Страница 24 из 99
— Мне страшно, — заикаясь, сказал Шамсулвара, стуча зубами. Он прижался плечом к Абдулатипу. — Говорят, призраки мертвых ходят по ночам, садака[16] ищут. Вдруг сюда придут?
— Души мертвых не в могилах бывают, а улетают в небеса, — сказал Абдулатип. — А призраки — это ерунда. Выдумали взрослые детей пугать, чтобы слушались. Помнишь, как толстый Мирза умер здесь?
— Здесь?
— Ну да, от страха.
— Нет… не помню я.
— Тогда еще ребята на годекане поспорили. Одни говорили, что на кладбище есть призраки, а другие говорили, что нет. Помнишь?
— Не… — Шамсулвара весь дрожал.
— Ну вот. Тогда решили жребий бросить. Кто проиграет — тому ночью на кладбище идти к могиле шейха. Ну вот. Мирза проиграл. Боялся идти, но ребята над ним стали смеяться. Трус, говорят, трус. Пришлось ему идти. Пришел вот сюда и вонзил кинжал в могилу шейха как было договорено с ребятами. Хотел подняться и убежать, а его кто‑то за черкеску держит и не выпускает.
— Не надо… не рассказывай, — почти плакал от испуга Шамсулвара.
— Ну, Мирза тут так испугался, что упал и умер. Ребята его ждали, ждали, а потом пошли сами на кладбище. Смотрят, а Мирза лежит мертвый. Оказывается, он кинжал вонзил в землю через полу своей черкески. Если б не испугался, то и жив бы остался.
— А мне отец рассказывал, — успокоился наконец Шамсулвара, — как один лудильщик молился вечером у источника, потом с земли протянул руку к папахе, а прямо перед ним призрак стоит. Он скорей вскочил, папаху на голову надел и бежать домой. Бежит, а сам голову наверх поднять боится. Наконец до дома добежал. «Слава Аллаху, спасся», — говорит. Хотел папаху снять, руку поднял, а на папахе что‑то шевелится. Лудильщик подумал, что это опять призрак появился, упал и умер. А к папахе, оказывается, соломинка пристала и вверх торчала.
— Вот видишь, никогда бояться не надо, — сказал Абдулатип.
— Все равно давай уйдем отсюда. Я даже днем на кладбище боюсь, — вздохнул Шамсулвара. — Пойдем к нам спать.
Под утро Абдулатипа и Шамсулвару, которые спали в холодной, с выбитыми стеклами комнате Нуруллы, разбудили чьи‑то шаги. Абдулатип чуть было не крикнул: «Дядя Нурулла?», но рот его так и остался раскрытым, когда в окне он увидел Гусейна. Двое мюридов и Иса стояли в стороне. Через разбитое окно Гусейн заглянул в комнату.
— Э, да тут, оказывается, не так уж пусто, — он усмехнулся в тонкие усы и, прыгнув в комнату, остановился перед ребятами. Шамсулвара не дыша прижался к стенке, испуганно глядя на офицера. Казалось, он вот–вот закричит, но Абдулатип зажал рот рукой. Не обращая внимания на ребят, Гусейн быстро оглядел все углы, заглянул под валявшуюся в беспорядке одежду и, наконец, очевидно, не найдя того, что искал, вышел.
— Ушел, не бойся, — шепнул Абдулатип другу. Со двора слышались голоса мюридов.
— Ив сарае его нет, господин офицер, — говорил один из мюридов.
— Сволочи! — вне себя кричал Гусейн. — Я вам покажу. Повешу на первом дереве! Отдать красным такой пулемет!
— Наверное, они его уже в крепость утащили, — сказал Иса.
— Молчи ты! Все вы курицы! Были бы мужчинами, не было б в ауле нн одного партизана. — Гусейн в злобе так толкнул ворота, что они чуть не сорвались. Ребята тихо сидели в комнате. Долго еще был слышен с улицы топот мюридов.
— Они пулемет ищут. — На лбу у Шамсулвары выступили капельки пота.
— Думают, партизаны украли, — смеялся Абдулатип. Он выглянул в окно. — Хорошо, дождь шел, а то бы они по нашему следу на кладбище пойти могли. А теперь — попробуйте‑ка найдите.
Днем в ауле только и разговоров было, что о ночном происшествии. Говорили разное. Одни уверяли, что ночью, мол, какие‑то двое мюридов пытались залезть в дом вдовы Маседо, а в это время партизаны украли их пулемет и увезли в крепость, другие утверждали, что мюриды имама гак не поступают, что в дом к Маседо лезли переодетые красные, а мюриды, мол, хотели их прогнать. Чего только не говорили. Хвалили храбрую Маседо, которая, не испугавшись ночных пришельцев, разбив кувшин об голову одного мюрида, с кинжалом бросилась на другого.
