Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 64

Переход Черчилля в либеральную партию, так называемый «crossing of the floor» («переход на другую сторону») был расценен всеми как политический маневр оппортуниста, одержимого интересами собственного продвижения.

Позднее Черчилль напишет, касаясь темы «последовательности в политике», что верность политика определенным принципам должна быть выше, чем верность какой-то одной партии. Хотелось бы знать, существовали ли в то время для него такие принципы, которые могли бы оправдывать также жертвы, если бы они касались его лично? Эго предположение лишено реальности. Таких принципов для него не существовало. В консервативной партии в ее тогдашнем виде он не видел будущего, ее отжившее руководство, не способное к восприятию новых идей, не пользовалось у него ни малейшим авторитетом, взаимопонимание между ним и этим руководством становилось все слабее по мере того, как он все больше занимался биографией своего отца. Когда в 1906 году произошел пересмотр отношения к этому произведению и его стали считать — и продолжают считать до сих пор — интересным и мастерски написанным, это было не только оправданием, проявленным партией тори к личности лорда Рандолфа и его идеям, одновременно этот факт стал обвинением в адрес консерваторов, которые в свое время не пошли по указанному им пути. С понятием «демократический торизм» молодой Черчилль связывал нечто большее, чем политика партии: для него это понятие означало будущее английской демократии. Он считал себя наследником этой демократии; партиям же — как консервативной, так и либеральной — он отводил лишь вспомогательную роль. Если бы речь шла о его мнении — а Черчилль всю свою жизнь продолжал придерживаться этой точки зрения, — то он считал бы нецелесообразным и даже опасным правление одной из двух партий; он считал, что руководство страной должно осуществляться широким представительским движением. Эта «Centre Party» («Центристская партия»), которая состояла бы из либералов и консерваторов, была мечтой Уинстона Черчилля и замышлялась им как продолжение «Fourth Party» («Четвертой партии») лорда Рандолфа; она была — без неуместных упрощений — квинтэссенцией политического мышления Уинстона Черчилля. Неопровержимым является то, что Черчилль никогда не был «Party man» («человеком одной партии»), что он в течение всей своей жизни находился между партиями и стремился к тому, чтобы представлять только самого себя и только свою партию. Это качество явилось причиной того, что у представителей всех политических лагерей огромный эгоцентризм Черчилля вызывал чувство постоянного недоверия; это же качество — хотя об этом часто забывают — было одновременно решающей причиной его последующего триумфа. Несмотря на то, что своим переходом в лагерь либералов Черчилль вызвал к себе активную нелюбовь, даже ненависть со стороны консервативных масс, его называли «перебежчиком» и «крысой», однако он не порвал свои связи с влиятельными личностями консервативного лагеря; напротив, он способствовал установлению межпартийных контактов сразу же после своего первого перехода в другую партию. В 1911 году Черчилль организует «Другой клуб» («Other Club»), названный им центром, собравшим вокруг себя независимые умы, которым было под силу подняться над узкими партийными рамками. Это объединение было полной противоположностью консервативному клубу Карлтона, членом которого Черчилль оставаться не мог. Интересно, что в то же самое время, когда консервативная партия объявляет Черчилля «вне закона», он встречает двоих людей, ставших его близкими друзьями на долгие годы: один из них был ультраконсервативный депутат парламента Ф. Э. Смит (ставший позднее лордом Биркенхедом), другой — канадец Макс Эйгкин (позднее — лорд Бивербрук). Возможно, что этих людей объединял их взаимный интерес ко всему необычному, близость политических взглядов, в конце концов, приятное сознание, что можно быть другом неординарной личности, считавшейся всеми неким enfant terrible («ужасный ребенок»).

Сначала молодой парламентарий проявил себя убежденным либералом. Лорд Элгин в силу своего титула являлся членом верхней палаты парламента и возглавлял колониальное ведомство. Когда* началась кампания за показательное решение южноафриканского конфликта, он должен был уступить свое место статс-секретарю Черчиллю, который стал заместителем министра колоний. В новой должности Черчилль сразу почувствовал себя уверенно. Перед ним стояли задачи, которые он должен был решить исходя из принципа абсолютного превосходства: обеспечить британское господство в Африке, сделать своевременные уступки, проявить благосклонность и понимание в вопросах самоуправления побежденных буров, примирить их с судьбой и сделать их верными союзниками британской короны. Все это полностью соответствовало его собственным представлениям по этому вопросу, одновременно это была «просвещенная» либеральная политика. Тот факт, что лидеры бурской оппозиции Бота и Сматс стали личными друзьями Черчилля и в 1914 году, когда началась первая мировая война, обеспечили участие бурского народа на стороне Англии, подтвердил правильность политики, направленной на примирение с бурами; нужно отметить, что Черчилль был далеко не единственным, разделявшим эту точку зрения; он не поддерживал как «имперскую» линию, так и идею содружества «белых» государств.

