Лесная смерть

Скрип стула, шарканье подошв; от куртки дежурного полицейского сильно пахнет основательно промокшей шерстяной тканью.

— А вы никогда не боялись, что Элен заметит и узнает вас?

— Знаете, когда она видела меня в последний раз, я весил на десять кило больше, лицо у меня было одутловатым, а кроме того — борода и длинные каштановые волосы. Явившись сюда, я купил себе поляризованные очки, постригся очень коротко, выкрасил волосы в черный цвет и старался не попадаться ей на глаза — вот и все.

— Опасная игра.

— Нисколько не опаснее, чем разгуливать по городу, переодевшись комиссаром Иссэром. Если человек месяц за месяцем сидит взаперти без малейшей надежды когда-либо выбраться на свободу, вынужденный горстями глотать таблетки, разрушающие его организм, не говоря уже о смирительной рубашке, электрошоке и долгих часах психотерапии — причем выносит он все это отнюдь не за собственные грехи, понятие «опасность» становится для него весьма и весьма относительным.

Опять покашливание. Такое ощущение, будто мы находимся в туберкулезном санатории.

— Я так и не понял до сих пор, что за план она вынашивала в голове, заезжая за Элизой, чтобы подбросить ее в аэропорт.

— К этому моменту мое присутствие в городе уже ни для кого не было тайной. Я стал наиболее подходящей кандидатурой на роль преступника — лучше и не придумаешь; однако я уже следовал за ней по пятам, а в этом хорошего было мало. Вот у нее и возникла необходимость исчезнуть. Я думаю, она решила для начала избавиться от всех возможных свидетелей — в первую очередь, от Поля — и где-то в другом месте в очередной раз начать жизнь заново. Действовала она при этом, как мне кажется, отнюдь не повинуясь рассудку — скорее всего, ею опять овладело непреодолимое желание все разрушать.

Слышно, как чиркает спичка о коробок.

— Вы видели, как ее машина попала в аварию?

— К несчастью, нет. Во второй половине дня я зашел к Элизе — заперты и двери, и ставни. Тогда я двинулся к дому Фанстанов — картина та же, плюс отсутствие машины. В итоге я принялся наугад разъезжать по близлежащим шоссе, надеясь наткнуться на них хотя бы случайно. И точно — как раз на выходе из поворота в Велини я увидел на обочине врезавшуюся в дерево машину. В ней никого не было.

— Никого? — восклицает Гассен, в голосе которого звучит явное недоверие.

— Никого. Кровь на заднем сиденье. И следы колес на траве — я тотчас подумал об инвалидной коляске Элизы. Направившись по этим следам, я вскоре оказался возле того сарая в лесу. В окно я увидел Элизу. Она, похоже, была вне себя от ужаса: разъезжала, как сумасшедшая, от стенки к стенке. Элен стояла в дверном проеме и с усмешкой наблюдала за ней… От этого зрелища у меня мороз по коже пробежал. Затем Элен подошла к Элизе со стаканом воды в руках — та жадно выпила и почти тотчас уснула. Я видел, что вы живы, Элиза: ваша грудь мерно приподнималась и опускалась. Но я не знал, как мне поступить. Войти? Но чего бы я этим добился?

— Немедленного спасения жизни мадемуазель Андриоли, надо полагать, — желчно замечает Гассен.

— Да, но никак не ареста Элен. Необходимо было предпринять что-то такое, в результате чего она сама бы во всем созналась, причем при свидетелях, иначе никто никогда бы мне не поверил. Внезапно я вспомнил о Виржини. Посмотрел на часы: без пятнадцати пять; затем подумал о том, что коль скоро Элен всего лишь усыпила вас, Элиза, значит, в ее планы вовсе не входит убивать вас тотчас же.

Тем не менее, вы, наверное, несколько рисковали, поставив на карту мою голову, а, дорогой Тони?