Абдулатип и Шамсулвара посмеивались над этими хабарами. Как только отряд Гусейна выехал из аула, мальчишки, не теряя времени, отправились на кладбище. Понадежнее спрятав пулемет, они пошли домой к Абдулатипу.
— Где тебя носит? Всю ночь дожидалась, не сплю, — набросилась на него Издаг. «Знаю как ты меня ждала», — подумал про себя Абдулатип.
— Мы у Шамсулвары ночевали. Отец не вернулся?
— Не вернулся. Как бы имам не арестовал его из‑за этого большевика. Вот и брат мой то же говорил.
Из кухни донесся вкусный запах жарившихся чуду с творогом. Шамсулвара взглянул на Абдулатипа: мальчишки здорово проголодались.
— Ничего я не готовила. Когда отца дома нет, и огонь зажигать не хочется, — соврала Издаг.
Она пошла на кухню и вынесла сухой холодный чурек, который уже четвертый день валялся в тарелке.
— Нате вот. Больше ничего нет, — резко сказала она, поджав губы. Абдулатип понял, что просить бесполезно. Ребята взяли хлеб и вышли. Во дворе к ним подбежал Горач: видно, тоже был голодный. Абдулатип сунул ему кусочек чурека. По улице бежали ребята, крича, что поймали красного партизана. Абдулатип с Шамсулварой тоже побежали к краю аула, к тополям, где стояли дозоры мюридов. Со стороны крепости скакали двое верховых. Один из них тянул за собой длинную веревку. Абдулатип не сразу понял, что к ней был привязан человек. Руки у партизана были связаны сзади, мюрид держал веревку, заставляя партизана бежать наравне с конями. Одежда на партизане была порвана, лицо в кровоподтеках. Он бежал босиком: сапоги его мюрид привязал к седлу.
— Прочь с дороги! — крикнул на ребят мюрид, скакавший впереди. Мальчишки расступились, с жалостью глядя на партизана. Абдулатип протиснулся вперед и вскрикнул: в партизане он узнал Сааду, тот взглянул в его сторону, и на его запекшихся губах мелькнула улыбка.
Он подмигнул Абдулатипу: смотри, мол, не выдавай меня. Но мюрид обратил внимание на крик мальчика, хотя и не успел заметить, кто кричал.
— Кто из вас знает этого человека? — спросил он.
Все молчали.
— Да он не из этого аула, кто его может здесь знать, — сказал ехавший позади мюрид, — Поехали. А вы расходитесь, — крикнул он в толпу. — А вот будем вешать эту свинью, всех позовем смотреть, — и мюриды направились к сараю Дарбиша, который был превращен в тюрьму.
Абдулатип подмигнул Шамсулваре. Приятели пошли вслед за мюридами. Открыв дверь сарая, они втолкнули Сааду туда. Потом закрыли дверь на тяжелый засов и защелкнули замок.
— Ты стой здесь, — сказал старший мюрид своему напарнику, — а я коней отведу. Да смотри в оба!
Мальчишки, толкавшиеся у дверей, стали расходиться — какой интерес смотреть на закрытые двери.
— Отсюда никуда, — шепнул Абдулатип Шамсулваре. — Может, сможем его спасти.
— Кого? Партизана? — удивился Шамсулвара.
— Да. Я его знаю. Это Сааду из крепости.
— Эй, мелюзга! — крикнул мюрид, стоявший в карауле у дверей сарая. — Кто достанет мне табаку?
— Я достану, — вскочил Абдулатип. — А что вы за него дадите?
— Дам что‑нибудь. Может, свисток смастерю из тополя. Иди, иди, не сомневайся. Да покрепче табак тащи. «Даром ничего пе дадут, сволочи», — ругался про себя мюрид.
— Ты здесь меня жди, я сейчас вернусь, — шепнул Абдулатип Шамсулваре. И действительно, вскоре вернулся с табаком.
— А ты шустрый, — похвалил Абдулатипа мюрид. — Чей же такой будешь?
— Здешний, — неопределенно ответил Абдулатип, — Вы мне свисток обещали сделать.
— Иди‑ка, паренек, принеси мне сначала огоньку, — сказал мюрид, скручивая цигарку.
— Сейчас. — Абдулатип подозвал к себе Шамсулвару.
— Я его отвлеку, а ты беги на ту сторону сарая. На крышу взберешься, а оттуда на сеновал спустишься, он как раз над сараем. Там, на сеновале, дырка есть, доской прикрыта. Я знаю: раньше Дарбиш через нее сено вниз бросал своим баранам. Ты эту доску найди и подними. А я мюрида отвлекать буду.
16
Жертвования родных душам умерших предков.