Страница 19 из 21
Эраст Петрович отошёл в сторонку, чтобы записать в блокнот полезные сведения о прогрессивном мясоедении и пенсионерах-даймё. Заодно попробовал набросать профиль О-Юми: изгиб шеи, нос с плавной горбинкой, быстрый взгляд из-под опущенных ресниц. Получилось непохоже – чего-то недоставало.
– А вот и тот, кто нам нужен, – поманил его консул.
В углу, у колонны, разговаривали двое: уже знакомый Фандорину достопочтенный Булкокс и какой-то господин, судя по моноклю и сухопарости, тоже англичанин. Беседа, кажется, была не из приятельских – Булкокс неприязненно усмехался, его собеседник кривил тонкие губы. Дамы с горностаем рядом с ними не было.
– Это капитан Бухарцев, – сказал Всеволод Витальевич, ведя помощника через зал. – Пикируется с британским супостатом.
Эраст Петрович пригляделся к морскому агенту повнимательней, но так и не обнаружил в этом джентльмене никаких признаков русскости. Представители двух враждующих империй походили друг на друга, как родные братья. Если уж выбирать, то за славянина скорей можно было принять Булкокса с его буйной шевелюрой и открытой, энергичной физиономией.
Разговора вчетвером не вышло. Сухо кивнув Фандорину, с которым его познакомил консул, англичанин сослался на то, что его ожидает дама, и отошёл, предоставив русских обществу друг друга.
Рукопожатие капитан-лейтенанта Фандорину не понравилось – что за манера подавать одни кончики пальцев? Мстислав Николаевич (так звали агента) явно желал сразу установить дистанцию и продемонстрировать, кто здесь главный.
– Гнусный англичашка, – процедил Бухарцев, провожая Булкокса прищуренным взглядом. – Как он смеет! «Вам не следует забывать, что Россия уже двадцать лет как перестала быть великой державой!» Каково? Я ему: «Мы только что победили Оттоманскую империю, а вы никак не можете справиться с жалкими афганцами».
– Хорошо срезали, – одобрил Всеволод Витальевич. – А он на это что?
– Вздумал меня поучать. «Вы цивилизованный человек. Неужто не ясно, что мир только выиграет, если научится жить по-британски?».
Это суждение заставило Фандорина задуматься. А что если англичанин прав? Коли уж выбирать, как существовать миру – по-британски или по-русски… Но на этом месте Эраст Петрович сам себя одёрнул. Во-первых, за непатриотичность, а во-вторых, за некорректную постановку вопроса. Сначала нужно решить, хорошо ли будет, если весь мир станет жить по какому-то единому образцу, пускай даже самому расчудесному?
Он размышлял над этой непростой проблемой, в то же время слушая, как Доронин вполголоса рассказывает агенту о зловещих пассажирах капитана Благолепова.
– Бред, – морщился Бухарцев, однако, немного поразмыслив, оживился. – А впрочем, пускай. По крайней мере продемонстрируем министру, насколько Россия озабочена его безопасностью. Пусть помнит, что настоящие его друзья мы, а не англичане.
В это время хозяин дома, видный издалека благодаря своей замечательной феске, бросился к дверям, где начиналась какая-то суета: одни гости подались вперёд, другие, наоборот, почтительно попятились, и в зал медленно вошёл японец в скромном сером сюртуке. Остановился на пороге, поприветствовал собравшихся изящным поклоном. Его умное, узкое лицо в обрамлении усов и подусников, осветилось приятной улыбкой.
– А вот и наш Бонапарт, лёгок на помине, – сказал Фандорину консул. – Давайте-ка подберёмся поближе.
За спиной министра толпилась свита, в отличие от великого человека, разряженная в пышные мундиры. Эраст Петрович подумал, что Окубо, пожалуй, и в самом деле подражает Корсиканцу. Тот тоже любил окружить себя златоперыми павлинами, а сам ходил в сером сюртуке и потёртой треуголке. Таков высший шик подлинной, уверенной в себе власти.
– Ну, здравствуй, старый бандит. Здравствуй, Дантон косоглазый. – Министр с весёлым смехом пожал хозяину руку.
– И вы здравствуйте, ваше не менее косоглазое превосходительство, – в тон ему ответил Цурумаки.
Эраст Петрович был несколько ошарашен и эпитетом, и фамильярностью. Он невольно оглянулся на консула. Тот, шевеля краешком рта, прошептал:
– Они старые соратники, ещё по революции. Что же до «косоглазых», то это театр для европейцев, недаром они говорят по-английски.
