Страница 208 из 227
На Ярославщине рассказывали, что в полночь на Богоявление (19 декабря) вода во всех озерах и реках колышется; «нельзя полоскать белье неделю после водоосвящения, так как когда погружается в воду крест, то и нечистая сила бежит от него. Если полоскать белье, нечистая сила схватится и вылезет наверх»; после Крещения черти прыгают в Иордан (Мурм.) и т. п.
При известной противоречивости поверий, связывающих пребывание нечистых на земле то с периодом до Крещения, то со временем после него, можно предположить, что вода в определенные периоды года представляется средоточием разнообразных сил и существ, покидающих ее по разным причинам.
Так, согласно поверьям Архангельской губернии, Дьявол велит нечистым ходить во время Святок по земле, быть поближе к людям и своей помощью обольщать слабые души <Ефименко, 1877>.
«В народных представлениях время от Рождества до Крещения, то есть Святки, — это время „без креста“, когда только что родившийся Иисус не был крещен. Народная мысль связывала с этим временем разгул всякой нечистой и неведомой силы, боящейся крестного знамения» <Черепанова, 1996>.
Святочный мотив присутствия водяных нечистых меж людьми может быть связан и с характерным для празднования начала года воспроизведением «времени первотнорения», когда мир словно бы заново рождается из хаоса (в том числе водного) и един, еще не разделен на сферы обитания людей, земных и водяных духов, и т. п.
Появляясь на земле во время Святок, нечистые на свой лад отмечают большие годовые праздники, неотъемлемая часть которых — посещение людей сверхъестественными существами. Однако шуликун в поверьях, по-видимому, не просто водяной нечистый: его облик и поведение (маленький рост, вездесущность, похищение неблагословленного, мелкие проказы) могут быть связаны и с представлениями о шуликунах как о погибших (проклятых или погубленных матерями, некрещеных) детях, которые пребывают до времени у нечистых и «выходят погулять» на Святки.
Возможно, что одна из трансформаций образа шуликуна — шилыхан — «мальчишка, пакостник и шалун». Шилыханы «живут в заброшенных постройках и пустых сараях, непременно артелями; они дразнят пьяных, кружат их, толкают в грязь; проделки их над человеком не наносят существенного вреда» (Волог.). Место обитания и занятия шилыханов в крестьянских поверьях, в общем, характерны для представлений об участи проклятых, безвременно погибших детей.
Согласно верованиям ряда районов России (Новгородской, Мурманской областей), проклятые и пропавшие без вести дети, люди могут пребывать под водой у водяных и даже возвращаться от них (отыскиваясь у крещенской Иордани или в бане именно на Святки, в Крещение). В облике шуликунов (то появляющихся, то исчезающих), видимо, все же преобладают черты «сезонных» водяных духов (или проклятых, некрещеных детей, безвозвратно присоединившихся к сонму водяных обитателей).
Образ шуликуна в поверьях Архангельской области еще более сложен. В нем проглядывают черты не только диковинного ряженого, сказочного персонажа, детского страшилища, но и связанного с прядением, судьбами людей сверхъестественного существа.
По мнению Д. К. Зеленина, остроголовость водяных нечистых имеет «прямую связь с прафинской традицией конических головных уборов, изображаемых на так называемых „чудских образках“, то есть на древнеюгорских иконах». Среди слагаемых образа остроголового шуликуна могли быть и остроголовые фигурки божков, и суконные конические головные уборы остяцко-вогульских и лопарских шаманов, и островерхие шапки русских казаков — завоевателей Сибири (отождествляемых иногда местным населением с нечистью). Образ шуликуна, как полагает Д. К. Зеленин, неславянского происхождения, и название его заимствовано <Зелении, 1936>.