— Я бросился в школу, забрал оттуда Виржини, представившись коллегой Поля; сказал, что родители попросили меня зайти за ней, поскольку их машина попала в аварию, а девочку нужно срочно отвезти к бабушке. Насчет поездки к бабушке учительница оказалась в курсе, и моя осведомленность в семейных проблемах Фанстанов убедила ее в том, что мне вполне можно доверить ребенка. Я посадил Виржини в машину. Разумеется, никак нельзя было допустить, чтобы она видела то, что произойдет дальше. Я всегда имел при себе шприц и ампулы гексобарбитала: уходя из лечебницы, я прихватил с собой целую кучу коробок с этим лекарством — на тот случай, если у меня начнутся приступы болезни… Короче, захватив Виржини врасплох, я быстренько сделал ей первый укол, связал ее и спрятал в багажнике. Потом вернулся к сараю, где вновь застал их обеих — и Элен, и Элизу. Не знаю, что именно замышляла Элен — возможно, просто намеревалась вволю поиздеваться над Элизой…

— Но где же были Поль с Иветтой?

— Уже в квартире Бенуа, надо полагать.

— Непостижимо.

Я рассуждаю в одиночку: раз Элен усыпила меня, то, наверное, для того, чтобы при помощи моей коляски перевезти в квартиру Бенуа тела Поля и Иветты. Нет — тогда ее непременно кто-нибудь бы заметил за этим занятием… Хотя… Если двигаться по прямой, то от поворота на Велини до дома Бенуа совсем близко — каких-нибудь триста метров… Да! Нужно только ехать по той аллее, что идет вдоль дорожки для игры в гольф. Однако все же трудно представить себе, что она дважды подряд проделала этот путь, постоянно рискуя наткнуться на кого-нибудь из гуляющих в парке.

И тут мне в голову приходит одна мысль. Правда, несколько, что называется, «притянутая за уши», но зато вполне способная объяснить, почему никто не видел, как машина Элен попала в аварию. Да потому, что никакой аварии и не было!

Когда она за нами заехала, в машине она была одна. Одна — по той простой причине, что Поль был уже мертв! И труп его уже сидел на диване в квартире Бенуа! Остановка возле банка? Элементарный обман. Я ведь слышала только, как хлопнула дверца машины и Поль меня поприветствовал. Это приветствие она когда угодно могла записать на свой карманный магнитофон.

Да, я уверена: все так и было. Под каким-то предлогом заманив Поля в квартиру Бенуа, она убила его. Потом заехала, чтобы забрать нас с Иветтой. О черт, Иветта! Она-то непременно увидела бы, что никакого Поля в машине не появилось… Хотя, нет; ну надо же быть такой дурой: Иветту она вырубила сразу же, еще возле нашего дома; тот самый странный вздох, который донесся до моих ушей, когда Иветта села в машину, означал, что Элен просто-напросто проломила ей голову. Отсюда и кровь на заднем сиденье. Затем она делает вид, будто заехала за Полем, изображает некое подобие аварии и оглушает меня, стукнув по голове. Вот и все хитрости. Когда мы с ней оказались в сарае, она усыпила меня, воспользовавшись моей коляской, отвезла Иветту к Бенуа, а затем вернулась — чтобы помучать меня немножко; но тут, к счастью, появился Тони Мерсье. И Элен вообразила, что более удобного случая убить двух зайцев сразу и не придумаешь — нисколько не колеблясь, она выстрелила в Тони. Затем отвезла меня к Бенуа, бросила там и отправилась за Жаном Гийомом. Только вот зачем, спрашивается?

— Ее жизнь вне опасности, — в этот самый момент произносит низкий — и чуть дрожащий — голос Гийома.

Иветта спасена!

— Ну хоть одна хорошая новость, — говорит Тони. — Присядьте-ка, старина, а то вид у вас что-то совсем уж бледный.

— Посмотрел бы я, как вы бы выглядели на моем месте. Врачи опасались, что у нее вполне может быть поврежден мозг…

Ох, нет: нашей семье и одного живого трупа с лихвой достаточно! Гийом буквально рухает на один из пластиковых стульев — они тут наверняка оранжевые; стул жалобно скрипит под тяжестью его тела.

— Вы в состоянии ответить на кое-какие вопросы? — осведомляется Гассен, которому явно не терпится закончить все это поскорее.

— Ну, если вам так важно что-то узнать…

— Почему вы пошли с Элен Фанстан в квартиру Бенуа Дельмара?

— Но я шел туда вовсе не с ней! Я же сантехник, меня вызвали туда проверить трубы в туалете: они вроде бы давали протечку. А когда я подъехал, то увидел, что она выходит из машины; вид у нее был очень взволнованный; я поприветствовал ее, спросил, с какой стати она оказалась возле этого дома — тем более что машина была не ее, а какая-то серая «хонда»…