Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 227



Змеям подвластны клады, запоры, замки: отлично плавая в воде, змея «почти всегда держит во рту траву „лом“, обладающую чудесным свойством: прикосновение этой травы сокрушает самые тяжелые железные замки» (г. Кемь); разрыв-трава (род осоки, с которой змеи переплывают через воду) имеет разрушительную силу (Олон.).

По общераспространенным представлениям, змеи (самостоятельно или в подчинении у старшей змеи, у Змея) ведают подземными сокровищами, охраняют клады.

В повествовании из Вятской губернии змея пугает кладоискателя, мешая ему откапывать клад. Охраняет клады, становясь особенно бдительной в Иванов день, и медянка (см. МЕДЯНИЦА).

Уральские кладоискатели считали, что там, где много змей, много золота. Старинные труды по горнорудной промышленности советуют «не опровергать поверья о змеях, пребывающих в местах богатых рудных жил» <Гельгардт, 1966>.

У старателей и золотоискателей ящерицы и змеи обычного типа считались только слугами, пособниками. «Среди ящериц одна была главной. Она иногда превращалась в красивую девушку. Это и была Хозяйка горы» <Бажов, 1952>.

Есть в поверьях русских крестьян и «луговые змеи» (хотя прямо так не именуемые), они появляются в поле и связаны со скотом. В рассказе из Новгородской области гигантская змея приползает в полдень на пастбище высасывать корову. Однако, в отличие от дворовой змеи, подобное существо в представлениях крестьян — однозначно вредное.

В одной из быличек змея, приползающая в поле во время сенокоса, исцеляет чахоточного: она трижды забирается вовнутрь больного и как бы «выносит» на себе болезнь (Новг.).

Однако более широко в XIX–XX вв. была распространена вера в то, что, напротив, попадание змеи внутрь человека вызывает заболевания. Подобные поверья отмечены М. Д. Чулковым в XVIII в. <Чулков, 1786>. Мотив «вползания болезни» в виде змеи, червя в Волоколамском патерике (XVI в.) <Успенский, 1982>. Развивающие былички вплоть до недавнего времени можно было услышать в Новгородской, Ярославской областях: «У нашего одного мужика желудок болел. Он пошел в лес и заснул. А проснулся — только хвост торчит, это змея заползла. Он и ходил все, но боялся. Жену его кто-то научил: надо поставить парного молока, и змея вылезет. <…> Молоко-то змеи любят. Муж-то уснул, и змея-то и выползла. Змея выползла и молоко выпила и уползла. Он проснулся и почувствовал, что ничего не болит» (Яросл.) (выманить змею можно также «на зеркало», «на малину»).

Любопытно, что, излагая (как общерусские) поверья о поселяющихся в человеке змеях, В. Даль считает их основанными на реальных случаях <Даль, 1880(1)>. Анализируя представления народа об источниках заболеваний (преимущественно желудочно-кишечных), Н. Высоцкий отмечает, что целый ряд болезней приписывается «проникновению в тело различных мелких животных, преимущественно земноводных и насекомых» (см. ВОЛОС). Основываясь на своей медицинской практике, Н. Высоцкий констатирует, что разуверить больного в возможности поселения «гадов» нередко «решительно невозможно»: «Ко мне много раз приходила одна крестьянка, уверявшая, что она „проглотила змею во время сна на пашне“, змея „ворочалась в брюхе и сосала под сердцем“. При исследовании у больной оказался хронический катар желудка… Все мои уверения, что змея тут ни при чем… оказались совершенно бесполезными. <…> Наконец, однажды больная решительно объявила мне, что ей „жизнь не в жизнь, хоть руки на себя наложить“, и со слезами и земными поклонами молила „взрезать брюхо и вытащить змею“».

«Чтобы как-то успокоить больную, находившуюся в крайней степени отчаянья», врач был вынужден инсценировать извлечение гадюки, после чего болезненные ощущения прекратились. Однако «не более как через неделю больная явилась снова, с прежними жалобами, и умоляла дослать из нее „зменышей“, которых оставила вынутая мной большая змея».



