Страница 46 из 65
– Тяни ребята, – скомандовал Семен, и несколько дюжих рук вытащили невольного путешественника на мост. За этот подвиг я хотел представить Семена к награде, но он решительно воспротивился.
– Не за этим я это делал, так и Бог велел поступать, он меня и наградит, а все-таки должен я вам сказать, ваше благородие, не стоило его спасать, значит, пускай бы тонул, – проговорил он.
Я немного этого не понимал: с одной стороны – Бог велит, с другой – не стоило, и я попросил его объяснить.
– А так что выходит, ваше благородие, что он оказался сущим вором, Алешкой Цыганком, я сейчас только припомнил его. Бороду снял, и не признать даже, – объяснил мне Семен.
По его рассказу я узнал, что это известный конокрад по прозванию Алексей Цыганок, два года разыскивавшийся и оперировавший как в соседнем уезде, так и в Д-м. Пожурив Семена за слишком позднее сообщение – прошло часа полтора, – я, как человек молодой и горячий, задумал сразу же арестовать Алешку. Взяв Семена, я отправился в деревню. У меня были хорошие стальные наручники, заграничной работы, я захватил их с собой, отдав Семену. В деревне еще толпилось очень много народа. Мы шли с Семеном и зорко смотрели на проходящих, не давая заметить, что мы кого-нибудь ищем. Вдруг мой Семен моментально исчез в толпе. Я бросился за ним и только увидел, как чья-то рука с чем-то блестящим высоко поднялась в воздух, раздалось падение чего-то грузного на землю. Я в один миг подскочил к месту, и глазам моим представилась такая картина. На земле лежал Алешка, на руках его красиво поблескивали мои наручники и тут же стоял Семен, придерживая кисть руки. Преступник лежал и не шевелился, но через две-три минуты пришел в себя и начал ужасно ругаться и угрожать. Я поспешил убрать его, боясь мщения крестьян, в случае если бы они его узнали; кстати, надо было перевязать руку Семена. Как я потом узнал, Семен подошел к Алешке и хотел сразу же свалить на землю, но конокрад извернулся и сделал замах ножом, тогда мой Семен левой рукой схватил руку преступника, а правой дал такого тумака ему в переносье, что тот без чувств свалился на землю. Вот вам русское джиу-джитсу – не уступит и заграничному. Не знаю, правильно ли я тогда поступил, но скажу только, что как мне, так и Семену была объявлена благодарность. Указанное Семеном лицо оказалось впоследствии на самом деле Алешкой Цыганком и давно разыскивалось полицией. Делать заключение я предоставляю вам, господа слушатели, не знаю, понравился ли вам мой рассказ или нет. Как я слышал, Семен и в команде был на самом лучшем счету, и кажется, ему была обещана должность старшего. Что еще сказать, не знаю. Скажу, что, когда я вошел в церковь и посмотрел в лицо покойника, оно не показалось мне таким смешным, как в первый день знакомства, напротив – в этом лице была печать какой-то строгости, с оттенком смирения, и мне показалось, что он сейчас встанет и, грустно посмотрев, спросит: «За что?» Я, господа, кончил. Дай Бог побольше таких служак, каким был Семен, – закончил Иван Яковлевич и вздохнул.
Все встали и вышли в гостиную. В прихожей толпились гости. Собрание стало разъезжаться, на улице было светло. Начинался новый, шумный, суетливый день.
Аркадий Аверченко
Виктор Поликарпович
В один город приехала ревизия… Главный ревизор был суровый, прямолинейный, справедливый человек с громким, властным голосом и решительными поступками, приводившими в трепет всех окружающих.
Главный ревизор начал ревизию так: подошел к столу, заваленному документами и книгами, нагнулся каменным, бесстрастным, как сама судьба, лицом к какой-то бумажке, лежавшей сверху, и лязгнул отрывистым, как стук гильотинного ножа, голосом:
– Приступим-с.
Содержание первой бумажки заключалось в том, что обыватели города жаловались на городового Дымбу, взыскавшего с них незаконно и неправильно триста рублей «портового сбора на предмет морского улучшения».