В сущности, Черчилль рассматривал все мировое пространство как основу, на которой можно строить британское могущество, ему всегда была чуждой идея общности народов. Несмотря на его склонность к путешествиям, он очень редко покидал в эти годы Англию: один раз это была командировка в Южную Африку, в другой раз он ненадолго приехал в Канаду; он ни разу не побывал ни в одной из стран, входивших до второй мировой войны в Британскую империю.

После преобразований, происшедших в апреле 1908 года в правительстве, 34-летний Черчилль становится — в соответствии с его желанием — министром торговли, а одновременно и членом правительства, имевшим вполне реальную власть. По существовавшему до 1918 года положению о выборах каждый из вновь назначенных министров должен был пройти процедуру голосования. На этот раз Черчилль в Манчестере терпит поражение, но спустя 14 дней, несмотря на бурные сцены с участием воинствующих поборниц избирательных прав — суффражисток, — сделавших его центром своих нападок, одерживает победу в шотландском городе Данди. Непосредственный контакт с новым кругом избирателей приводит его к знакомству с Клементиной Хозьер, представительницей знатного и богатого семейства, проживавшего в этом городе. В сентябре 1908 года эта молодая женщина (ей было тогда 23 года) становится женой Черчилля. Ее нельзя было назвать первой большой любовью Черчилля, но это был исключительно счастливый брак. Можно верить утверждению Черчилля, что эта женщина, имевшая как внешние, так и внутренние достоинства, внесла в его жизнь спокойствие, умиротворенность и смогла стать верной спутницей всей его жизни.

Почти в течение двух лет — с апреля 1908 до февраля 1910 года — Черчилль в качестве министра экономики находится в центре реформаторского движения, проходившего с определенными трудностями, так как первые шаги либералов вызвали разочарование в обществе. На фоне всей реформаторской политики, носившей название «New Liberalism» («Новый либерализм»), отчетливо выступает яркая личность Дэвида Ллойд Джорджа, который становится наставником Черчилля в части проведения реформаторской политики. Этих людей связали длительные дружеские отношения и тесное сотрудничество. То, что восхищало более молодого Черчилля в «Уэльском чародее», как называли Ллойд Джорджа, было не только его умение манипулировать политическими идеями, не только его одаренность и огромная личная энергия, но в первую очередь его талант оратора, благодаря которому он мог, как говорили, «уговорить птицу слететь к нему с дерева». В этом партнерстве Черчилль охотно выполнял второстепенную роль, опровергнув тем самым распространенные о нем слухи как об опытном проводнике, но не архитекторе социальных реформ. В действительности об этом не могло быть и речи. Вся предварительная подготовка этих реформ осуществлялась «радикалами» — супругами Сиднеем и Беатрисой Вебб, У. Х. Бевериджем, К. Ф. Г. Мастерманом, создавшими для этого все интеллектуальные предпосылки. Несомненной заслугой Черчилля была его исключительная энергия, огромная увлеченность этой идеей и практический подход, которые он внес в законопроект Ллойд Джорджа. Но, несмотря на его готовность воспринять идеи «фабианцев»[13], ему остались чуждыми их идеологические установки на социальную воспитательную работу на «постепенном пути к социализму». Самым привлекательным во всех отношениях образцом для него было созданное Бисмарком социальное законодательство; по его мнению, Англии была необходима солидная доза патриархального «бис-маркианства», и хотя он предоставлял себя в распоряжение Ллойд Джорджа и супругов Вебб, то только потому, что в этих реформах, направленных на сохранение, а не на изменение существующего общественного устройства, он видел частичное осуществление демократии тори. В то же время социал-реформаторский «радикализм» был для него новым захватывающим приключением, в которое он готов был устремиться с характерным для него темпераментом; он видел в нем благоприятную возможность проявить себя защитником интересов народа и, подобно Савроле, выступать от имени тех, кто «имеет право на достойную жизнь».

13

«Фабианское общество» — организация английской интеллигенции, пропагандировавшая идеи постепенного преобразования капиталистического общества в социалистическое путем реформ. Вошло в состав Лейбористской партии Великобритании. — Прим. ред.