Ослепительный нож

11

По прибытии в дом Наримантовых Всеволожа отдалась в полную собственность княгини Марьи Васильевны. Старшая сестра Василиуса проследила со всей заботой, как гостью отпарили в бане, как обрядили, как потчевали. Повечер в ложню боярышни явилась лесная дева, посвежевшая, отдохнувшая, спросила застенчиво:

- Не отпустишь ли в Нивны?

Евфимия, не ожидавшая столь внезапной разлуки, удивилась:

- Сей час?

- Завтра поутру, - потупилась дева и тихо примолвила: - Ты ведь отныне благополучна?

В дверь заглянула бойкая челядинка:

- Евфимия свет Ивановна! Князь просит пожаловать в свой покой.

Окаменевшая Всеволожа с места не тронулась. Раина ответила позовнице:

- Тотчас придёт. - Закрывши за челядинкой, она обернулась к давней спутнице по несчастьям, всхлипнула, тут же бросилась ей на шею: - Голубонька! Думала, надоела тебе, стала не нужна. Лишний груз - с воза прочь! А ты… Отстегай меня, избей дуру! Дай душистым платчиком тебе очи вытру…

Боярышня высвободилась из объятий девы и глухо произнесла:

- Твоя правда. Надобно попрощаться. Амма Гнева сойдёт с ума. - И тут же засобиралась пред очи князя: - Где губная масть, сурмила с румянами?

- Вот он, твой ларчик, - подала Раина понуро и ушла.

Евфимия посовещалась с зерцалом и отправилась к воеводе.

В покое княжеском было так покойно, будто не выгорела Москва. Юрий Патрикеич сидел на лавке. Сорочка белела из-под расстёгнутого охабня. Усы - чуть ли не до пупа.

- Ох, приукрасилась! - восхитился он Всеволожей. - Не смущай старика. Присядь-ка насупротив, на стольце. Полюбуюсь да потолкуем.

Прежде всего он пожелал слышать всё, что произошло в Курмыше. Боярышня пересказала случившееся, опустив свою прю с Улу-Махметом в диване. Воевода кивал согласно, пока речь не дошла до её спора с Плещеевым из-за пойманных и повязанных татарском посольнике и Шемякином дьяке.

- Тут ты, Евфимия, была не права, - возразил старик. - Нынче на виске Дубенской открыл, что князь Дмитрий Юрьич требовал государю смерти, себе же великого княжения под рукой казанского царя. Бегич подтвердил сии происки. Его выпустят без урону. Улу-Махмет, занятый казанскою смутой, не возведёт на нас зла. Что до Шемяки, то он бежал к себе в Углич, узнав о поимке посла и дьяка. Да ведь Углич не Литва, при нужде достанем.

- Завтра великий князь будет на Москве, - молвила Всеволожа.

- Завтра, коли успеет, - тяжело вздохнул Наримантов. - Без него Москва- сирота. А ещё надобно ему в Переяславль завернуть, взять великих княгинь с детьми. С пожару-то Софья Витовтовна настропалилась в Тверь, да Шемяка у Дубны перехватил её поезд, поворотил в Ростов. Ныне в Переяславле государыня-мать ждёт сына, а государыня Марья - мужа.

- Как детки Марьины? - спросила Евфимия. - Как старшенький Иоанн?

- В полном здравии и Иван, и Юрий, - отвечал воевода.

- Мыслю многое об Иване, - пооткровенничала Евфимия. - Зрю его в славе. Будучи на берегах Волхова, собственноушно слыхала, как чудотворец Михаил Клопский предрёк ему полное одоление над Великим Новгородом.

- Не вместе ль мы любовались Волховом? - напомнил воевода. - Не слыхал такого пророчества.

- Я вдругожды была, - сообщила боярышня. - Бежала от Шемякиной казни.

- Поведывали о твоих мытарствах, - поник Юрий Патрикеич. - Только ведь этот юродивый, сказывают, родня князю Константину Дмитричу, нашему супротивнику, Царство ему Небесное!

- Запомнился мне тот день! - не отозвалась Всеволожа на замечание Наримантова. - Как после стало известно, он вточию совпал с днём рождения Иоанна. Юродивый объявил, что крестил новорождённого Троицкий игумен Зиновий. Как мог узнать?

- Чудны дела твои, Господи! - Воевода возвёл очи горе. - Кому даёшь, у кого отымаешь - Твоё Господне соизволение… Однако же истомилась ты, неусыпная путница, пора и на опочив, - поднял он Всеволожу, запечатлев отцов поцелуй на её челе.

Расстались до завтра, не ведая, что сулит день грядущий.

Поутру - ни свет ни заря - ворвалась в опочивальню Раина:

- Беда, голубонька!

