Капитан первого ранга

— Капитан Обри, вы уже были здесь на прошлой неделе. У меня очень мало времени. Ваш отец генерал Обри адресовал мне и другим членам Адмиралтейского совета сорок писем, и ему было сообщено, что мы не предполагаем произвести вас в очередное звание за вашу операцию с «Какафуэго».

— Я пришел по другому поводу, милорд. Я намерен отказаться от моего права на получение чина капитана первого ранга в надежде получить под свое командование хотя бы шлюп. Мой призовой агент разорился; два нейтральных судовладельца выиграли против меня дело в кассационном суде, и вы должны войти в мое положение — я буду рад любому кораблю.

Лорд Сент-Винсент был глуховат, а Джек Обри, оказавшись в этой святая святых британского флота, понизил голос, так что старый джентльмен не совсем понял, о чем идет речь.

— Я должен? Да в своем ли вы уме? — вскричал он. — С каких это пор командиры пинком открывают дверь в Адмиралтейство и заявляют, что им должны предоставить корабль? Если вам должны предоставить корабль, то какого беса вы, нацепив на шляпу кокарду величиной с капустный кочан, маршируете по Аранделу во главе сторонников мистера Бабингтона и лупите дубиной честных избирателей? Будь я там, я бы предал вас, сэр, суду за потасовку, нарушение общественного порядка, и тогда мы бы не говорили насчет того, кто кому должен. Черт бы побрал ваше нахальство, сэр.

— Милорд, я плохо выразился. Прошу прощения, милорд, за неудачное слово, но я хотел сказать, что банкротство Джексона вынуждает меня просить вашу светлость о предоставлении мне места в действующем флоте в прежней должности. Мой стряпчий меня разорил.

— Джексон? Да. Но если из-за своего мотовства вы потеряли состояние, которое смогли получить благодаря вашей командной должности, вам не следует ожидать, что Адмиралтейство будет обязано подыскивать вам новую должность. У глупца карман всегда дырявый, и это справедливо, в конце концов. Что же касается нейтралов, вы прекрасно знаете или должны знать, что трогать их — профессиональный риск, и вам следовало принять надлежащие меры против апелляции. А чем занимаетесь вы? Сорите деньгами направо и налево — швыряете их на ветер, толкуете о женитьбе, хотя обязаны знать, что брак — это гибель для морского офицера, по крайней мере до того, как он получит чин капитана первого ранга, затеваете пьяные дебоши во время дополнительных выборов кандидатов от партии тори, а потом заявляетесь сюда и требуете судно. Тем временем ваши друзья засыпают нас письмами, в которых смеют мне указывать, в какой чин вас должно произвести. Именно это выражение герцог Кентский нашел уместным использовать по наущению леди Кейт. Та стычка не была сражением, которое давало бы вам право на получение полного капитанского чина. И ваши недавние претензии на это звание — полный вздор! Ни о каких претензиях не может быть и речи.

— «Какафуэго» был тридцатидвухпушечный фрегат-шебека, милорд.

— Это был капер, сэр.

— Капером он стал лишь благодаря стараниям окаянного судейского крючкотвора, — возразил Джек Обри, возвышая голос.

— Вы забываетесь, сэр! Вы перед кем стоите?! Вам напомнить, где вы находитесь, сэр?

— Прошу прощения, сэр.

— Вы захватили набитый жалким сбродом капер, имея в своем распоряжении шлюп Его Величества, укомплектованный превосходной командой, потеряв при этом лишь трех человек, а теперь распускаете перья и торгуетесь по поводу производства в чин капитана первого ранга!

— И восемь человек ранеными. Если судить о сражении по количеству потерь, сэр, то смею напомнить, что на вашем флагманском корабле в битве при Сент-Винсенте был убит всего один человек и пятеро ранены.

— Вы имеете дерзость сравнивать крупное эскадренное сражение с…

— С чем, сэр? — вскричал Джек Обри, у которого глаза налились кровью.

Сердитые голоса внезапно умолкли. Открылась и захлопнулась дверь, и офицеры, томившиеся в ожидании приема, увидели, как капитан Обри промчался мимо, сбежал по лестнице и исчез во дворе.

