Кутюрье смерти

Коротышка вновь переживал каждый свой поход за добычей, секунда за секундой, мускулы его начинали подрагивать при этих воспоминаниях. Сдавленный крик ужаса кассирши, тут же прерванный острым лезвием бритвы, ее полная грудь навалилась на него, он ощутил вес мертвого тела. Старик валялся в скошенной траве и ничего не соображал. Он даже глаз не открыл, не заметил, как перешел из ночи земной в ночь вечную. А тот молодой парень попробовал было бороться, но с полиэтиленовым пакетом на голове особо не посопротивляешься, да и потом, он ему тут же нанес удар в сердце, весьма сильный.

Коротышка стряхнул пепел в пепельницу.

На самом деле самым сложным было незаметно затащить их в пикап. У него, слава богу, есть большой ящик на колесиках из-под компрессора. Никто никогда не обращает внимания на парней в синих робах, которые таскают за собой подобные вещи.

А вот если этот идиот Марсель Блан думает, что никто не замечает, как он ведет себя, когда видит эту женщину, то он ошибается! Слишком темная кожа… разрезы на темной коже должны выглядеть не так привлекательно. Как рисунок на темной бумаге. Или же надо резать глубже, чтобы обнажился розовый цвет внутренностей. Все дело в контрастах. Правда, кому что нравится…

Коротышке нравились высокие насиликоненные блондинки со следами былой красоты. К несчастью, блондинкам он не очень нравился.

Эрблен, судмедэксперт, — в полицейском управлении запросто Док-51, — присел на краешек стола Жан-Жана, который занимался тем, что скреплял степлером кипу розово-желтых бумажек с кипой грязно-зеленых. Жан-Жан потел. Воздух был тяжелым и липким, настоящие тропики. В предгорьях бушевала буря, мухи злобствовали, народ пребывал в скверном настроении. Жан-Жан поднял глаза на Эрблена, пытаясь найти на его худом морщинистом лице хоть какой-нибудь намек. Еще во время своей интернатуры Эрблен взял привычку топить эмоции в литрах пастиса — поэтому-то его и прозвали Док-51[3], — и он постоянно пребывал в облаках прекрасного настроения. Эрблен вытер лоб старым носовым платком, украшенным созвездием различных пятен, а затем, вздохнув, аккуратно сложил его, убрал в карман.

— Никогда такого не видел… просто пазлы!

Он трескуче рассмеялся, закашлявшись в конце концов. Кашель был хриплым, как у алкоголиков.

Пазлы из человеческой плоти, раскроенной по мерке, мрачно подумал Жанно.

— Телу лет тридцать, — снова заговорил Эрблен, когда приступ кашля прошел. — Тело принадлежит крепкому мужчине, очень волосатому, в полном расцвете сил. Голова принадлежит двадцатипятилетней женщине, я бы сказал, скорее двадцатишестилетней. Ну а руки, м-да, руки, тут я склоняюсь к мысли о старике, лет семидесяти пяти; наверное, бродяга или что-то в этом роде, руки все в дырках, как дуршлаг.

— В дырках — от чего?

— От уколов. Шприц, инспектор. Шприц, наполненный героином или дешевым красным вином! Хотел бы я знать, в каком состоянии все остальное… — пробормотал Док-51 жизнерадостно.

— Остальное?

— Правильнее — останки. Да-да, милый мой Жанно, человеческие тела имеют обычно две руки, две ноги, торс, голову… Значит, хочешь не хочешь, где-то существуют недостающие куски наших жертв — во множественном числе. Ладно, на этом я должен удалиться, сегодня день рождения внучки.

— Поцелуйте ее от меня. Скажите, Док, чтобы сшивать плоть, наверное, нужна какая-нибудь суперигла, нет?

— Простая хирургическая игла или одна из тех толстых игл, которыми пользуются для шитья джинсов и кожи. Знаете, кожу ведь легко проткнуть, — хихикнул он.

Жанно тоже хохотнул.

— А нельзя ли узнать, отчего они умерли?

— Нет, нельзя! Все, чем мы располагаем, не имеет повреждений. Если есть следы, то они на недостающие кусках. В конце концов, Жан-Жан, вы нам их предоставите, не так ли?

— Да, может, обнаружим в бюро находок. Но шансов мало. — Жанно опять издал смешок. — Пока, до свидания, доктор!

Спрятавшись за дымом неизменной сигары, Костелло с отвращением следил за обменом репликами, полными вымученного юмора. Нет, этот Жан-Жан просто-напросто пустышка.