Исследовавший (вслед за В. М. Бехтеревым) проблему «одержимости гадами» В. П. Осипов утверждает: «Состояния одержимости существовали и существуют у всех народов и, будучи тождественными как болезненные состояния, отличаются между собой лишь внешним образом, в зависимости от содержания суеверий и поверий, господствующих у различных народов. Так, встречаясь у себя, в России, с кликушами, бесноватыми, одержимыми и гадами, мы не встречаемся с одержимостью лисицами, что составляет особенность одержимости восточноазиатских народов…» <Осипов, 1905>.

Тем не менее подобная характеристика для многозначных поверий, связанных со змеей, является далеко не исчерпывающей. Двойственная, способная погубить и исцелить, змея традиционно играла важную роль в народной медицине. Способность лечить жители некоторых губерний России приписывали ужу (Сарат.). В XIX в. (и ранее) верили в целительные, охранительные свойства змеиных, ужовых шкурок, головок и т. п.: «Крестьяне, в предостережение от лихорадок, носят на шее змеиную или ужовую шкурку или ожерелье из змеиных головок; для защиты от чар и недугов привязывают к шейному кресту голову убитой змеи, а в привесках (ладанках) между прочим зашивают и лоскуток змеиной кожи: кто носит такую привеску, того все будут любить и делать ему всякого добра» <Афанасьев, 1994>. От лихорадки навешивали на шею змеиную голову вместе с крестом (Нижегор., Том., Приаргунский край и др.); мылись скаченной с живой змеи водой (Олон.).

Верили, что если яд змеи или жало положить в подошву сапога, то никакая сила не поборет такого человека (Перм.). Если змею высушить и носить, всякий будет любить (Новг.). И т. п.

В то же время кожа змеи, сброшенная ею весной во время линьки, могла использоваться для вредоносного колдовства <Антонович, 1877>.

В апокрифах и житиях святых, как и в крестьянских поверьях XIX―XX вв., подвергшихся влиянию христианской проповеди, образ змеи теряет свою полисемантичность, он однозначно ассоциируется с силами зла. Тем не менее змеи могут «воплощать воздаяние» согрешившим, преследовать злодеев, еретиков, клеветников, изменников, чародеев, детоубийц, оскорбителей матерей. «Был человек — он был наспиртованный похоронен, а он был богатеющий, у него было капиталу много. Его что-то думали тамотки открывать (он был в склепах схоронен), открыли и не видно, все змеи одни по ем ходят» (Арх.).

В нижегородском повествовании сын, заявивший, что предпочитает христосоваться с подколодной змеей, а не с матерью, наказан появлением змеи, которая обвивается вокруг его шеи: «Уж впоследствии этого дела он просил у матери прощения, и мать его простила, а змея все-таки на нем. А как он в бане бывает, змея с него слезает на белье, а как из бани выходит — опять на него, на шею. А убить ее другим в это время нельзя, потому это Божеское наказание… И до сих пор на нем змея, а вреда никакого ему не делает. Кода допрежде была на нем, то подсушивала ему грудь, а теперь у него кувшин с молоком подвешен, — так ничего, так и носит».

Таким образом, старшие и подчиненные им лесные, луговые змеи связаны в поверьях со многими сторонами жизни: они владычествуют в лесу, под землей, могут сделать человека всеведущим и т. п. Правда, такие представления — следствие давнего и традиционного наделения змей особыми способностями, в верованиях крестьян XIX–XX вв. разрозненны; наиболее распространенными остаются, пожалуй, повествования о подземных, «кладовых» змеях.

Популярны среди крестьян разных районов России (и в XIX, и в XX в.) рассказы о «змеином празднике Воздвиженьи» (27 сентября, день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня), ср.: «Воздвиженье — праздник змей. Сдвигаются в одно место змеи. Они уходят в землю, сдвигаются туда» (Новг.).