– Во-первых, – заявляли обыватели, – никакого моря у нас нет… Ближайшее море за шестьсот верст, через две губернии, и никакого нам улучшения не нужно; во-вторых, никакой бумаги на это взыскание упомянутый Дымба не предъявлял, а когда у него потребовали документы – показал кулак, что, как известно по городовому положению, не может служить документом на право взыскания городских повинностей; и, в-третьих, вместо расписки в получении означенной суммы он, Дымба, оставил окурок папиросы, который при сем прилагается.
Главный ревизор потер руки и сладострастно засмеялся. Говорят, при каждом человеке состоит ангел, который его охраняет. Когда ревизор так засмеялся, ангел городового Дымбы заплакал.
– Позвать Дымбу! – распорядился ревизор.
Позвали Дымбу.
– Здрравия желаю, ваше превосходительство!!!
– Ты не кричи, брат, так, – зловеще остановил его ревизор. – Кричать после будешь. Взятки брал?
– Никак нет.
– А морской сбор?
– Который морской, то взыскивал по приказанию начальства. Сполнял, ваше-ство, службу. Их высокородие приказывали.
Ревизор потер руки профессиональным жестом ревизующего сенатора и залился тихим смешком.
– Превосходно… Попросите-ка сюда его высокородие. Никаноров, напишите бумагу об аресте городового Дымбы как соучастника.
Городового увели.
Когда его уводили, явился и его высокородие… Теперь уже заливались слезами два ангела: городового и его высокородия.
– Из…ззволили звать?
– Ох, изволил. Как фамилия? Пальцын? А скажите, господин Пальцын, что это такое за триста рублей морского сбора? Ась?
– По распоряжению Павла Захарыча, – приободрившись, отвечал Пальцын. – Они приказали.
– А-а, – и с головокружительной быстротой замелькали трущиеся одна об другую ревизоровы руки. – Пре-красно-с. Дельце-то начинает разгораться. Узелок увеличивается, вспухает… Хе-хе. Никифоров! Этому – бумагу об аресте, а Павла Захарыча сюда ко мне… Живо!
Пришел и Павел Захарыч.
Ангел его плакал так жалобно и потрясающе, что мог тронуть даже хладнокровного ревизорова ангела.
– Павел Захарович? Здравствуйте, здравствуйте… Не объясните ли вы нам, Павел Захарович, что это такое «портовый сбор на предмет морского улучшения»?
– Гм… Это взыскание-с.
– Знаю, что взыскание. Но – какое?
– Это-с… во исполнение распоряжения его превосходительства!
– А-а-а-а… Вот как? Никифоров! Бумагу! Взять! Попросить его превосходительство!
Ангел его превосходительства плакал солидно, с таким видом, что нельзя было со стороны разобрать: плачет он или снисходительно улыбается.
– Позвольте предложить вам стул… Садитесь, ваше превосходительство.
– Успею. Зачем это я вам понадобился?
– Справочка одна. Не знаете ли вы, как это понимать: взыскание морского сбора в здешнем городе?
– Как понимать? Очень просто.
– Да ведь моря-то тут нет!!
– Неужели?.. Гм… А ведь в самом деле, кажется, нет. Действительно, нет.
– Так как же так – «морской сбор»? Почему без расписок, документов?
– А?
– Я спрашиваю – почему «морской сбор»?!!
– Не кричите. Я не глухой.
Помолчали. Ангел его превосходительства притих и смотрел на все происходящее широко открытыми глазами, выжидательно и спокойно.
– Ну?
– Что «ну»?
– Какое море вы улучшали на эти триста рублей?
– Никакого моря не улучшали. Это так говорится – море.
– Ага. А деньги-то куда делись?
– На секретные расходы пошли.
– На какие именно?
– Вот чудак-человек! Да как же я скажу, если они секретные!
– Так-с…
Ревизор часто-часто потер руки одна о другую.
– Так-с. В таком случае, ваше превосходительство, вы меня извините… обязанности службы… я принужден буду вас, как это говорится, арестовать. Никифоров!
Его превосходительство обидчиво усмехнулся.
– Очень странно: проект морского сбора разрабатывало нас двое, а арестовывать – так меня одного.
Руки ревизора замелькали, как две юрких белых мыши.
– Ага! Так-так… Вместе разрабатывали?! С кем?