Актуальные сказки

— Не говорил он. Но вроде не в нашем квартале, так что вы голову себе даже не забивайте!

— Ну, и ладно, что не в нашем. Мне же главное — что? Чтобы порядок был и тишина. Так? Всего хорошего, Мария Антоновна! Если что — сразу звоните.

А спустившись на первый этаж, он достал мобильный телефон и набрал знакомый номер:

— Майор Берсенев здесь. Докладываю, значит: сегодня.

…

Бойцы в черном бесшумно окружали дом на окраине. Заходили со всех сторон, перелетали через забор, неслышно падали на палую листву, замирали в приседе, поводя короткими автоматами, двигались, согнувшись, вперед.

На оперативном дисплее в штабной машине светились яркие точки, отмечающие местоположение каждого оперативника.

— Силовики свои места заняли. Нам тоже пора?

Капитан Петренко осмотрел своих орлов. Джинсы, куртки, яркие шарфы и блестящие галстуки, туфли с длинными носами, в которых так трудно бегать, но зато удобно бить по ребрам. И возраст соответствующий. То ли двадцать пять, то ли тридцать — на вид сразу и не скажешь. Видно, что еще молодежь, но уже не пацанва. С деньгами ребята.

— Ну, поехали, что ли.

Машина с шашечками такси выехала из-за поворота, протиснулась почти к подъезду, остановилась со скрипом. Из открывшихся дверей посыпались с прибаутками яркие, блестящие фигуры. Последним вышел, как дядька при молодежи, Петренко. Сегодня он был в кожаном пиджаке, светлой водолазке и переливающихся в свете фонарей полосатых брюках. Их отдел вообще редко надевал форму: только на строевые смотры, да на награждения.

Кнопка звонка, долгое рассматривание через телеглазок, лязг засова.

— Ну?

— Места есть? А то по всему городу ищем.

— Места? А документы у вас с собой?

— Что мы, законов не знаем? Все совершеннолетние, не бойсь! И документы — вон, у дядьки, чтобы не потерять ни в коем случае.

Петренко солидно достал из барсетки пачку паспортов, помахал охраннику.

— Ну, заходите. Начали уже.

Дверь, толстая, как в банке, снова лязгнула, отсекая прохладу осеннего вечера.

В полутемном зале сквозь клубы табачного дыма мигали лазерные прожектора, переливался зеркалами старинный шар на потолке, что-то неслышно за общим гулом кричал из дальнего угла диск-жокей, подняв руки вверх и подпрыгивая на месте, упруго била по ушам электронная музыка.

— Начинаем ровно через двадцать минут, — скомандовал своим Петренко, и все тут же разошлись, растворились в туманном мареве. Кто присел к чужому столику и начал заигрывать с девушками, кто уже изгибался на танцполе, один просто свернул в туалет, спросив у охранника, где тут руки помыть. Сам Петренко протиснулся сквозь толпу к барной стойке и заказал кофе.

— С коньяком? — переспросил бармен.

— Сначала простой. С коньяком позже — я тут надолго, — махнул рукой Петренко и присел на высокий табурет, смотря на все происходящее за его спиной в наклонное зеркало над баром.

— Что у вас тут сегодня тесно-то так?

— Совершеннолетие отмечают!

— Вот так сразу у всех?

— Ну, просто собрались и в один день решили попраздновать. Вам еще повезло — позже мест совсем не будет!

— Да? Вот повезло-то…

Он еще раз посмотрел на часы, допил очередную чашку кофе, встал с места и пошел вдоль стенки к диск-жокею, протискиваясь среди танцующих. Там он просто снял с парня гарнитуру — наушники с микрофоном, нажал кнопку, отключив музыку и откашлявшись в микрофон сказал скучно и громко:

— Всем оставаться на своих местах и приготовить документы. Федеральная служба по борьбе с наркоманией. Тихо, тихо…

А в двери, открытые одним из ярко одетых парней, мимо ошеломленного охранника в ярко осветившийся зал уже вбегали оперативники в черных масках. За ними шли дознаватели в форменных мундирах с портфелями, полными бланков опросов.

— А что такое? Что за дела? Зачем такой шум? — подбежал невысокий юркий хозяин ресторана. — Может, можно договориться?

— Тпру-у-у… Не кипишись! Если все совершеннолетние, то вопросы будут к ним, а не к тебе. А ты работай, работай… Потом зайдешь, поговорим.

