Страница 37 из 85
У цели?
На рассвете Арнольд встал и снова пустил осла попастись. Сам он съел то, что еще оставалось у него в сумке, затем привязал шкуру к подпруге. Когда Арнольд взглянул на небо, то увидел равномерную голубизну, и сердце его возликовало, как только он подумал, что уже сегодня — уже сегодня! — будет в Иерусалиме.
По дороге двигались пилигримы и торговцы, которые с таким же веселым сердцем стремились по межгорной долине на восток. Ведь пилигримы были наконец почти у цели: все они жаждали попасть к Гробу Господню, из которого Он воскрес. Они пылко верили в то, что, как и Он, когда-нибудь воскреснут все люди — и не только люди, но и сама земля. Вместе с Ним они хотели вечно жить в лучшем мире в качестве лучших людей. Этот лучший мир с его лучшими людьми они называли «Новый Иерусалим». Святая Земля, из которой Христос вознесся на небеса, и воспринималась как первый Новый Иерусалим.
Торговцы также радовались, ибо они предвкушали хорошие сделки. В портовых городах они покупали товары, в иерусалимских горах рассчитывали выгодно продать их. Каждый посылал другому вслед дружеские приветствия; и вряд ли кто-нибудь из них думал, сколь опасна была эта дорога до того, как тамплиеры стали ее охранять.
Осел стремительно взбирался в гору: ему тоже открылась цель, достойная стремлений паломников. B стороне от дороги оказался колодец, какой-то торговец поил свою лошадь и сказал, что не помнит случая, когда бы он отправлялся в сторону гор без двух бурдюков, наполненных водой.
Солнце быстро склонялось к западу. Арнольд, широко раскрыв глаза, вбирал его свет, золотивший низкие деревья, беловатые камни, серые травы. Свет был так прекрасен, каким бывал только в воспоминаниях Арнольда. Ничего не изменилось. Да, вот он и вернулся. Ужасные картины крестового похода совсем исчезли из его души. Он не придавал им значения. Теперь он видел перед собой только город, пылающий в лучах вечернего солнца.
Арнольд остановил осла, ему послышался детский голосок: «Разве это справедливо, когда других людей лишают права обладать таким прекрасным городом?»
В задумчивости он устремился к Дамасским воротам.
Путь к дому тамплиеров Арнольд еще хорошо помнил: там была главная улица, полная телег, всадников и носильщиков. Через некоторое время с нее можно свернуть налево в узкий переулок, расширявшийся после перекрестка. В этом широком переулке находилась лавка пряностей какого-то сирийца, которую он смог узнать, а затем Арнольд повернул направо и с северной стороны вышел на Храмовую площадь. Все осталось как прежде: роскошная мечеть Омара, называемая христианами Наскальным храмом, сверкала голубым цветом, а ее золотые купола сияли красным цветом. Из мечети аль-Акса, расположенной на южной стороне Храмовой площади, слышались призывы муэдзина, собиравшего мусульман на вечернюю молитву; Арнольд увидел стену, окружавшую двор дома тамплиеров, где в правом углу находилась башенка с бойницами. Он дернул за колокольчик у двери и подождал, пока тот звякнет. Да, именно так и звенел колокольчик, когда в него звонил отец. Затем отец посылал Арнольда обратно домой и входил один.
Ворота открылись. Арнольд был охвачен радостным волнением: перед ним стоял Эсташ, его немой друг, с которым он двадцать лет назад расстался в слезах.
— Эсташ! Ты узнаешь меня?
Они заключили друг друга в объятия. Теперь Арнольд окончательно убедился, что вернулся домой. Они рассматривали друг друга с головы до пят. Эсташу было за сорок, его уважали за то, что он не чурался никакой работы. Только глаза его глядели столь же задумчиво, а в лице, как и двадцать лет назад, было выражение, словно он к чему-то прислушивается.
— Я должен пройти к магистру Эверару де Барру.
Эсташ покачал головой и показал своей широкой ладонью на северо-восток. Затем он взял у Арнольда осла и отвел животное в стойло. Он привязал осла и указал другу на большую обитую железом дверь дома тамплиеров.
