Страница 88 из 227
Более всего молитв «над обуреваемыми от духов нечистых» содержится в требнике Петра Могилы, киевского митрополита XVII в. «Священники обыкновенно соединяют с отчитыванием молебны, известные в простонародье под названием „отчетных“» <Попов, 1903>.
Менее радикальные, скорее, профилактические средства при изгнании (и отогнании) бесов — травы: разложенные по углам избы, под подушками и на подоконниках колючие растения, называемые чертополохами (Ворон. и др.), переползошная трава или чертогон (Carlina Nebrodensis L.), которую носят при себе или кладут под матицу — она отгоняет бесов и всякую нечисть (Перм,); плакун-трава (Lythrum Salicaria L.) и некоторые другие злаки.
Считалось, что от кликушества может уберечь (излечить) купание в крещенской проруби; накладывание пелены от рак преподобных; девятичинная просфора; пепел из церковных кадил (от трех великих обеден или «херувимский» ладан из Киева): ладанный пепел двенадцать зорь настаивают на богоявленской воде, взятой из трех — или из двенадцати — церквей, а затем поят этим настоем больных (Калуж., Орл. и пр.).
Изгоняя бесов, кликуш ставили иногда под церковные колокола.
Кликушам, как связанным с нечистыми духами и таинственными колдовскими силами людям, могут приписываться ясновидение, пророческие способности (через них «вещает» бес). «Кликать» означает не только быть больным, припадочным, но и «заклинать», «отгонять наговором», «предсказывать», поэтому кликуньями, кликухами, закликухами в некоторых районах России именовали и колдуний, ведьм, знахарок, наделенных умением заклинать и предсказывать, провидеть прошлое и будущее (см. ЗАКЛИКУХА). «Есть и множество таких, в которых будто бы посаженная порча или Дьявол кричит разными голосами, подражая всякого рода животным, а в других порча предсказывает будущее и указывает потерянные вещи» (Перм.). «Когда человек подвергнется порче и в нем сидит нечистый дух, то другие, легковерные, приходят к нему ворожить: кто о пропаже, кто о своей будущности, а иной просто из любопытства и если нечистый дух захочет открыть тайну, то сказывает, но бывают случаи, что и не сказывает». Изъясняя предмет ворожбы, к нечистому духу необходимо обратиться по имени-отчеству, после чего дух (т. е. испорченная) начинает биться и кричать, а затем, с полчаса, лежит совершенно неподвижно — «в это время, говорят, дух вылетает из человека и рыскает по свету, отыскивая то, о чем просили. Наконец дух возвращается и входит опять в тело испорченного, члены начинают шевелиться, глаза открываются большие, белые, горящие огнем; одержимый бесом быстро вскакивает и, садясь в углу на скамье, начинает сказывать…» (Сарат.) <Минх, 1890>.
Гораздо реже считают, что ясновидение кликуши объясняется присутствием в ней душ удавленников и утопленников: «Известно, утопленнику говорит черт, а утопленник нам», — утверждают на этот счет орловские мужики. Некоторые калужане, напротив, решительно отвергают ясновидение кликуш, на том основании, что «лукавый не может говорить правды». «В некоторых деревнях, как только с кликушей начинается припадок, к ней со всех сторон бегут узнавать будущее» (чаще всего желая открыть вора). Чтобы предсказание было успешным, иногда нужно навесить на кликушу замок или надеть хомут, «так как при этом, будто бы, всего лучше „сказывается“; при этом к кликуше, то есть к сидящему в ней нечистому, необходимо обращаться очень ласково (задобрить) или, напротив, „возвести на нее поклеп“ (рассердить); спрашивая, кликушу берут нередко за безымянный палец левой руки» <Попов, 1903>.
В средневековой Руси кликуши были, по-видимому, своеобразными пророчицами полуязыческой-полухристианской веры: «Стоглавый собор просил царя, чтобы он повелел жителям гонять от себя лукавых пророков и пророчиц, которые являлись тогда во множестве. То были преимущественно старые девки: оне бегали босые, с распущенными волосами, тряслись, падали, коверкались, бились и таким образом предсказывали будущее и возвещали, как сивиллы, народу разные заповеди вроде следующих: „Бабы, не прядите и печей не топите по средам и по пятницам: святые апостолы и святая Пятница нам явились и не велели“ <…> Появление кликуш в городах было истинным наказанием дли всего общества; их указания часто принимались и преследовались судом. По одному клику беснующейся женщины брали обвиняемого ею человека и подвергали пыткам…» <Забылин, 1880>.
