Энциклопедия русских суеверий

На Псковщине и Новгородчине памжей, памхой называют нежданно свалившуюся на человека напасть, болезнь: «А памжа — это случай нехороший, неприятность значит» (Пск); ср.: «Эка, братец, памха пришла, что у нас было, все сплыло» (Новг.). Кроме того, памха — «эпидемия» (Твер.); смерть (Пск., Великол.).

Так же именуют и нечистую силу: памха, памжа — это и неприятная неожиданность и, по-видимому, неуловимое, неопределенного облика существо (иногда отождествляемое с чертом, лешим). Ср.: памха, памжа — «черт, леший» (Твер.). Такое существо приносит беды и представляет собой персонифицированную напасть.

ПАНЧУТКА — черт (Ряз.).

ПАНЫ, ПАНЫ, ПАНКИ — разбойники; иноземцы-грабители; помещики; предки-первонасельники; мифические великаны; курганы.

«Соберется бывало шайка, а один над ней — „пан“, но и вся деревня Пановы, Паны зовется» (Олон.); «Давно панов у нас не рыли» (Костр.).

Пан — «барин, иноземец» (Олон.); панок — «поляк» (Костр.). В поверьях XIX―XX вв. панами нередко именуются иноземцы — литовцы, поляки, шайки которых разбойничали, грабили (порою и зарывали награбленные сокровища) в период Смутного времени. «Панские клады» («панские могилы, жилища») привлекали особое внимание жителей многих губерний России. «Это клады все от Литвы. Семь годиков она у нас стояла. <…> Одни оселочки остались после Литвы, все погубила; лес жгла, народ в нем губила, что бежал от нее. Паны выстроили церковь Деулинскую, но Бог их наказал, что погубили всю Россию, — они ослепли» (Влад.) <Смирнов, 1879>.

По сообщению из Вологодской губернии, недалеко от села Ольхово «есть „Маленькое озерко“; около него растет старая, кривая береза со вколоченным в нее „бороньим зубом“ (от бороны). Здесь очень давно найден был клад, состоящий из золота и серебра. <…> один крестьянин из села Ольхова был по делам в Нижнем Новгороде на ярмарке. В то время там поймали пана и присудили его к казни. Перед казнью пан сознался во всеуслышанье, что он укажет зарытый клад близ села Ольхова у Кривой Березы с „бороньим зубом“» <Герасимов, 1898>.

В поверьях XIX–XX вв. образ пана может быть размыт и неоднозначен. Некоторые из жителей Ярославщины полагали, что паны — враждебно относившиеся к людям великаны, некогда обитавшие на городищах.

По преданию, записанному в районе реки Онеги, паны приплывают на паруснике и строят стекольный завод. Предания Каргопольского района Карелии повествуют о панах — разбойниках, которые «давным-давно» бродили по лесам, с топорами и кожаными, наполненными золотом сумками <Северные предания, 1978>.

Панами, панками, панскими могилками называли многочисленные курганы, рассеянные по всем уездам Поволжья.

Из Ольховского прихода Вологодской губернии сообщали, что, по рассказам местных жителей, на берегу реки Шексны некогда «жили и разбойничали „паны“. В одном месте река Шексна, изменяя русло, отмывает берег, с отпавшей землей выходят громадной толщины дубовые деревья, находясь приблизительно около трех аршин от поверхности земли. Это будто бы остатки жилищ „панов“». В Колоденском приходе той же губернии считали, что паны погребены под курганом, обросшим толстыми березами: «Старики рассказывают, что в прежнее время рано по утрам видывали на бугре свинью с поросятами, никому не принадлежащую; это видение указывает на то, что тут якобы есть клад (этот клад и не пытались доставать; деревья посохли и сгнили, но „по всеобщему согласию“, неприкосновенны)» <Герасимов, 1898>. В то, что трогать «панские могилки» нельзя — это наказуемо болезнью, слепотой, — верили во многих районах России.

Согласно олонецкому преданию, на месте захоронения «панской сестры» (из ее косы) вырастает сосна; срубить ее невозможно. У этой сосны на Петров день устраивали гулянья. В Олонецкой же губернии панов поминали в Киселев день (четверг Троицкой недели), у расположенной в роще часовни. Приносили по крынке молока и по чашке киселя, а затем, поместив их на некоторое время под образа, съедали (при этом обливали друг друга киселем). Год, в который не праздновался Киселев день, был отмечен неурожаем <Куликовский, 1894>.