Истоки слова шуликун Д. К. Зеленин искал в Волжской Булгарии. В работе 1983 г. издания О. А. Черепанова предлагает финскую этимологию названия шуликун, однако в исследовании 1996 г. высказывает предположение, что образ шуликуна «корнями уходит в глубь мифологии древних алтайских народов», имевших тесные связи с древними китайцами и корейцами и воспринявшими от них ряд верований, мифологических мотивов. «Так у народов Восточной Азии и у древних алтайцев в новогодних обрядах участвует дракон — хозяин воды. Общее китайское название дракона — лун. Главным драконом является шуй-лун-хуан, буквально „император водных драконов“. Башкирское шулгэн, чувашское сюлюсюн, татарская мифическая птица шулгэн, коми шулейкин, якутское сюлюкюн, русское шуликун — звенья одной цепи; истоки этого мифологического ряда уходят в глубины алтайской и китайской древности. Наиболее вероятный источник, из которого русские заимствовали слово шуликун, — это коми язык» <Черепанова, 1996>.
Оговорим, однако, что образы насущно необходимых для жизни людей и природы духов, божеств могли быть не заимствованными, но типологически близкими и, возникая в верованиях разных народов независимо друг от друга, вступать затем в сложное взаимодействие.
Есть и сторонники славянского происхождения и образа шуликуна, и его названия. Н. И. Толстой возводит этимологию слов, однокоренных с шуликун, к праславянскому *sujъ — «левый», «плохой», «нечистый», «неправедный», «негодный» (противопоставленному *desnъ — «правый» и *pravъ — «правый», но чаще «прямой», а также «справедливый», «истинный», «праведный», «годный»…). «Негодным», «неправедным» традиционно именуется в поверьях нечистый дух, откуда могло возникнуть и его название — шуликун (с суффиксом — ун, означающим действующее лицо).
Н. И. Толстой считает, что слово шуликун, распространенное на севере России и в Сибири, «не изолировано в славянском мире ни в семантическом, ни в словообразовательном, ни в этнолингвистическом (и даже чисто этнографическом) отношении», и отмечает, что «в болгарских родопских диалектах „шулек“ — „незаконнорожденный ребенок“, а в южномакедонских кукушских диалектах „шул’ко“ — „обращение к еще не крещенному мальчику“. <….> Если учесть, что шуликуны бывали особенно активны в период Святок, которые у сербов назывались некрещеными днями и в качестве таковых воспринимались в прошлом и на Русском Севере, если учесть, что на том же Севере шуликуны считались остроголовыми мелкими бесами, похожими на детей, южнославянское соответствие не покажется случайным» <Толстой, 1985>.
На севере России и в Сибири шуликунами именуют также ряженых, которые подражают «празднующим Святки», посещающим землю сверхъестественным существам, божествам, нечистым. По сведениям из Тобольской губернии, «шуликунами называются такие нарядчики, которые одеваются в белое (покойницкая одежда), на голову надевают остроконечный берестяной колпак, в рот вставляют репные зубы, лицо расписывают себе углем и белой глиной». Костюм ряженых-шуликунов варьируется, однако общим остается представление крестьян о том, что рядившиеся на Святки 19 декабря должны омыться в крещенской Иордани.
Редкая трактовка образа изгоняемого в Святки, лишаемого пристанища шуликуна содержится в записи из Архангельской области: «Шуликуны — люди какие-то, лишенцы, говорили, ну, лишены родного места, в революцию выселены были; шуликун от духовенства шел, они с религией должны быть, в рясе такой» <Черепанова, 1996>.
ШУМОВОЛОС, ШУМОВОЛОСЫЙ ЛЕШИЙ — нечистый дух; леший с длинными спутанными волосами.
Длинные, часто спутанные волосы, обилие шерсти, косматость отличают многих нечистых — от лешего и водяного до черта — и характеризуют их как наделенных сверхъестественными, колдовскими способностями. Длинные, густые волосы подобных существ как бы хранят и эманируют магические силы, влияния (см. ВОЛОСАТИК, РУСАЛКА). Одно лишь распускание волос русалкой, ведьмой в поверьях иногда тождественно колдовскому действию.