2

Полицейский Марсель Блан предавался мечтаниям на городской площади. Сегодня стало еще жарче — ни дуновения ветерка. Просто расплавленный свинец, как говорится в книгах. Марсель вспомнил вчерашний вечер: вместо того чтобы закатить ему очередную сцену, Мадлен превозносила его как героя. Первый раз за пятнадцать лет их совместной жизни он занимается чем-то стоящим! — заявила она, тряхнув копной обесцвеченных волос. Совершенно омерзительное убийство, о котором надо срочно сообщить всем подружкам, воскликнула она, округлив свои полные губки, некогда соблазнившие Марселя, и сложив полные ручки на внушительной груди. За этим последовали интенсивные телефонные переговоры.

Все, однако, было просто: Мадлен наотрез отказывалась принимать то, что их бракоразводный процесс в самом разгаре. Марсель пожал плечами: хватит думать о Мадлен, она слишком долго дохнуть ему не давала. Пора перестать заводиться.

Один из его коллег переходил вдалеке площадь, и Марсель тут же подумал, что выглядят они теперь точь-в-точь как американские фараоны — голубая рубашка с погонами и фуражка с козырьком. Мадлен утверждала, что, хоть в кепи, хоть в фуражке, мудак мудаком и останется. Стоп! Сказано же: «Ни слова про Мадлен!» Изгнав из своих мыслей, как выгоняют назойливую муху, весьма плотский и мстительный образ жены, Марсель принялся размышлять о зловещей вчерашней находке.

Очевидно, что убийца не мог действовать прямо на Площади. Происходило это в каком-то помещении, где он мог соединять трупы, готовя свою мрачную постановку. Но почему надо было выставлять свое… произведение прямо тут, в центре города? Да и ехать с таким сокровищем в машине — дело рискованное. Так, может быть, он готовил свое преступление неподалеку? Может, он живет где-то рядом?

Девицу удалось идентифицировать. Муж опознал ее по фотографии в утренней газете. Черно-белая фотография, сделанная в морге, только лицо с закрытыми глазами. Кассирша из супермаркета, о ее исчезновении заявлено двумя днями раньше. Выйдя из магазина, она решила срезать дорогу, пройдя по скверу, но в итоге оказалась разрезанной на куски. До дому она так и не дошла, понятное дело.

Муж в панике позвонил в полицию около одиннадцати вечера. В супермаркете подтвердили, что она действительно всегда ходила через сквер, говорила, что, когда все подростки заделались наркодилерами, бояться нечего. Была вероятность, что и старый бродяга наркоман тоже посиживал в сквере. Так, может быть, и убийца жил неподалеку? Но дело поручено не Марселю. На него возлагалась миссия помогать старикам переходить дорогу и гонять собак, чтобы те не писали на цветы у памятника павшим героям, который возвышался в центре площади у фонтана.

Господи, да почему же все эти отпускники так истошно вопят? Капли пота скатились из-под козырька. Марсель украдкой вытер глаза, рыжие усы его были влажными.

Резко затормозил четырнадцатичасовой автобус, чуть не перевернув при этом скутер, владелец которого заорал: «Педик чертов!» — а водитель послал его в ответ в жопу. Марсель вздохнул. Двери с пришепетыванием отошли в сторону, выпустив из чрева автобуса молодую женщину с татуировкой. За одну ее руку уцепился мальчишка, в другой она держала продовольственную сумку и что-то обсуждала со стариком в сером полиэстеровом костюме, который выкрикивал ей в ответ нечто непонятное.

Марсель машинально свистнул какому-то типу, поехавшему на красный. Женщина обернулась. Какой у него должен быть идиотский вид с этим свистком во рту! Провинившийся водитель делал вид, что совершенно ни при чем. Хорошо же, подумал Марсель, давай, вали, мерзавец, ты свое еще получишь!

В гараже было прохладно. Коротышка, зажав в тонких губах окурок, вертел в руках медальон со святым Христофором, с которым никогда не расставался. Он размышлял, склонившись над мотором машины Жанно.

3

Пастис (pastis) — общее название крепких французских анисовых настоек. Наиболее известные марки — Перно (Pernod) и Рикар (Ricard). «Пастис-51» — это отдельная 45-градусная разновидность, ароматизированная лакрицей и карамелью. Название воспевает 1951 год, когда послевоенная Франция официально возобновила розлив спиртного с анисом.