Страница 12 из 135
Она откинула окованную бронзой крышку, и поражённая боярышня узрела позеленевшие застёжки переплётов, бурый пергамент свитков.
- Дозволь одним глазком взглянуть?
- Гляди двумя, - присела с ней у сундука хозяйка.
- «Тайная тайных», - шёпотом прочла Евфимия.
- Это Аристотелевы мысли, - пояснила амма Гнева. - Ими греческий мудрец воспитывал героя Македонского. Иные называют его труд Аристотелевыми вратами.
- «Добропрохладный ветроград», - прочла Евфимия.
- Лечебник травный для лекарок, - отложила книгу амма Гнева.
Боярышня тихонько развернула древний свиток и прочитала непонятный заголовок по складам:
- «Раф-ли»…
Амма свернула свиток.
- Тут разом не постигнешь. Гадание по чёрточкам и точкам.
- А, - извлекла большую книгу гостья, - это мне знакомо понаслышке: «Шестокрыл».
- Да, здесь гадание по звёздам, - перебрала хозяйка жёлтые листы. - Мой Андрей Дмитрич увлекается.
- А вот страшное названье: «Трепетник», - вопросительно уставилась на амму Всеволожа.
Гнева убрала книгу.
- Это я гадаю по дрожанью мышц, по зуду в разных частях тела, по ушному звону…
- А «Лопаточники» что такое?
Книга была тут же отнята, сундук закрыт.
- Негоже непосвящённой проникать в такие дебри, - заключила разговор боярыня-колдунья.
- В чём тайна этой книги? - не сдавалась цепкая Евфимия.
- В лопатках убитого скота, - кратко пояснила Гнева, - Волхвование такое.
Евфимия сообразила, что, допустив её до отреченных книг, Мамонша спохватилась и теперь сердилась на себя. Пришла пора переменить беседу.
- Напрасно, Акилинушка, боишься за мою судьбу, - промолвила боярышня. - Не превозмогут козни злой Витовтовны сердечных чувств Василиуса. Он посулил взять меня в жены. Велел ждать.
Тут Агафоклия, не умудрённая книжной премудрости, а потому сидевшая в сторонке, как бы отсутствуя, вдруг подала голос:
- Посулённого ждут год, а суженого до веку.
Евфимия, забывшая о ней, смутилась.
- Не веришь моим страхам? - покачала головой боярыня. - Лучше без веры в худшее готовиться к нему, чем после кусать локти.
- Пусть в будущее глянет, - пробасила Агафоклия. - Узнает настоящее.
Амма Гнева резко повела рукой.
- Не надо, Фёкла. Не хочу её успенью подвергать.
- Как можно глянуть в будущее? - Евфимия не скрыла тоненькой усмешки, - Опять гаданье на воде, на зёрнах?
- Нет, речь не о гадании, - чуть слышно пробубнила Агафоклия и завершила вовсе непонятно: - Паломничество душ…
- Оставь в покое её душу! - вышла из себя хозяйка кельи.
Евфимия, расширив очи, попросила:
- Объясни, пожалуй, Акилинушка: в чём соль вашего спора?
- Соль в том, Офимья, - объяснила амма Гнева, - что жизнь людская - смена повторений.
- Я не пойму, - потупилась боярышня.
- Всё повторяется на нашем бренном свете, - продолжила хозяйка, - как день и ночь, как лето и зима… Вот ты отцом в истории навычна, так вспомни, как вели себя великокняжеские дети. У сыновей Владимира Святого - усобица. У Ярославовых - опять же подирушка. У Невского героя Александра сыновья передрались, порушив все его заветы…
- Тут спору нет. - Евфимия вздохнула. - Однако что из сего следует?
- Порассуждаем далее, - подняла палец амма Гнева. - Опять же из истории: Михаил Черниговский пал первой жертвой царей монгольских, а почти через сто лет в Орде же гибнет его племянник праправнучатый, тоже Михаил, хотя Тверской. Или иное: Андрей, сын Невского, оспаривает власть у брата старшего Димитрия. А спустя полтора века опять-таки праправнучатый его племянник, твой Василиус, в таком же споре с дядей Юрием.
- Мало ли что совпадает, - повела плечом Евфимия.
