Страница 10 из 93
— Людвига Станиславовна, — отрекомендовал он ее.
Она была намного моложе супруга и выглядела весьма эффектно в длинном облегающем полноватую фигуру платье, с веером в руке. Он и раньше ловил на себе ее взгляды и понял, что представлен совсем не случайно.
Они закружились в вальсе, и он крепко держал ее, оберегая от нечаянных толчков.
— Вы ловки, поручик, — призналась она, когда они оказались в отдалении, сжав его руку. — Вы удивительный кавалер.
— Я еще им не был, мадам, — в тон ей ответил Михаил.
— А хотели бы быть?
— Об этом я могу только мечтать.
— Я учту, — произнесла она многозначительно.
Он проводил ее к мужу, галантно раскланялся.
— Людвига Станиславовна прекрасно вальсирует. Смею ли ангажировать ее на мазурку?
— Сделайте милость, поручик! Со мной ей скучно. Я любитель вистовать, а она — охотница до танцев.
Они лихо носились в бравурной мазурке, вызывая у всех восхищение. Потом усталая и довольная, обмахиваясь веером, она с игривой строгостью сказала:
— В следующее воскресенье вы непременно здесь будьте.
И он был. Весь вечер они танцевали. Муж, оставив их, засел в тихой комнате за карточным столом.
Среди недели Михаилу доставили на квартиру записку.
— Мальчуган какой-то принес, — подал конверт денщик.
Записка от Людвиги Станиславовны. Она писала, что ожидает сегодня, как стемнеет. И никто о том не должен знать. Едва в темноте он приблизился к дому, как дверь отворилась, показалась хозяйка.
— Тс-с, — приложила она к губам палец. — Осторожно, тут ступеньки.
Не зажигая огня, она провела его по длинному коридору в комнату. Горела лампа, шторы на окнах задернуты.
— Располагайтесь, Мишель. Хотите есть? Я сейчас. — Он хотел спросить, где муж, но она опередила. — Мы здесь одни. Муж уехал на целую неделю.
Она сидела против него и счастливо улыбалась.
— Я давно мечтала о такой возможности.
— А муж?
— Не говори о нем. Он мне в отцы годится…
Под утро она его разбудила:
— Вставай! Не то опоздаешь в свою казарму.
А потом у него был неприятный разговор с командиром полка. Адъютант в приемной предупредил:
— Ну, Скобелев, держитесь. Определенно батя будет вас песочить.
— В чем-то хоть дело?
— Вы Зорича знаете? Впрочем, как же не знаете, когда каждый вечер танцуете с его женой. Так он прислал на вас жалобу. Такую кляузу навел…
У Михаила на душе стало муторно: «Догадался-таки, старый хрен! А может, Людвига призналась или науськала. В последний раз она была, как кошка. «Мне все известно о твоих встречах с Марией. Эту противную девчонку я б растоптала! Если бросишь меня, отомщу. Так и знай!»
— Но это, Скобелев, еще не все. Вчера у бати был пан Пшишевский. А он уж точно доносил на вас. Батя провожал его сам не свой. И сразу потребовал вас. Держитесь, Скобелев, попали под перекрестный огонь.
— Как, поручик, служба? — начал полковник, разглаживая пальцами усы. Он всегда их разглаживал, когда был не в духе.
— Служба в порядке. Замечаний нет.
— Нет замечаний, говорите? Ошибаетесь. Было бы в порядке, не вызвал бы, и не стояли бы здесь навытяжку. Неужели вы не сознаете вины? Я имею в виду ваше поведение. Не догадываетесь о причине вызова?
— Не догадываюсь.
— Хорошо. Вы, кажется, знакомы с семьей пана Пшишевского? Вхожи в дом, часто там бывали?
— Так точно, ходил.
— А с какой целью? Что преследовали в своих визитах?
— Интересно было. Дочь пана музицировала, она начитанна, с ней интересно разговаривать.
— А вот пан Пшишевский предъявляет вам серьезные претензии. Пан и его жена в ваших посещениях усматривали серьезные намерения относительно их дочери. Полагали, что за сим последует ваше предложение, а вы вдруг увлеклись другой особой. И дочь этого Пшишевского как бы скомпрометирована.
— Но я, ваше превосходительство, не давал никакого повода для серьезных намерений! И ничего лишнего, разве что поцелуи.
— Поцелуи не в счет. До поцелуев мы в молодости все были охотники, — произнес полковник.
