Сувенир из Камбоджи

Однако в ее голосе прозвучали неуверенные нотки, и консьержка украдкой бросила взгляд на кушетку. Кошка повела ухом, как будто почувствовала этот взгляд.

– Вы уверены? – Леня проследил за ее взглядом. – Вы ведь обещали всячески содействовать следствию в моем лице! А кстати, как зовут вашу кошечку?

– Маруся, – смущенно сообщила консьержка. – Ну да, я вышла на пять минут… ну, может быть, на десять… н у, самое большее, на полчаса. Маруся куда-то убежала, и я очень беспокоилась… сами знаете, сейчас развелось столько беспризорных собак…

– Значит, вас в это время не было на месте, – констатировал Леня. – А когда вы вернулись, вы не заметили ничего подозрительного?

– Ничего… – пролепетала консьержка и снова воровато покосилась на кушетку.

Леня протянул руку и поднял край одеяла.

На полу под кушеткой он увидел синюю хозяйственную сумку на колесиках.

– Я ее на всякий случай прибрала! – смущенно забормотала Галина Семеновна. – Мало ли, думаю, кто-то из жильцов забыл… но никто не спрашивал, я и подумала…

– Значит, так! – перебил ее Маркиз. – Пожалуйста, подробнее, где и при каких обстоятельствах вы нашли эту сумку?

– Так вот, я пошла искать Марусю… ну, нашла я ее быстро, Маруся около баков сидела. Вернулась… мне навстречу из подъезда выбежал какой-то мужчина…

– Вот об этом мужчине, пожалуйста, еще раз и чуть подробнее. Как он выглядел?

– Извините, – консьержка пригорюнилась. – Я как раз в это время отчитывала Марусю, поэтому не разглядела его как следует. Но вообще-то самый обычный, невзрачный мужичонка. Как говорится, отворотясь не наглядеться. Вот вы, к примеру, мужчина видный, заметный, а мимо того пройдешь – и не заметишь… Росту небольшого, ни худой, ни толстый, волосы ни темные, ни светлые, ни седые, ни кудрявые – в общем, и сказать-то про него нечего…

– Ценное качество, – вздохнул Маркиз.

Сам он обладал приятной, но не запоминающейся внешностью и ценил это в других людях.

– Значит, про того мужчину вы ничего не можете сказать, – продолжил он. – А как насчет этой сумки?

– Да вот разминулась я с этим мужчиной, вхожу в подъезд, а тут как раз эта сумка стоит, прямо на дороге. Я и решила, что кто-то из жильцов забыл… прибрала ее на всякий случай, думаю, если кто спросит – отдам, но только никто про нее не спрашивал, так что я теперь думаю, не забыл ли ее тот мужчина, с которым я столкнулась…

– Да, это вполне возможно! – Леня вытащил сумку из-под кушетки, заглянул в нее. Сумка была пуста.

– В ней и тогда ничего не было?

– Конечно! – Консьержка состроила обиженную физиономию. – Неужели вы думаете, что, если там что-то было, я бы это взяла?

– Нет, что вы, у меня и в мыслях такого не было!

Леня прощупал сумку изнутри. Под клапаном, который закрывал сумку, он нащупал что-то шуршащее.

– Галина Семеновна, – обратился он к консьержке, – у вас нет маникюрных ножниц или чего-нибудь в этом роде?

– Маникюрных? Маникюрных нету. А вам зачем? У вас руки вроде бы в порядке.

– Мне не для этого. Мне нужно шов подпороть.

– Шов подпороть? Кто же шов ножницами подпарывает! Вот, пожалуйста! – Консьержка достала большую корзинку с рукоделием и подала Лене бритвенное лезвие. Он подпорол шов на краю клапана и достал из-под подкладки скомканную бумажку.

Это был обрывок какой-то накладной или квитанции. Выцветшими лиловыми чернилами было написано: «…ки мужские х/б – 70 пар… носовые – 120 штук… стяные – 90 пар…»

Консьержка потянулась, пытаясь заглянуть через его плечо, но Леня ей не позволил.

– Извините, Галина Семеновна, но есть такое понятие – тайна следствия!

Леня спрятал бумажку в карман, чтобы внимательнее изучить ее дома, и снова обратился к консьержке:

– Значит, больше вы ничего не можете сообщить следствию? Я имею в виду, ничего полезного?

– Больше ничего! – Консьержка сделала круглые глаза. – Вот как на духу, больше ничего в тот день не случилось!