– А почему «Дантон»? – спросил Фандорин. Но отвечать Доронину не пришлось – это сделал за него сам Цурумаки.
– Смотрите, ваше превосходительство, если будете так крепко цепляться за власть, найдутся на вас и Дантоны, и Робеспьеры. Все цивилизованные страны имеют конституцию, парламент, а у нас, в Японии? Абсолютная монархия – тормоз прогресса, вы не можете этого не понимать!
Дон хоть и улыбался, но видно было, что в его словах шутлив один лишь тон.
– Рано ещё вам, азиатам, парламент, – не поддержал серьёзного разговора министр. – Просветитесь сначала, а там посмотрим.
– Теперь понимаете, почему России так нравится Окубо? – не удержался от крамольной иронии Всеволод Витальевич, однако сказано было осторожно, Фандорину на ухо.
Не слышавший вольнодумной реплики Бухарцев деловито произнёс:
– Сейчас мы к министру не пробьёмся. Но ничего, я вижу того, кто нам нужен. – Он показал на военного, державшегося немного в стороне от остальных свитских. – Это вице-интендант полиции господин Кинсукэ Суга. Хоть он и «вице», все знают, что именно Суга является истинным начальником имперской полиции. Его начальник – фигура декоративная, из киотоских аристократов.
Мстислав Николаевич протиснулся через публику, подал полицейскому знак, и минуту спустя все четверо уже были на отдалении от толпы, в покойном углу.
Быстро покончив со светскими условностями, капитан-лейтенант перешёл к делу. Человек он все же был толковый – изложил суть ясно, коротко и притом исчерпывающим образом.
Суга слушал, сдвинув густые брови. Пару раз потрогал подкрученные усы, нервно провёл ладонью по ёжику колючих полуседых волос. Эраст Петрович ещё не научился определять возраст туземцев, однако на вид вице-интенданту был лет сорок пять.
Титулярный советник вперёд не лез, стоял позади агента и консула, однако полицейский генерал обратился именно к нему:
– Господин вице-консул, вы не перепутали? Катер ночью плыл именно в Сусаки, а не к какому-нибудь другому причалу?
– При всем желании спутать я не смог бы. Я ведь совсем не знаю Токио, ещё не успел там побывать.
– Благодарю вас, вы добыли очень важные сведения. – Суга по-прежнему обращался непосредственно к Фандорину, отчего по лицу капитан-лейтенанта пробежала недовольная гримаса. – Знайте же, господа, что в Сусаки пришвартован пароход «Касуга-мару» – первый современный корабль, построенный нами без иностранной помощи. Вчера ночью его превосходительство был там – на банкете по поводу спуска парохода на воду. Сацумцы откуда-то узнали про это и наверняка хотели подстеречь господина министра на обратном пути. Всем известно, что его превосходительство в любое время суток перемещается без охраны. Если бы офицеры корабля, подвыпив, не придумали распрячь лошадей и докатить карету на руках, злоумышленники непременно выполнили бы свой преступный план… Вы говорите, что они заказали катер на сегодня к исходу ночи?
– Так т-точно.
– Значит, они знают, что и сегодня его превосходительство вернётся отсюда лишь под утро. Они запросто могут высадиться у какого-нибудь причала в Симбаси или Цукидзи, прокрасться ночными улицами и устроить засаду у резиденции министра в Касумигасэки. Господа, вы оказываете нашей стране поистине неоценимую услугу! Идёмте, я отведу вас к его превосходительству.
Пошептав на ухо министру, Суга увёл его из кружка почтительных собеседников к русским дипломатам.
– Завтра об этом напишут все местные газеты, – самодовольно улыбнулся Бухарцев. – Может даже в «Таймс» попасть, хоть, конечно, и не на первую полосу. «The Strong Man of Japan Conspires With Russians»[11].
Сцена с докладом повторилась в третий раз, но только теперь на японском. Эраст Петрович уловил немало знакомых слов: «Фандорин», «Росиа», «катана», «Сусаки», «Касуга-мару», а без конца повторяемое «сацумадзин» наверняка означало «сацумцы». Вице-интендант полиции говорил напористо и часто кланялся, но не угодливо, а словно подталкивая фразы плечами.
11
«Японский диктатор вступает в заговор с русскими» (англ.)