Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 116



Деревянные стены Звенигорода показались впереди, когда один из отроков, подъехав внезапно, с маху ударил князя саблей в грудь и сразу помчался прочь, так и оставив саблю в ране. Ярополк успел вытащить ее, успел сказать последнее слово - и скончался. Двое отроков подсадили тело князя на коня и отвезли во Владимир, а оттуда в Киев, где мать и жена, жившие заложницами у Всеволода, смогли проститься с мужем и сыном. Убийца же нашел приют у старшего Ростиславича, Рюрика. И хотя не было доказано, что братья-изгои прямо причастны к убийству, все же было ясно, что Волынская земля оставалась за ними.

Святополк ничего не мог сделать для брата и его осиротевших сыновей. Ему оставалось заказать панихиду по Ярополку - и ждать. Но нет худа без добра: со смертью Ярополка освободился Туров, куда Святополк по приказу Всеволода перебрался через два года, освободив город для его внука, малолетнего Мстислава. Город был ближе к Киеву, в котором после смерти стареющего Всеволода ему предстояло княжить. Святополк ждал.

Глава 1

вятополк ждал. И дождался.

Сперва зимой пришла весть о тяжелой болезни великого князя киевского Всеволода Ярославича. Князь давненько уже хворал, по нескольку дней не выходя из своих покоев и передоверив дела сыну Владимиру Мономаху и ближним боярам. Но на сей раз хворь приключилась с ним нешуточная, и в середине апреля 6601 (1093 от Р.Х. - Прим. авт.) года гонец принес весть о кончине Всеволода.

Святополк обрадовался и встревожился одновременно. В последние годы княжения Всеволода истинным правителем на Руси был его сын Мономах. Он и сейчас был в Киеве и легко мог венчаться на княжение вслед отцу, нарушая лествичное право[2]. Имя Мономаха у всех на устах, он первый князь по силе, стол Киевский уже у него… Но несколько дней спустя пришел в Туров гонец с весточкой от Мономаха:

«Не желая братних котор и усобиц для земли Руской, уважая твое старейшество, уступаю тебе стол Киевский».

Не веря своим глазам, Святополк долго выпытывал у гонца, правда ли там была прописана. Гонец ничего не таил. Да, Владимир Мономах обрел в Киеве и окрестных землях много сторонников, у него большая дружина, вся Смоленская, Киевская, Переяславльская и Ростово-Суздальская земли стоят за ним, младший брат Ростислав ходит в руке старшего брата, князья-изгои не смеют сказать противного слова - но киевское людство порешило иначе. Едва сторонники Мономаха возвысили голос в пользу Владимира, поднялся весь Подол, все окрестные земли, старое боярство - и обиженные Всеволодовыми боярами люди указали Мономаху путь из Киева. В утешение себе Владимир отписывался словами о братской любви и уважении к лествичному праву двоюродного брата. Но зол и раздосадован он был сверх меры - вместе с женой, детьми и ближними боярами Владимир ушел в Чернигов, не дожидаясь приезда Святополка в Киев.

Киевляне встречали сына Изяслава Ярославича с радостью: звонили во все колокола, народ высыпал на улицы, привечая княжеский поезд. Отцовы бояре, что при Всеволоде жили по своим дворам тихо-мирно, толпились на княжеском подворье, спеша выказать уважение молодому князю. Даже киевский тысяцкий Ян Вышатич - и тот пришел на погляд, привел брата Путяту. Принимая отцовых бояр, купцов, городских и ремесленных старейшин, Святополк с замиранием сердца чувствовал - вон она, власть. И ее сладкий привкус тревожил и дурманил голову. Теперь он - новый князь, станет наконец-то вместо отца своим двоюродным братьям, сможет поступать так, как хочет. И первое, что Святополк сделал, - это, желая досадить Владимиру Мономаху й показать, кто теперь управляет Русью, отнял у него Смоленский стол. И без того слишком много волостей держали сыновья Всеволода - даже Новгород, где на кормление был посажен Владимиров первенец Мстислав, и тот ушел под их руку! Надо было ослабить братьев-врагов. И на освободившийся Смоленский стол Святополк посадил Давыда Святославича, князя-изгоя, брата неистового Олега Тмутараканского. Тихий, отчаянно боявшийся повторить судьбу братьев Романа и Олега, не имевший до сей поры своего стола, Давыд горячо поблагодарил Святополка, обещая за это держать его руку.