Представления о «панах-литовцах», таким образом, оказываются переплетенными с самыми общими представлениями о легендарных разбойниках; о господах-иноземцах. Они могут отождествляться и с предками (первонасельникими), и наделяемыми сверхъестественными способностями покойниками (обычно это умершие неестественной смертью люди). Паны-покойники наделяются чертами подземных и водяных «хозяев», неумирающих и опасных обитателей подземных, водных пространств. По одному из преданий, когда шайка панов требует в Мегре выкупа, их топят обманом в озере (подрубив пешнями лед): «В Меграх до сих пор уверяют, что, если подойти близко к воде, из этого озера слышатся стоны утопленников, умоляющих вытащить их из воды. В дни поминовения усопших паны особенно жалобно стонут и молят настойчиво, а если в эти дни очень близко подойти к озеру, то растеряешь свое платье и не выйдешь от озера до следующего дня» (Лен.) <Северные предания, 1978>.

Очевидно, что хотя появление образа пана относится к определенному историческому периоду, его преобладающее значение определяется контекстом (конкретным фольклорным текстом, обрядом и т. п.). Добавим также, что поверья, связанные с «панскими могилками» в некоторых аспектах — своеобразная инверсия поверий, соотнесенных с чудью (см. ЧУДЬ): древние захоронения и являвшиеся некогда священными, вызывающие суеверное почитание, страх места именуются то обиталищем «волхвующей чуди», то «воюющей Литвы».

ПАСТЕН, ПАСТЕН, ПАСТЕНЬ, ПАСТЕНЬ, ПОСТЕН, ПOCТЕНЬ, ПОСТЕНЬ — тень, след чего-либо; привидение; домовой.

«Пастень навалился» (Новг.); «Он пастенью ходит, чуть бродит» (Твер.).

Один из обликов домового — тень (призрачное видение или двойник человека). Пастен, пастень — тень (Пск., Новг., Твер.); пастен — домовой, который является в виде тени на стене (Волог.). Домовой-постень ассоциируется с тенью: если при свете человек помахивает рукой, а тень отражает то же самое на стене, то говорят: «Не маши рукой, а то постень будет наваливаться» (Волог.) <Черепанова, 1983>; постень — «дедушка, хозяин, домовой» <Даль, 1882>.

Домовой-пастень, постень — это и «домовой-тень, призрак» и, одновременно, «домовой-кошмар», нечистый дух, который «наваливается» на человека во сне.

«Есть такой постень — черт, нечистая сила. Входит он в щель окна, в форточку. Лежишь в темной избе, а он тут и войдет. Давит грудь. Я раз держала его в руках, так словно ноги собачьи, а тает как воск. Твердишь молитву, а он не отходит. Прошлую неделю сноху оттаскал за волосы, схватил за груди, хотел бросить на кровать. Ну, тут спрашиваешь: „К добру или к худу?“ Он твердит: „К ху…“ или „К до…“ и все жужжит, жужжит, и делаешься недвижима. Говоришь, читаешь молитвы и чувствуешь себя хорошо. Постень приходил к нам часто, когда мать болела, в прошлом году» (Моск.). Пастенем именовали кошмарный, удушливый сон (Новг.) (см. ДОМОВОЙ); ср.: «кошмар народ принимает за проказы домового» (Сарат.).

ПАПОРТЬ, ПAПOPT, ПАПОР, ЧЁРНЫЙ ПАПОР, ЧЁРНАЯ ПАПОРА, ПАПOPTЬ — папоротник, наделяемый (во время цветения) магическими свойствами (см. ЧЕРНАЯ ПАПОРТЬ, ЧЕРТ).

«Папорть цветет без цвету» (Смол.); «Он будто цветет на Иванов день. Тот цветок колдовской» (Урал); «Папорть — папоротник, разрыв-трава, которой приписывалось свойство открывать клады» (Орл.); «Каждый парень… ищет приворотов, ходит по ночам за травами, а в Иванову ночь сторожит расцвет черного папора» (Нижегор.).