Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 102 из 107

— С капитаном «Анаконды»? — переспросила Зина, и в голосе ее прозвучала тревога.

— А что может случиться?

— Поспорят. Потом, чего доброго, подерутся. Виктор — парень горячий.

— Зато Полю Арнолю там нужно быть тише воды и ниже травы.

Послышались чьи-то шаги, Наташа обернулась и увидела, что их догоняет Юзик Хлебцевич. Вот уж в самом деле нежданно-негаданно…

— Юзик? — словно не веря себе, спросила Наташа. — Какими ветрами?

— Батюшки! Наташка! Ты же меня напугала. Ведь собирался разыскать тебя, навестить, а ты… Как поживает наше небо? Докладывай! — Юзик встретил Наташин открытый и чуть-чуть гордый взгляд.

— Небо наше, Юзик, как ты знаешь, штурмуют ребята: «Виктор с Малой Бронной и Олег с Моховой…» Дай им в придачу к ракете рычаг, Луну бы стронули с места…

— Да, парни подобрались напористые, — согласился Юзик. — Но теперь девчатам нужно остерегаться.

— Почему? — удивилась Наташа.

— Целоваться ночью под Луной нельзя. Сверху им видно все, ты так и знай!..

— Да ну тебя, Юзик! — шутливо замахала руками Наташа. — Ты все переиначишь на свой лад. Лучше скажи, как дела у нас в Минске?

Правду говоря, Наташа тосковала иногда по Минску, и ночами ей порою снились залитые ровным вечерним светом площади — имени Якуба Коласа и Центральная, Комсомольская улица и наполненный зеленым шумом парк перед оперным театром. Так уж устроены люди: не забываем мы тех мест, где в юности ступали наши ноги в сторожкой тишине весенних сумерек или зимнего первого снега. Наташа знала и видела в кино, как почти начисто был сметен с лица земли этот город в Великую Отечественную войну. Каждый камень там был поднят руками вчерашних солдат и партизан, памятники которым воздвигнуты благодарными горожанами. В Минске Наташа жила предчувствием большой и светлой любви, сердце ее тревожно и сладко замирало, когда в аллеях парка Челюскинцев она замечала целующиеся парочки. Каждый раз девушка стыдливо отворачивалась. Душа Наташина была открыта людям. И в том же городе ей довелось пережить, быть может, самые жестокие обиды, какие выпадают на долю человека: ее обвинили в преступной халатности, выразили недоверие… Правда восторжествовала, но все равно такое не забывается…

Юзик вскидывал непокорный чуб и все тараторил о минском житье-бытье. Смеялся чему-то, кого-то бранил. Вдруг насупился и проговорил, избегая встречаться с Наташей глазами:

— И у меня тоже дороги с Федоровым разошлись. Раз и навсегда!

— Тебя уволили? Сняли с работы? — удивилась Наташа.

В ответ Юзик рассмеялся и уже смело поглядел в лицо девушке.

— Уволили. Только не меня. Федорова — в три шеи! Разоблачили хапугу-карьериста и предали суду. Оказывается, сей муж в наше время гонялся за материальными благами и всюду рвал и рвал деньгу.

— Он был членом партии, — растерянно вспомнила Наташа.

— Точно: был. Исключили. Не простили ему и издевательств над тобой, снайпер эфира в юбке, — попытался шутить Юзик.

— Перестань шутить. Это ведь серьезно, — строго сказала Наташа. — А ты по-прежнему секретарь комсомола?

— Принял участок. В начальство выбиваюсь! Сегодня здесь утверждали. Экзамен был серьезный.

— Выдержал? Поздравляю тебя, Юзик! Дай руку…

Он задержал ее плотную ладонь в своей крупной пятерне, густо покраснел и, словно с трудом подыскивая нужные слова, проговорил:

— Знаешь, я тебе хотел… Предложить… Нет, пригласить. Поедем, Наташа, в Минск. Вместе. Я все обдумал. Ты ведь здесь одна..

Наташа крепко пожала Юзику руку.

— Спасибо! — сказала она просто. — Я этого сделать не могу. Пойми, у меня… У меня там, — Наташа кивнула головой вверх, в небо, — забота. Большая забота, — добавила она, смутившись.

— А-а! — только и смог выговорить парень. Потом встряхнул головой и, чтобы вернуть разговору прежнюю непринужденность, пошутил: — Я ничего не знал. Оказывается, небо не такое уж и пустое.

— В нем бездна всяких тайн… — в тон ему ответила Наташа.





