Страница 20 из 109
Младший Ольжич ему не нравился - было в нём что-то чужое, какая-то червоточинка. Худой, смуглолицый, длинноволосый, чертами лица Игорь Ольгович напоминал половца. Совсем другим, не половецким, был его нрав - ходил Игорь тихо, говорил мало и часто можно было его встретить в княжеской домовой церкви, где Новгород-Северский князь тихонько молился.
В начале зимы все заговорили о большом походе. На княжеском подворье толклись бояре, в кузнях неумолчно звенели молоты - там ковали мечи, правили наконечники копий, спешно собирали новые доспехи и латали старые. Дважды перед самым Рождественским постом Всеволод Ольжич устраивал смотр боярским дружинам. Он стоял на красном крыльце, держа брата Игоря по правую руку от себя. Левая его рука тяжело опиралась на плечо старшего сына, юного Святослава. Отрок только-только пошёл в рост, над верхней губой его начал пробиваться первый пушок усов, голос стал ломаться, он старательно изображал взрослого, свысока глядя на бояр и боярских отроков.
Иван держался чуть ниже на ступени, и сердце его замирало от предчувствия большой войны. Он успел уже присмотреться к Киеву и понимал, что если встанут только Киевская земля вместе с Новгород-Северским уделом Игоря Ольжича да Курском Святослава Ольжича, то Владимирке Галицкому придётся туго. А есть ещё рати туровские, смоленские, черниговские, волынские… А ежели Польша подсобит… Сметут они Галич, как есть сметут. И гордостью, и страхом полнилось его сердце.
- Благодарю вас всех за радение о службе княжеской! - прокричал Всеволод с крыльца, когда последняя боярская дружина проскакала мимо. - Любите вы своего князя - любит и князь вас! Покамест держите дружины при себе, кормите и поите до отвала - вскорости уж выступаем в поход. Недолго осталось ждать! А после похода я вас пожалую, никого не обижу!
Бояре и их отроки нестройными криками выразили радость. Всеволод хлопнул по плечу Игоря:
- Вот, брате, для тебя сила! Бери и иди в поход за честью и победой!
- Брат, - только и молвил Игорь, прижимая руку к сердцу, - ты только ешь, пей, веселись, себя береги. А мы службу справим - любо-дорого будет глянуть!
Довольные друг другом, братья-князья пошли во дворец. Иван увязался за ними. По-прежнему держа одну руку на плече сына, а другой касаясь братова локтя, Всеволод негромко напутствовал Игоря, как ему быть в походе. На уговоры не поддаваться, добиваться лишь победы и восстановления истинного княжения, да много в обоз не тащить - чай, не на половцев поход.
Лишь пройдя переходом, братья заметили идущего за ними Ивана.
- Берладник? - Всеволод кликал Ивана Ростиславича только так, по-своему потешаясь над тем, откуда тот прибыл. - Ты почто тут?
- Княже, - Иван прижал руку к сердцу, - мои вой давно к походу готовы. Хоть сейчас в седла и на бой!… Только обидно мне, что не со мной твои беседы. Аль я тут лишний?
- О чём ты? - Всеволод нахмурил седеющие брови. - В толк не возьму…
- Так ведь война, князь!
- А! - Ольжич рассмеялся. - Помстилось тебе, Берладник! Не про твой Звенигород речь. Идёт на ляхов Игорь - добывать престола свату моему Владиславу Болеславичу. Тот по окраинным городам полки сбирает.
- А как же я? - Ивану показалось, что он ослыдался. Виданное ли дело - ведь Всеволод Ольжич обещался!
Тот усмехнулся, видя затуманившееся Иваново лицо, потрепал его по плечу:
- Не бойся. Настанет и твой черёд. Слово великого князя в том!
Черёд настал скорее, чем Иван думал.
Поход в Польшу был короток и неудачен. Сперва Игорь Ольжич быстрым наскоком настиг четверых младших братьев Владислава Болеславича, сидевших вместе в маленьком городке недалеко от Кракова. Не ожидая увидеть под стенами огромного русского войска, младшие Болеславичи без лишних споров согласились уступить старшему брату королевство, и, воротив себе трон, Владислав немедленно пожаловал русским в вечное владение городок Визну.
Обрадованный Игорь воротился с победой. Его не огорчало даже то, что мало пришлось забрать полона - слишком спешили туда и обратно, хватали лишь то, что успевали на ходу. Город Визна был сам по себе достаточным приобретением.