Мимо мастерских они прошли на задний двор, и Эсташ провел Арнольда прямо мимо жаровни и корыта с водой в рыцарский зал, который теперь назывался дворцом тамплиеров.
У входа Эсташ остановил Арнольда, поискал кого-то глазами среди многочисленных тамплиеров, собравшихся во дворце, его лицо просияло, и он подвел Арнольда к пожилому человеку. Арнольд узнал в нем господина де Монбара, чьим оруженосцем был Эсташ.
— Кого это ты ко мне привел? — спросил господин де Монбар и повернулся к Арнольду, чтобы услышать от него ответ.
— Я Арнольд, сын Пьера, каменотеса из Лиона.
С ожиданием смотрел Эсташ в лицо господина де Монбара и удовлетворенно кивнул, когда господин де Монбар сказал Арнольду:
— В тебе я приветствую твоего отца. Память о нем никогда не исчезнет в нашем ордене. Есть ли какая-нибудь особая причина, из-за которой ты посетил меня?
— Здесь меня ожидает магистр Эверар де Барр. Я участвовал в крестовом походе в его свите и хочу рассказать ему о том, что видел в пути.
— Господина магистра Эверара нет в Иерусалиме, — сказал господин де Монбар с печальным выражением лица. — Он отправился осаждать Дамаск вместе с войсками германского и французского королей. Наш король тоже с ними. Магистр Эверар возглавляет подразделения нашего ордена, — он сделал паузу, в течение которой смотрел куда-то вдаль, и сказал: — От этой осады мы едва ли много получим, но полководцы из Европы победили нас большинством голосов. Как правило, от европейских крестоносцев не стоит ждать ничего хорошего. Они приезжают в нашу страну только для того, чтобы бить неверных и наживаться. Все усилия, направленные нами, тамплиерами, на установление мира, они сводят на нет. Ведь, по мнению западных христиан, заключать договоры с иноверцами достойно презрения. К сожалению, иерусалимские короли должны придерживаться того же мнения, в противном случае они не получат помощи из Европы. Поэтому они считают справедливым, что мы, тамплиеры, берем на себя всю ответственность и сами заключаем договоры с мусульманами. Ведь только у нас одних есть такая военная мощь, которая позволяет обеспечивать соблюдение этих договоров. Видишь ли, подобный мирный договор мы заключили и с атабегом Дамасским, но королева Мелисанда разорвала отношения с Дамаском, — как только Арнольд начал понимать слова господина де Монбара, тот добавил: — К сожалению, они получили благословение патриарха.
Вечером Арнольд сидел у Эсташа в караульной будке и рассказывал ему о том, что он пережил после того, как уехал из Иерусалима. Он рассказал о странствиях своих и Филиппа, о замужестве Сюзанны, о том, как они с Филиппом бросали жребий, кому ехать в Святую Землю, и как Филипп был расстроен. Он рассказал о роскошных празднествах в Сен-Дени, о начале крестового похода, исполненном ликования, и об ужасном уничтожении его участников. Говорил они о походе пилигримов, которых вероломные греки продали в рабство. Он также сказал, что все это он должен сообщить магистру Эверару, у которого сейчас совершенно иные заботы.
Эсташ слушал его с серьезным выражением лица. Когда же Арнольд рассказал о Грегуаре и его веселых шутках, он слегка улыбнулся. Потом они шли по вечернему городу, так как Арнольд обещал Эсташу пойти вместе с ним в дом, где жила семья Пьера.
Этот дом они нашли, но не рискнули в него постучаться, поскольку не знали, не арендует ли его у тамплиеров какой-нибудь мусульманин. Но Арнольд немного посидел на пороге, как он любил делать в детстве.
Когда же он снова встал и они собрались продолжить свой путь в потемках, Эсташ придержал его за рукав.
Из-под какой-то арки они услышали голоса:
— Тамплиеры, должно быть, — голос стал тише, — предали крестоносцев под Дамаском! Как вам кажется, любезный брат во Христе? Вы, наверное, полагаете, что они не могут быть предателями?
— Само собой разумеется, они предатели! Разве вы не помните о визите к ним турецкого посланника Усаммы ибн Мункиза Шайзарского? Он жил у тамплиеров, потому что они его друзья. Об этом я подумал уже тогда.