Глядя на поручика, он, между тем, размышлял: «Этот офицер — выгодная партия для паненки: богат, красив, знатен, к тому же еще генеральский сын. У пана Пшишевского губа не дура. Досадно упускать такого зятька».
— Но кроме дочери пана Пшишевского вы еще встречались с супругой коммерсанта Зорича. С ней тоже поцелуи? Этот Зорич на вас такую хулу возвел!
— Господин Зорич в отцы годится Людвиге. Он сам представил ей меня, приглашал в дом. Тут я не при чем. Все они — и Мария, и Людвига, и Ганна — дают повод…
— Постой, постой! Какая Ганна? И Ганна еще? — уставился полковник.
— Это я так, к слову. — Поручик покраснел, и стало понятно, что еще была и Ганна.
— Ну, поручик, — покачал головой полковник и вдруг расхохотался. — Да вы, оказывается, не промах. Любвеобилен. Да можно ли так? Что ж мне с вами делать? Придется наказать.
— Прошу не наказывать. Нельзя мне иметь порицание.
— Это почему же? Ах, да! Ведь вы же кандидат в академию. Тогда… Тогда, поручик, я устно объявляю вам замечание и требую до отъезда из полка прекратить амурные дела. Это мое повеление. Не вздумайте ослушаться!
Весной из Петербурга Скобелеву пришел вызов для сдачи экзаменов в Николаевскую военную академию.
И был экзамен, когда поручик Скобелев доказал правильность своего решения, переправившись на коне через Неман. Об этом случае генерал Леер рассказал на комиссии, вызвав у многих восхищение отважным поступком молодого офицера.
— Отчаянная Голова, видать, этот поручик, — заметил начальник академии. — Внесите его в список.
Так Скобелев оказался в числе немногих счастливцев.
ГЛАВА 2
ЗНОЙНЫЙ ТУРКЕСТАН
В разведке
К ноябрю 1868 года академия осталась позади, два года учебы — в прошлом. Была возможность продолжать службу в столице, в Генеральном штабе, но эта перспектива его не прельщала. Он рвался в строй.
По просьбе командующего Туркестанским округом генерала Кауфмана Скобелева направили в Ташкент, в штаб округа. Край считался горячим местом. Русские войска вели там военные действия против хорошо вооруженных отрядов эмиров Бухарского и Хивинского. Совсем недавно, весной выступивший из Ташкента отряд разбил в сражении эмира Бухарского, овладел Самаркандом. К России присоединилась благодатная Зеравшанская долина и был образован подчиненный России Самаркандский край. Несмотря на заключенный мир, схватки вспыхивали то тут, то там, и до полного спокойствия было далеко.
Офицеры ехали в Туркестан без желания: кому охота подставлять голову под пули? К тому же — несусветная даль, глушь, а климат с его лихорадкой и прочими болезнями… Все это штаб-ротмистра Скобелева не пугало. Академию он закончил далеко не блестяще, преподаватели отмечали даже леность, спутав ее с равнодушием, проявляемым слушателем к некоторым предметам. Зато на занятиях Леера он преображался, и генерал высоко оценивал интерес молодого человека. По его настоянию выпускника причислили к офицерам Генерального штаба. И с этим чином он отбыл в Ташкент.
По приезде Скобелева принял командующий округом генерал Кауфман, благообразный седой человек, имевший репутацию боевого и решительного военачальника. По образованию военный инженер, он в прошлом командовал (и не без успеха!) пехотными частями, был дважды ранен на Кавказе, последний раз при штурме Карса. Там его отряд попал в такую переделку, что если б не пришел на помощь донской генерал Бакланов с казаками, — плена не миновать. Тогда турецкая пуля угодила в шею, еще б немного — и конец…
Прихрамывая, генерал подошел к Скобелеву:
— Не смею таить, штаб-ротмистр, что ваше назначение свершилось не без моего участия. Отважные и знающие дело офицеры нам очень нужны, тем более офицеры Генерального штаба. Надеюсь, что своими познаниями вы щедро поделитесь с коллегами. Но предстоит и вам потрудиться в освоении нашего края. Туркестан совсем не то, что наш Западный край, и люди другие, и природа. А потому отличны здесь и способы военных действий. Вокруг — пустыни да степи. Сотни верст прошагаешь и не встретишь деревца. Пески, колючки и безводье. Продвижение возможно лишь по хоженым дорогам, от колодца к колодцу. Собьешься с маршрута, считай, пропал. В общем, не буду продолжать.