволодович уже здесь.
Прискакал он с особым чувством, и Святополк сразу угадал мысли переяславльского князя, когда тот, широкий, крепкокостный, раскрасневшийся после скачки, вперевалочку взошел в палаты. Владимир был раздосадован и недоволен делами Святополка, но старался скрыть свои истинные чувства. Однако нетерпеливая радость - не прошло и полугода, как он снова понадобился Киеву, и теперь все поймут, кто достоин золотого стола! - была слишком сильна и порой проскакивала огоньками в светлых глазах и дрожью в низком, хорошо поставленном голосе. Святополк был от того же волнения бледен, и эта разница в сочетании с его высоким ростом, худощавостью и темными длинными волосами разительно бросалась в глаза.
Едва переступив порог монастырской трапезной, где его ждали князь и бояре, Мономах набросился на Святополка с упреками:
- Ну как же можно было быть столь неразумным, брат? Кто же сейчас спорит с половцами, когда они сильны, а мы разобщены? Прошлые два года были неурожайны, люди обнищали, брать с них нечего! А тут еще и поганые пришли! Совсем загубить землю хочешь?
За спинами князей стояли их бояре, тут же находились Ян Вышатич и Никифор Коснятич с киевлянами. Святополк тревожно стрельнул взглядом из-под бровей - понимают ли они, что Владимир нарочно поливает старейшего брата грязью? Он подозревал Мономаха и, жалея о том, что послал за ним, приготовился не соглашаться с ним ни в чем.
- Поганые губят землю, - возразил он.
- А мы им в том своими вечными которами[16] споспешествуем! - с горечью и торжеством возгласил Мономах. - У земли сил нет, а мы последнее отбираем!
- Уж не меня ли ты, князь, считаешь виновником оскудения земли? - огрызнулся Святополк. - Мои тиуны разве грабили народ последние пять лет? Я водил поганых на Русскую землю?
- При отце твоем ляхи в Киеве бесчинствовали! - немедленно откликнулся Владимир. - А латиняне совсем было власть взяли! Еще бы немного - и отняли у нас веру Христову, православную!
И Владимир с чувством перекрестился на видимые в небольшом окошке кресты Михайловского собора. Некоторые бояре последовали его примеру.
- А на Нежатиной Ниве…
- На Нежатину Ниву Святославичи половцев вели! - возразил Святополк. - А ты после поганых на Всеслава водил! Сколь городов пожег, сколько русских людей по твоему попустительству в полон угнано погаными?
- А по твоему еще более сгинет сейчас, когда половцы на Русь пришли! - Владимир стремительно прошелся туда-сюда перед неподвижно стоявшим Святополком. Хотя для князей поставили стулья, ни один не присел, и бояре продолжали стоять столбами, переминаясь с ноги на ногу и переглядываясь. - Мириться с ними надо, пока не поздно! Пусть заберут то, что уже взяли, а мы еще добавим даров для ханов! Я пошлю в свой Смоленск и Новгород. Мстиславовы бояре соберут дары, Ростов и Суздаль тоже поделятся. Повинимся перед ханами, мачеха моя перед кем надо слово замолвит - утвердим мир Руси с Диким Полем!
Говоря, Мономах все мерял и мерял шагами трапезную, и Святополк, следя за его мельтешением, чувствовал раздражение.
- Не желаю я мира с погаными! - сказал, как отрезал, он. - Бить их надо!
- Плетью обуха не перешибешь!
- Земля встанет…
- Киевская? На колени она встанет! Перед погаными!.. - чуть не закричал Мономах. - Это осиное гнездо сейчас только чуть раздразни - налетят на нас все их колена, сметут с лица земли! Какой же ты князь, коли этого не понимаешь?
- Да если бы не ты, я бы не стал даже вспоминать о тебе! Твоя да отца твоего вина в скудости Киевской земли - вы ее истощили!
Мономах прекратил бегать по трапезной, остановился перед Святополком.
- Мы? - чуть ли не прошипел он.
- А то кто же? Мнишь, не ведаю я, каково последние годы стрыевы мужи на Киевщине похозяйничали? Пока отец твой дряхлел, ты под себя самые богатые земли подмял, в то время как исстари повелось - у Киева больше всего земли! Новгород должен быть моим - почему там сидит твой сын? А Чернигов? Почему он под твоей рукой?
- Потому что я сильнее!
Разволновавшись, Мономах побледнел, а Святополк, наоборот, побагровел. Последние слова прозвучали для него пощечиной, и хотя он был уверен, что Владимир нарочно говорит ему все это, чтобы вывести из себя, но уже ничего не мог поделать. Он уже вскинулся навстречу Мономаху, уже с уст его было готово сорваться гневное слово, но тут неожиданно вскинул обе руки Ян Вышатич.
[16] Котора - ссора, распря.