– Что ж, перейдем к следующему вопросу…

– А вы эту сумку конфискуете? – полюбопытствовала Галина Семеновна.

– А вы почему интересуетесь? – сухо спросил Маркиз.

– А можно, я ее возьму себе? Никто из жильцов ее не спрашивал, а она такая удобная! Особенно если на рынок за овощами ходить!

– Лично я не возражаю, – милостиво согласился Маркиз. – Особенно если за овощами. Но только придется вам проехать в отделение и там все оформить документально – дескать, вещественное доказательство, во временное пользование…

Его вранье оказало немедленное действие, консьержка испуганно замахала руками:

– Да забирайте вы эту сумку, мне она и даром не нужна!

– Тогда ответьте еще на несколько вопросов! – потребовал Леня.

– Спрашивайте! – с готовностью воскликнула консьержка, подавив вздох.

– С первым днем мы выяснили. А на следующий день после этого вы видели двух людей, которые привезли в квартиру номер четырнадцать шведские кастрюли?

– Видела, – оживилась консьержка. – Уж там шведские кастрюли были или китайские, это я вам точно не скажу, в коробки я не заглядывала, а только я их пропустила. А как я могла их не пропустить, если Анна Аркадьевна сама предупредила? Или сейчас новое правило, что никого не пропускать?

– Вы все сделали правильно, – успокоил ее Маркиз. – Только теперь постарайтесь вспомнить все что можно об этих людях. Или они были такие же невзрачные и неприметные, как тот мужчина? – Он выразительно покосился на сумку.

– Нет, почему же… – Консьержка наморщила лоб, припоминая. – Женщина, та очень даже приметная была. Пальто на ней дорогое, стеганое, с меховым воротником. Цвет такой хороший, прямо как брусничное варенье. Я похожее на Людмиле Францевне видела, из девятой квартиры, так то пальто чуть не пятьдесят тысяч стоит. А еще на ней сапоги были такие модные, что прямо хоть по телевизору показывай. И шляпка…

– Галина Семеновна, пальто, сапоги, шляпка – это все хорошо, но это можно поменять, а сама-то она как выглядела?

– Зачем же такое дорогое пальто менять? – возмутилась консьержка. – Сапоги, опять же…

– Так, значит, и запишем – никаких особых примет этой женщины вы не запомнили. А что насчет ее спутника? О нем вы что-нибудь можете сказать?

– Могу! – оживилась женщина. – О нем могу! Крупный такой мужчина, из себя видный. Прямо как полковник Прохор Петрович из восемнадцатой квартиры. Только Прохор Петрович – мужчина солидный, приличный, обстоятельный, а этот, с кастрюлями, грубый очень, невоспитанный… но оно, конечно, понятно, разве приличный мужчина будет по домам с кастрюлями ходить?

– Невоспитанный? – уцепился Маркиз за слово. – А в чем это выражалось? Он что, вам нахамил?

– Нет, чего не было, того не было! Попробовал бы он мне нахамить, я бы их в подъезд не пропустила! А вот Валерию из десятой квартиры правда нахамил. Когда он свою машину возле дома ставил, Валерий как раз со стоянки выезжал, так они прямо чуть не подрались – ни за что друг друга пропускать не хотели. Так он, мужчина этот, выскочил и так на Валерия накричал… я таких слов отродясь не слыхала! Разве только когда трубу в подвале прорвало и Васе, сантехнику, руку кипятком обварило…

– Постойте, – насторожился Маркиз, – вы тогда здесь сидели? На этом самом месте?

– Разумеется! Я всегда исключительно на посту! Мимо меня ни одна муха не пролетит!

– Да-да. – Маркиз выразительно взглянул на кошку. – Но если вы находились на своем посту, как вы могли видеть и даже слышать, что происходит на стоянке?

– Очень даже просто. – Галина Семеновна привстала, протянула руку и отдернула коврик, висевший над кушеткой. За этим ковриком оказалось окошко, выходящее на улицу перед входом в дом.

– Вот, смотрите – отсюда мне все видно, – заявила консьержка. – А если окошко открыть, так и слышно. Только через это окно дует, вот я его и завесила ковриком, а то Марусе спать холодно, и у меня тоже от сквозняка спину ломит. А что Сергей Сергеевич говорит, чтобы я за машинами тоже приглядывала, так я за те гроши, что мне платят, не обязана радикулит наживать…