— У нас нет наркотиков!

— А вот тут — погоди. Никотин — это что? Алкоголь — что? Все это наркотики, только слабые. Но вызывают, как и положено, легкую эйфорию, привычку и ломку в случае отсутствия. Так? Наркотик, наркотик. Просто за продажу пока не ругают… Если совершеннолетним. Но это временно, имей в виду. Ну, что там у нас?

Дознаватели трудились в поте лица, переписывая данные паспортов, опрашивая, тасуя, расставляя. Кого-то после беседы сразу выводили на улицу, где ждали автобусы.

— Празднуете, значит?

— Да мы по чуть-чуть. Мы совсем…

— А вот поглядим, сколько — чуть-чуть. Дуньте сюда. Так. Алкоголь в норме… Пепельница с вашего стола? Тут десять окурков. кто курил? Все? Ну, значит все — туда.

— Мы же не пили почти!

— Зато курили. По сигарете — туда-сюда, хоть я и это не одобряю. Но вы же и по второй, и по третьей зажгли — налицо привычка. Налицо зависимость. Значит, будем избавляться.

Четверых парней увели по лестнице на улицу.

— Куда их?

— Куда, куда… На Кудыкину гору. В ЛТП, естественно. И на физические работы. Городу нужны дворники, грузчики, уборщики.

— А как это — без суда?

— Вы отстаете, грамотеи! Наркоманы — не люди, так? И к ним применяются особые меры воздействия и лечения, невзирая на личное желание или не желание. Никотин и алкоголь — наркотик? Признаны таковыми Всемирной организацией здравоохранения? Значит, и тут — те же самые действия.

— А кто определяет, наркоман человек или нет?

— А мы здесь для чего, собственно? Вот мы и определяем. Так, этого, разговорчивого — тоже грузите.

— Но меня-то за что?

— Наркоман — сразу видно. Неадекватное поведение. Ничего, вас вылечат. И их — тоже.

— Все, что ли?

Черные фигуры растворились в темноте на улице, ушли, козырнув, дознаватели. Капитан Петренко, в очередной раз откашлявшись в микрофон, принес извинения от лица Федеральной службы по борьбе с наркоманией, пожелал оставшимся в зале веселого празднования, погрозил пальцем бармену, и тоже увел своих ребят.

Лязгнула тяжелая дверь.

Тишина опустилась на танцпол.

Зрелищ!

— Все только не пойму как-то: я царь или не царь?

— Ты — царь, — склонил голову первый и наиглавнейший визирь.

— Тогда кто объяснит мне, чего все эти…,- монарх повел рукой, показывая, как все "эти", вокруг и около…,- Так чего все эти просят и просят, понимаешь? Чего они просят? Почему?

— Это они все о князе Холмском печалуются, твое величество.

— А что им о нашем собственном князе печалиться? Кстати, он что ли жив еще?

— Жив.

— А почему? Что за дела, в конце концов? Сколько можно? Все время находится тема, которую они, эти все, — царь отвлекся, посмотрел в свои записи, — Во! Мус-си-руют. Ясно? Муссируют и муссируют. Что за, в конце концов? То, понимаешь, пристают — а что с вашим легионом, что с вашим легионом. Что, что… Потерялся. Это все-таки наш легион. То есть фактически мой. Хочу — потеряю. Хочу — найду. Так?

Первый визирь поморщился, отвернув лицо в сторону. Он мог это сделать, потому что абсолютный и единовластный никогда не смотрел в глаза. И еще потому что в зале они были только вдвоем — даже рынды в белых одеждах вышли, встав в караул у дверей снаружи. Рынды вышли с поспешностью, уловив движение правой бровью. Они понимали. что в белом они — пока выполняют то, что приказано, и пока улавливают вот это нервическое немного движение правой бровью.

— Это ты на кого морщишься? — вдруг почти шепотом сказал царь. — Это ты что мне тут рожу козью строишь? Это ты за кого себя держишь? Это, может, ты, как Холмский?

Визирь молча брякнулся на колени и уткнулся лбом в самые носы туфель. В загнутые кверху, упругие, расшитые жемчугом концы царских туфель.

— Ну? — помолчав с минуту, сказал сухо монарх. — И что ты скажешь мне, смерд?