Этим было сказано все. Юзик тепло распрощался и ушел. Вскоре его сутулая фигура исчезла за поворотом коридора.

Наташа извинилась перед Зиной за то, что заставила ждать себя, и повела подругу в свой рабочий кабинет. Придвинула новый стул, поставила рядом со своим и сказала:

— Садись. Будь как дома…

Зина Кужель не без волнения рассматривала огромный экран. Ведь на этом экране она и встретится с открытым взглядом Виктора. Готова ли она к этому? Поймет ли он ее? Не разрыдается ли она, как провинившаяся школьница?

Наташа почему-то очень бережно поправила уложенную на голове черную косу и включила экран. Он вспыхнул ярко и весело, и Зине показалось, что она смотрит на светлый лесной родник, в котором вот-вот отразятся голубое небо, белесые тучи, зеленые деревья.

На экране возникло приветливое лицо человека, одетого в костюм космического путешественника. Сначала он вроде и не замечал, что за ним следят, потом вдруг встрепенулся.

— А-а! Мисс Гомон? Не забываете? Вери-вери гуд! — прозвучал его басовитый голос. — Как там у вас в Москве?

— Беспокоимся о вас, уважаемый Макс Велл, — ответила Наташа. — Хорошо ли вам? Как здоровье?

— Не беспокойтесь. Я здесь близок к самому богу, — ответил с улыбкой Макс, — и нашел способ вымаливать у него все, что мне нужно.

— Как это? Что вы с ним сделали?

— Ничего особенного. Просто взял его за бороду.

Зина Кужель от души рассмеялась. Какой милый и непосредственный этот чужеземец. В тех обстоятельствах, в которых он очутился, было не до шуток. А он пожалуйста!

— Мистер Макс, — вдруг спросила Зина. — Теперь вы знаете цену подвига. Скажите, пожалуйста, в другой раз вы полетели бы на Луну?

Чужеземец нахмурился и отвел взгляд в сторону, потом медленно сказал:

— Полетел бы… Только… на советской ракете.

Наташа попросила Макса сообщить, как ведет себя его спутница-обезьяна. Макс оживился и с беззаботным видом начал рассказывать о приключениях Читы. Чужеземец умел вести беседу с юмором, и, слушая его неторопливый голос, нельзя было удержаться от смеха.

Наконец Наташа вежливо помахала Максу рукой, пожелала запастись терпением и ждать возвращения на Землю. Макс кивнул головой и моментально исчез с экрана, как будто растаял.

— Пора включать Луну, — забеспокоилась Зина, посматривая на свои ручные часы.

Наташа, склонившись к панели настройки, начала искать в космосе встречные потоки электромагнитных волн. Вот они пробились откуда-то, заглянули сначала в уголок экрана, а потом хлынули в него целой рекой, затрепетали причудливыми тенями.

Девушки затаили дыхание. Перед ними сидел человек в строгой задумчивой позе, подперев обеими руками голову. Взгляд его был направлен куда-то вниз. Наташа нетерпеливо поправила косу и, всматриваясь в знакомую седину человека, шепотом позвала:

— Иван Иванович…

Денисов опустил руки, посмотрел на девушек, и они сразу почувствовали, что случилось что-то непоправимое.

— Олега нет… Ушел и не возвратился. — Денисов умолк, и на лбу его собрались глубокие морщины.

— Как это нет? — не проговорила, а, кажется, простонала Наташа. — Почему же не ищете? Иван Иванович… — Сердце у нее в груди оборвалось, покатилось вниз.

Денисов смущенно покачал взлохмаченной головой, потянулся рукой к наушникам рации.

— Не волнуйся, Наташа. Мы приняли все меры. И ты нам помоги… Зови его с Земли. Видимо, сигналов наших раций он не слышит…

Наташа, конечно, не упала, не закрыла лица дрожащими руками, хотя страшная беда свалилась на ее плечи. Но Зина не могла не заметить перемены в поведении подруги. Теперь она поняла, кем был для нее Олег. Зина взяла Наташу за руку и прижалась к ней.

Где-то гулко, тяжелым обвалом прогремел гром. Едва заметно дрогнул под ногами пол. Наташа подошла к окну, отбросила тяжелые шторы. Шумел на дворе ветер. Плыли низкие хмурые тучи. По стеклам сбегали живым серебром капли дождя… Наташа смотрела в серое нависшее небо с тоской и тайною надеждой. Неужели это тот океан, волны которого поглотят воздухоплавателя-космонавта Олега Дрозда?