- Не знаю про князей, - вмешалась Агафоклия, - А у Генефы нашей прапрабабка уводом выскочила замуж за одерноватого[5] холопа. По мужу стала полною бессрочною рабынею удельного князька. Отец дуравку еле выкупил, семейство пустил по миру. Так что ж ты скажешь! Мать Генефы почти век спустя выскочила за ушкуйника, и оба были проданы в приморской Кафе на работорговом рынке. Генефа родилась от сарацина - глаза косят. Оторве удалось бежать на Русь. В пути чуть не погибла. Отметина на лбу до сей поры. Так вот она и мыслит, что душа прабабки вселилась в мать. Родители той и другой скончали от переживаний жизнь до срока. И я готова предложить тебе, Офимья, коли не испугаешься, отправиться так-этак лет на сто, на двести в будущее. В кого душа твоя вселится, с тем то же самое произойдёт, что нынче ждёт тебя.
- Какие вздоры! - поднялась Евфимия, - Не верю, будто Михаил Тверской имел душу Черниговского, а мой Василиус душу Андрея Александровича. Пустые измышления! И времени сменить нельзя. Какое нам судьбой отпущено, лишь в том просуществуем.
- Учёный мой боярин говорит обратное, - промолвила Мамонша. - Он одержим предерзостной мечтой попасть в иную жизнь не токмо что душою, даже телом.
Евфимия взглянула на пестунью с явным недоверием.
- Не станет Андрей Дмитрич на химеры мысли тратить. Сама видала, он сотворяет вещи весьма полезные: зрительный снаряд и громовые стрелы для возжигания огня…
- Всё это у него - побочное, - сказала Акилина. - Главнейшее, чем одержим, - найти проходы заповедные из нынешнего в будущее. Ведь время, по его словам, - и тонкая, и сложная материя. Не бой часов, не смена тьмы и света, не звенья цепи, а, скорей всего, пирог слоёный. Вот Андрей Дмитрич и ушёл в расчёты: ищет в пространстве нити, через которые…
- Ах, это всё причуды, - отмахнулась Агафоклия. Как было видно, тут-то она с гостьей заодно. - Ничто нас не соединяет с иным миром, кроме смерти. И тело остаётся здесь. Мамон боярин - попросту чудак. Офимья же твоя - трусиха. Я в первый раз в паломничество душу отправляла, тоже трусила. Ведь это, хоть и временная, всё же смерть!
- Нет, я не трушу, - возразила гостья, - Просто я не верю.
- Давайте-ка вечерять, - пригласила амма Гнева. - Феклуша, доставай посуду.
Тут уж боярышня не уступила:
- Пусть Агафоклия подвергнет меня чуду.
Хозяйка воспротивилась всем видом. Совсельница её предупредила возражения:
- Ручаюсь, подопечная твоя останется цела и невредима.
- Знаю, знаю, - проворчала Акилина. - А всё же потрясение…
- Я не пугаюсь потрясений, - перебила Всеволожа. - Пусть хоть сама смерть…
- Не кликай саму смерть, - предупредила Агафоклия. - Придя, она должна уйти, её сердить не надо.
После недолгих препирательств амма Гнева разрешила опыт. Евфимию переодели в белую приволоку, платье всех сестёр, и уложили на широкой лавке. Агафоклия склонилась к ней.
- Не трепещи душою, девонька. Рождаемся для смерти, умираем же для жизни. Дыши ровнее, расслабь члены. Заснёшь ты ненадолго. Почувствуешь себя во сне, как наяву. Узнаешь всё и возвратишься. Спи спокойно!
От последних слов дохнуло холодом. Однако страх исчез. Усыпляемая ловила быстрый шёпот Агафоклии, почти не понимая смысла:
- Ходит сон по сенюшкам, дрёма по новым. Сон, что лучше отца с матушкой, сон, что смерти брат. Смертушка-смерёдушка, не наглая, что от внезапности, не немощная, что от хвори, не несчастная, что от случая, не насильственная, что от зла, смешивайся со сном! Хам пшеницу сеет, Сим молитву деет, Афет власть имеет, Смерть же всем владеет. На неё - на солнце - во все глаза не глянешь… Кому сон, кому явь, кому сон, кому быль… Пронеси, Бог, сон мороком! Смерть, Смерть на носу!.. Свищи, душа, через нос!
Это были последние слова Агафоклии, донёсшиеся до Евфимии уже издали. А совсем рядом прозвучал дикий от страха крик аммы Гневы:
- Она желтеет!.. Ты её умертвила, ведьма!..
Более боярышня Всеволожа ничего здешнего не слышала.
6
Их везли на смотрины в большой карете. Двести красивейших девушек из боярских и дворянских семей собрали в Коломенском, чтобы избрать достойнейшую в невесты молодому царю. Из двухсот выбрали и посадили в карету шесть.
5
Одерноватый - находящийся в полной, бессрочной кабале.