«3 мая. Я ведь просил его хранить полное молчание, а теперь его имя треплет вся округа. Он, в сущности, не знает о женщинах ничего, кроме того, что они являются предметом желаний (иногда, впрочем, возвышенных!). Сестер у него нет, мать умерла, когда он был ребенком, и он не имеет ни малейшего представления о дьявольской силе миссис У. Старая карга наверняка выудила все, что ей нужно, у Софии, и со свойственной ей беспринципностью деловито и радостно пошла сплетничать налево и направо; столь же непристойную деловитость она проявила, когда увезла девочек в Бат. Она явно шантажировала их своим плохим здоровьем, сыграв на добром сердце Софи. Что могло быть проще? У. приготовилась к отъезду за какие-то два дня. Куда подевалась ее привычка медлить, хныкать и колебаться неделями? Она, как настеганная, за пару дней уложила баулы и была такова! Задержись она еще хоть на несколько дней, когда недоразумение уладилось, отъезд не имел бы никакого значения. Софи сдержала бы свое слово, что бы ни случилось. Сейчас же обстоятельства сложились хуже некуда. Разлука, непостоянство (у Д. О., как у любого молодого человека на его месте, разыгралось ретивое), отсутствие предмета страсти, чувство заброшенности…»

«Что за грымза эта мамаша Уильямс! Я бы ничего не узнал об их внезапном отъезде, если бы не записка Дианы и визит этого милого, встревоженного дитя. Я называю С. У. „дитя", но она не моложе Д. В., которую я вижу в совершенно ином свете, хотя в детстве она, должно быть, была прелестным ребенком, пожалуй, похожей на Френсис: та же беспощадная и одновременно невинная жестокость. И никаких известий после отъезда. Как мне объяснить все это Д. О.? Одна мысль об этом терзает меня, будто я дал ему пощечину…»

Но все оказалось гораздо проще. Стивен сказал Джеку:

— Барышни уехали. Миссис Уильямс увезла их в Бат в прошлый вторник. Софи побывала у меня и сообщила, что чрезвычайно сожалеет о случившемся.

— Она оставила мне какую-нибудь записку? — прояснев лицом, спросил Джек.

— Нет. Строго говоря, не оставила. Она так волновалась, что было трудно уследить за ее мыслями. И понять ее просто: девушка пришла без сопровождения к холостому джентльмену. В Чампфлауэре такого еще не бывало. Но я не ошибусь, если сообщу суть. Она сказала, чтобы вы знали: Сассекс она покинула не по своей воле и отнюдь не с легким сердцем.

— Как вы полагаете, могу ли я написать ей через Диану Вильерс? — спросил Джек.

— Диана Вильерс все еще здесь. В Бат она не едет, а остается в Мейпс Корт, — холодно произнес Стивен.

Банкротство капитана Обри не обсуждал только ленивый, поскольку все читали лондонские газеты, сообщившие о решении суда по призовому иску. В округе к тому же было немало морских офицеров, некоторые из них знали о бегстве капитанского поверенного и поняли масштабы обрушившегося на Обри несчастья. Другое газетное объявление, под заголовком «В Вулхемптоне 19-го числа настоящего месяца, о появлении сына у супруги генерала Обри», доконало его финансовую репутацию.

Бат был полон слухов о торжестве добродетели миссис Уильямс.

— Несомненно, это Божье наказание, дорогие мои, — причитала она. — Нам говорили, какой это страшный распутник, вспомните, что он мне никогда не нравился: я недаром заявляла, что у него порочный рисунок губ. Мое чутье меня никогда не обманывает. И глаза его мне не нравились.

— Ах, мама! — воскликнула Френсис. — Ты же сама говорила, что из тех, кого ты встречала, он более всех похож на джентльмена, и такой красивый.

— Красив тот, кто красиво поступает! — отрезала миссис Уильямс. — А вы, мисс Нахальзон, можете покинуть комнату. Из-за вашей непочтительности останетесь без пудинга.

Вскоре выяснилось, что и другие вовсе не жаловали Джека Обри: он даже внешне будто стал состоять из одних изъянов, его щедрые угощения, лошади, планы обзавестись сворой собак — все стало предметом укора. Джеку и прежде доводилось наблюдать подобное, но лишь со стороны; хотя осуждения в его адрес не были чересчур грубыми или огульными, он нашел их более болезненными, чем ожидал. Потеря лица уже проявилась в первых осторожных намеках на его некредитоспособность со стороны торговцев, известном панибратстве и развязности сельских джентльменов, неуловимом отсутствии должной почтительности.