Теперь в лествице между Святополком и Владимиром появился Давыд - трудно придется Мономаху по смерти старшего брата добывать себе великокняжеский стол!

В зарослях ивняка, в кустах над рекой неумолчно звенели птицы. Проглянуло после проливных дождей солнышко, и мир ожил, затрепетал, радуясь теплу и свету. Лето вступало в свои права, и смерды, глядя на пашни, вздыхали и хмурили брови: предыдущие годы выдались неурожайными, по Руси из-за недорода прошелся мор, земля скудела, и все надеялись, что новый год принесет долгожданное обилие. Видимо, Бог сжалился над Русью - погоды стояли дивные и можно было надеяться на урожай. Только бы не пришли поганые!

Последние годы они малость поутихли - скотом, узорочьем и скорой[3] одаривал половецких послов князь Всеволод. Его верная дружина аки звери лютые рыскали по погостам, выколачивая из изнуренных неурожаем смердов дани и подати. Случалось, хватали за неуплату и волокли на продажу разорившихся должников, отбирали сыновей и дочерей, перегоняли их на торжище, где еврейские и арабские купцы скупали славянских юношей и девушек, платя князю золотом - золотом, которое шло половецким послам в уплату дани. Роптали на разбой бояре, хмурились огнищане[4] и тиуны[5], ворчал простой люд - но зато не тревожили набегами половцы. Однако что будет теперь, при новом князе?



Впрочем, парнишку, который забился в заросли тальника и, обхватив колени руками, глядел на тихую воду Торчицы, не волновали чужие тревоги. Какое ему дело до смены князей - он ни одного не видал в глаза! Какое дело до даней половцам - для него было лучше, чтоб пришли поганые. Тогда смог бы он встать плечо к плечу со старшими братьями и отцом и погибнуть в бою, защищая родимый дом. Как тогда восплачет по нему мать, как вздохнет отец, как повесят чубы братья! Вот ведь, скажут, мы не любили его! А он погиб - и не у кого просить прощения за давние обиды.

Лют сам не знал, почему едва ли не с самого рождения он стоял особняком в семье. В Торческе всех народов перемешано - не счесть. Еще при Ярославе Владимировиче основан был сей городец, населен кочевыми торками[6] да берендеями[7], которые передались под руку могущественного русского кагана, вызвались хранить южные пределы Руси от печенегов да и своих братьев-торков из враждебных колен. Посадника с дружиной и тиунами поставили славян, после возвращения Олега Святославича в Тмутаракань бежали сюда последние хазары, оседали касоги[8] и ясы[9], появлялись торговцы из арабов. Все жили вместе, не мешаясь и не ссорясь, и откуда в славянской семье одного из княжьих тиунов, сплошь русоволосых и сероглазых, взялся смуглый черноволосый кареглазый отрок - не поймешь. Холопы на подворье Лютова отца сказывали о хазаринке, которую привел как-то из похода княжеский тиун Захар Гостятич. Глянулась она тиуну - да тиун не пришелся по сердцу молоденькой рабыне. Тот к ней и лаской, и таской - впустую. Кончилось тем, что затащил он силком ее на сеновал. А девять месяцев спустя родила хазаринка мальчика - да и померла от горячки. По Правде Ярославичей, быть ей и ребенку ее свободными, потому взяли младенца в хоромы, растили сперва вместе со старшими сыновьями тиуна - да не заладилось что-то. Больно обижена была мачеха на мальчишку, помня красавицу-хазаринку, а вслед за матерью и старшие сыновья не упускали случая задеть приемыша где обидным словом, а где делом.

[2] Лествичное право - система наследования, когда младший брат наследовал старшему в княжеском роде, передвигаясь, как бы по ступенькам лестницы, с одного стола на другой.

[3] Скора - пушнина.

[4] Огнищанин - средний и мелкий землевладелец, «княжеский муж».

[5] Тиун - княжеский или боярский слуга, управляющий хозяйством в Древней Руси в XI - XV вв.

[6] Торки - тюркоязычные кочевники (гузы).

[7] Берендеи - кочевое племя тюркского происхождения (вероятно, выделились из племенного объединения половцев).

[8] Касоги - название черкесов (адыгов) в русских летописях.

[9] Ясы - ираноязычные племена сарматского происхождения - предки осетин.