С тем он воротился в Киев, принеся радостные вести брату Всеволоду. А вскорости по его следам, загоняя коней, прискакал вторично изгнанный Владислав. На сей раз восстал сам народ, и усмирить бунт черни и примкнувших к ней можновладцев ещё нетвёрдо сидевший на троне король не мог.
Он сидел в палатах великого князя, усталый с дороги и говорил хриплым голосом:
- Дай мне полков, Всеволод. Ещё полков дай! Нонче сам пойду да тех бисовых детей самолично наказую!
Всеволод сидел, развалясь. Ночью ему было худо, слабость ещё не прошла, и он был раздражителен. Скрывая недомогание и злость, покачал головой:
- Уж прости, дорогой сват, но ныне не о том думки мои. Спешу я собрать рати на Владимирку Володаревича Галицкого. Пойду у него воевать волости Звенигородские. А тамо, глядишь, и до тебя сызнова черёд дойдёт. Звенигород - он к Польше близок. Считай, самое приграничье…
Владислав выпрямился. Он понял князев намёк и кивнул головой:
- Добре. Нехай всё так будет!
Вот так и дошёл черёд до Ивана Ростиславича. Сам Всеволод, собирая рати, говорил: «Пошли Звенигород для Берлади добывать!» Решив в случае победы сразу, с пределов Звенигородских, заручившись поддержкой нового тамошнего князя и взяв его дружины, отправиться в Польшу, Всеволод собирал огромную рать. Шли почти все, кто два года назад ходил на Галич, - поднялись Киев, Чернигов, Переяславль, Смоленск, Туров, Владимир-Волынский. Пришли и союзные половцы, которых привлекла возможность безнаказанно пограбить русские города. Они уже прошли, не тронув, Поросье и лишь облизнулись на стены Торческа, Богуславля, Канева и Триполя. Теперь они хотели наверстать упущенное возле Теребовля, Плесненска и Бужска.
Выступили ранней весной. Иван Ростиславич ехал, словно на горячих угольях - поминутно привставал на стременах, тянул шею вдаль и разве что не самолично скакал в дозор, который высылало войско впереди себя. Конь под ним тоже плясал, грыз удила и норовил пуститься вскачь.
Дружинники, ехавшие следом, видели нетерпение своего князя.
- Ишь ты, как домой-то спешит! - переговаривались они. - Ну чисто бы взял и полетел!
- А ты чо думаешь? Ему, что ль, охота чужой хлеб задарма есть? В чужом дому горек хлеб, а на родной земле и чёрствой корочке будешь рад!
- То-то и оно, что на чужой! А после чего?
- После? Он - князь, а мы при нём. Аль не мило?
- Эх, братцы, - воскликнул один из дружинников, звенигородец, - аж сердце заходится, как подумаю, что на родину ворочаюсь! У меня там лада оставалась в посаде. Дождалась бы…
- Дождётся, коли замуж не пошла, - охлаждали его пыл.
- Дождётся, - уверял звенигородец, - ежели муж не прибил за какую провинность…
Он замолчал, мечтая о запретных ласках чужой жены.
От Котельницы свернули чуть южнее, чтобы, пройдя через Межибожье, выйти к Звенигороду короткой дорогой. Дальше лежал Теребовль - город, в котором княжил, а позднее и умер Василько Ростиславич. При нём был Теребовль одним из набольших городов Червонной Руси - он да Перемышль, да Звенигород, да Дорогобуж. Галич поднялся позднее, когда из Перемышля туда переехал Владимирко Володаревич.
Вскоре ранняя весна проявила свой капризный норов. Стало быстро теплеть, зарядили проливные дожди. Они в три дни согнали весь снег, так что к берегу Серета, на котором стоял Теребовль, войска подходили с трудом. Вдоль обочины дороги тут и там торчали брошенные сани - одинокие, задравшие к небу оглобли. На них везли сено и зерно коням и еству для людей, брони и оружие для ополчения. Теперь всё это либо по-половецки вьючили на заводных Коней, либо тащили на себе. Кое-кто из бояр, посметливее, в деревнях отнимал у мужиков подводы, куда переваливал своё добро. Но большинство пешцев месили весеннюю грязь ногами. Часть сена и зерна пришлось-таки бросить и перебиваться тем, что грабила в деревнях.