Приводя в своем «Лексиконе» несколько одностороннее определение слова «кликуша», В. Н. Татищев характеризует и проявления кликушества в конце XVII — начале XVIII в. По его мнению, кликуша — «то же, что словенское бесноватая или беса имеющая, каковых приворных женщин повсюду в России было много, что в церквах, а наипаче на праздники ломались, кричали безобразно и некоторые провещания и тайности якобы через Диавола сказывали; сие от плутов вымышленное, а от невежд суеверных за истину приимано и с прибавлением чудес разсевано».
По сообщению В. Н. Татищева, к содействию кликуш (точнее — подученных «кричать и ломаться» в церквях женщин) прибегал Иван Милославский: «…одна была шляхетского знаменитого рода девица, которая в Соборе Успенском безобразно кричала, а царевна София, приступая к оной с заклинанием Диавола, молилась, которого диавол, якобы не могши терпеть, просил перво царевны, чтобы ему дала покой и огнем не мучила, а потом изшел, что в подлом народе за великую ей святость причли» (восхваление царевны Софьи сопровождалось поношением царя Петра) <Татищев, 1979>.
Начиная с Петра Первого, правительство пытается на свой лад искоренить кликушество: было официально заявлено, что порчи не существует: «Кликуши, обвиняющие кого-либо в порче их, или в причинении им зол посредством колдовства или злых духов», по закону подлежат заключению в смирительном доме. По этому предмету с 1737 по 1845 год последовало восемь указов Правительствующего Сената, вошедших в Свод законов <Ефименко, 1877>.
Указы эти имели весьма спорные последствия, будучи направленными и против притворщиков, и против действительно больных, одержимых людей. Однако, несмотря на все правительственные меры, вплоть до начала XX в. кликушество было распространено по всей России (преимущественно на севере и в Великороссии). По наблюдениям Н. Краинского, особенно много кликуш «в Московской, Смоленской, Тульской, Новгородской и Вологодской губерниях, хотя и вообще соседние с Москвой губернии отдают кликушеству изрядную дань. К югу много кликуш в Курской губернии, но дальше в Харьковской и южных губерниях кликуши становятся очень редкими и постепенно исчезают. На западе есть еще центр, куда стекается много пришлых со всей России кликуш — это Киево-Печерская Лавра. В юго-западном и северо-западном крае… кликушество в чистой форме не встречается. Зато по всему северу России и далее на восток по всей Сибири оно составляет обыденное явление народной жизни. На севере распространена особая форма кликушества, в виде томительной икоты. В несколько измененной форме оно встречается у лопарей, а на востоке — у киргизов» <Краинский, 1900>.
Немаловажно, что кликушеству покровительствовало духовенство монастырей, «признавая их бесноватыми, отчитывая их и допуская во время службы их припадки, часто сопровождающиеся криком, богохульством и борьбою с удерживающими их лицами. К причастию кликуш обыкновенно подводят насильно, после упорного сопротивления. Эти картины, происходящие всенародно во время торжественных богослужений, производят на богомольную толпу сильное впечатление». В связи с этим «большую, если не первенствующую роль в развитии кликушества в России играют монастыри, — делает вывод Н. Краинский, — особенно московские и окрестных губерний» <Краинский, 1900>.
Тем не менее в России «бессодержимость никогда не достигала таких ужасных размеров и не имела тех печальных последствий, как в Западной Европе. <…> Эпидемии кликушества у нас наблюдались не часто; ограничивались обыкновенно небольшим районом — селом, деревней и никогда не имели повального распространения. Число заболевавших, по отношению к числу населения пораженных местностей, было незначительно. <…> Соответственно этому и казни колдунов и бесноватых у нас были единичными. Едва ли не чаще наблюдались случаи самосуда, при котором люди, заподозренные в колдовстве и порче, избивались самим населением» <Высоцкий, 1911>.