- Какая ещё беда? - вскочила уставшая от бед Всеволожа.

- Прошла беда! - обрадовала лесная дева. - А страху-то было! В шестом часу ночи поколебался весь город, Кремль и посад, домы и церкви. С меня неведомая сила стряхнула сон. И сила-то недолгая, а незримая - вот в чём страсть! Вся челядь обеспамятела: бегают, кричат… Княгиня Марья Васильевна объявила, якобы внутриземье разверзло недра, дабы поглотить Москву. Князь вышел в одной сорочке, усовещивал подружию. Наименовал происшествие явлением естества, весьма необычного для земель северных. Евфимия тем временем умывалась и одевалась.

- Землетрясение! - вымолвила она. - О разрушениях не говаривают?

- Нет, - качнула головой Раина. - Лишь со слезьми не спавшие исповедуют спавшим всё виденное и слышанное. Гром изошёл из земных глубин. Ночь осветилась нечувствительным заревом. Дворский Кузьма счёл нечаянный ужас предтечею новых бед…

Суматошно начавшийся день суматошно продолжился. Челядинцы передавали друг другу слухи и пересуды, сообщали, что ни на Торгу, ни в домах ни о чём ином речи нет, кроме как об ужасном явлении. Юрия Патрикеича не было весь день. Всем распоряжалась Марья Васильевна. Унять общую дрожь было не в её силах… Вдруг зазвонили колокола. Радостно, как на светлый праздник. Все колокола уцелевших от пожара церквей московских возвещали окрест некое благое известие. Дворский Кузьма первый принёс его в дом:

- Государь воротился из плена!

Ввечеру на двор Наримантова прибыл конный поезд. Евфимия углядела из слюдяного оконца, как в нестойком кружевном мареве первого раннего снега всадники спешивались, выгружали из возков скарб. Весь дом наполнился мужским говором.

- Бра-тинь-ка-а-а! - раздался истошный голос Марьи Васильевны, вероятно обнимавшей как бы выходца с того света.

Евфимию никто не позвал. Десятое чувство подсказывало не покидать свою ложню.

Раина, вбежав, перечислила всех прибывших:

- Хозяин с Плещеевым и другими боярами привезли великого князя! Готовят пир!..

- Ты собиралась сегодня в Нивны, - напомнила Всеволожа.

- Собиралась, не собралась, - тряхнула дева кудряшками. - До того как земля разбудила, увидела «привидение». Забыла рассказать в суете. А ехать не еду.

- Про кого «привидение»? - полюбопытничала боярышня.

- Про тебя…

В дверь очесливо постучали.

- Взойди, Василиус.

- По стуку узнаёшь меня, Евушка? - широко улыбаясь, вошёл государь к своей недавней сподвижнице. Раина исчезла. Он уселся на сундуке, упёр руки в колени. - Вот мы и на Москве!

- Слава тебе, Господи! - перекрестилась боярышня на икону Спасителя.

- Не токмо в столице, во всех городах, в самих хижинах сельских добрые подданные веселились моему возвращению, спешили воочию лицезреть, - начал он рассказ. - Забыв о горькой стихии, москвичи толпами шли навстречу. В Переславле нашёл многих князей, бояр и детей боярских. Ратных собралось столько, хоть иди на сильнейшего из врагов. Старикам сие напомнило деда моего, славимого после Куликова поля. Донской пленил славой, я тронул сердца несчастьем.

- Не обольщайся, - молвила Всеволожа. - Боюсь давать волю чувствам. Жизнь многожды повергала из радости в горе.

- Горестно видеть московский пепел, - охладился великий князь. - Пустыри вместо улиц. Не имею дворца. Оставил матушку на Ваганкове, в её доме. С ней Марья и дети. Сам поживу пока в тереме Юрия Патрикеича, единственном уцелевшем в Кремле.

- Ещё Шемякин двор уцелел, - усмехнулась Евфимия.

- Ох, не напоминай о Шемяке! - отвернулся Василиус.

Боярышня встала.

- Пришло мне время прощаться с гостеприимным боярином и твоей сестрой.

Василиус взял её за руку и вновь усадил напротив.

- Выслушай до конца. Завтра возьму детей и поеду к Троице. По обычаю отцов и дедов вознесу благодарственные молитвы за спасение от поганых. Марьица остаётся, сызнова тяжела. Матушке не можется. Возьму кой-кого из ближних. Очень бы желательно, чтобы ты спустя день-другой оказалась там же, на богомолье. Нашли бы время и место для дружественной беседы. Есть о чём. Известно мне подлинно о твоём позове в царский диван. Ты ни о чём таком не обмолвилась со мною в Курмыше. Теперь поведаешь всё потонку. Да и помолиться следует самой. Чудом ведь спаслась!