Брусилов

Он был снова на коне.

VI

Игорь Смолич встретился с Алексеем Алексеевичем после долгой разлуки в те дни, когда Брусилов напечатал свое обращение к офицерам старой русской армии. Игорь приехал в Москву из штаба Фрунзе с докладом.

Брусилов встретил своего бывшего любимца адъютанта так, точно между теми далекими месяцами, когда они расстались в штабе фронта, и сегодняшним днем не прошел огненный рубеж. Алексей Алексеевич поднял светлые глаза, они остановились на лице Игоря и тотчас признали его, обняли его окрепшее мускулистое тело, широкие, развернувшиеся плечи, обласкали заросшее рыжеватой бородкой погрубевшее лицо, обожженное огнем и южным солнцем, проникли в тайники его души и нашли все так, как ожидали,— в должном порядке.

Игорь изложил причины своего приезда. Брусилов выслушал его внимательно. И только закончив деловой разговор, поднялся и по старой привычке притянул к себе Игоря левой рукою за плечо, поцеловал в губы.

— Я тебе всегда верил,— сказал он строго. — Здравствуй.— В глазах его затеплился ласковый свет.— А ты перегнал меня?.. Ты с гражданского фронта... этот порог я не сумел осилить... хотя его надо, надо перейти, чтобы заслужить право называться русским.

Он держал в своей мягкой, старческой ладони широкую руку Игоря.

— Хорошая стала рука, — сказал он и тотчас с былою бодростью: — Вот разделаемся с поляками. На это а еще пригожусь!

После долгого деловитого дня Игорь сидел у Брусилова в Мансуровском переулке, Надежда Васильевна накормила его скромным обедом.

По-новому предстал перед Смоличем Алексей Алексеевич. Игорь смотрел на него с чувством сыновней гордости и изумления. Для Игоря весь путь войны был путем отречения от былых верований, обольщений, надежд, представлений о мире и людях, о долге и чести. А вот сидит перед ним этот крылатый старик и точно бы неизменно утверждается в своем, в своей вере и любви к родине.

— События последних лет с неумолимой очевидностью свидетельствуют о том, что народ, одушевленный мечтою о справедливости и счастье, непобедим, — убежденно говорил Алексей Алексеевич. — Босой, голодный, безоружный, он стоит перед закованным в броню врагом и побеждает его. И что самое важное и дорогое,— добавлял Брусилов, похлопывая рукою по столу, — так это то, что у такого народа всегда находятся верные слуги, ведущие его к победе... хотя имеются и Эверты,— добавил он, помолчав, брезгливо сжав губы.— Но им теперь не разгуляться... Нет!

0н явно стал не в духе и замолчал. Надежда Васильевна попыталась поддержать разговор. Она заговорила о поляках.

— Я их так хорошо знаю по Варшаве, Они полны самомнения... эти люди.

— Ты знаешь варшавских панов,— перебил ее неожиданно строго Алексей Алексеевич,— они всегда были дрянью! Они позволяют себе свой народ называть «быдлом». По сути дела,— обратился Брусилов к Игорю,— не поляки, не польский народ хочет войны с нами. Это паны... играющие на руку немцам. Мы их побьем, Бог даст... но помни о немцах. Мне уже не доведется...

Он смотрел на Смолича с нескрываемым удовольствием.

— Давай считать, сколько нас осталось верных... Ион стал называть имена и загибать пальцы.

И внезапно, вне связи с предыдущим, после короткого молчания, Алексей Алексеевич спросил:

— А сын, Алеша?.. а жена?.. Любовь Прокофьевна, если не изменяет память?

Игорь невольно благодарно улыбнулся, и сердце его до краев наполнилось теплом. Он привык издавна к таким неожиданным, прямым и открытым вопросам Брусилова. Им всегда предшествовала заботливая и вовсе не случайная, отеческая мысль о человеке, к которому обращен вопрос.

— Сын растет, здравствует,— ответил Игорь со свойственной ему шутливостью, когда речь касалась близких, очень ему дорогих и он боялся выдать словами свое чувство.— Жена лицедействует в Александринке... неукоснительно участвует в летучих спектаклях... провожает идущих к нам на пополнение красноармейцев... Играет им Оль-Оль в «Днях нашей жизни»...

И уже отнюдь не наигранным веселым блеском загорелись рыжие точки в глазах Игоря.

Алексей Алексеевич сдвинул брови, припоминая, что это за пьеса такая «Дни нашей жизни». Ответная улыбка шевельнула его усы:

— А ты не смейся... благое дело делает... Благое дело! Тут не в пьесе — в заботе... Забота всегда доходчива.

На этом короткий разговор о «личном» оборвался. Только в передней Игорь отважился спросить:

— Скажите, Алексей Алексеевич, а вам все-таки не страшно было все это пережить?

Алексей Алексеевич нагнулся к нему и приглушенным голосом, в котором прорывалась задорная, счастливая улыбка, отвечал:

— Сознаюсь тебе — да! Страшно! — Посмотрел прямо в глаза испытующе и любовно.— Как страшно и весело всегда смотреть на какого-нибудь мальчишку, когда он взбирается на высокое гладкое дерево... Ему всего, может быть, пять лет... Но я никогда не останавливаю. Так надо.

И, помолчав, загасив под усами улыбку, неожиданно строго глянув на буденовку, которую Игорь собирался надеть, молвил отрывисто:

— Ну, прощай... И помни одно: ты русский воин. Тебе предстоят многие славные бои и победы. Но знай, что сила нам, русским, дана не для того, чтобы насильничать, а чтобы осилить зло, и мы его осилим... Пусть это станется тогда, когда косточки наши истлеют,— добавил он,— но это станется, потому что в этом предназначение русского народа.

— 476 —

Внезапно смущенная улыбка осветила лицо старика, он заторопился, точно спешил затушевать слова, прозвучавшие, на его взгляд, чересчур значительно и несвойственно для него. Он похлопал Игоря по спине, подталкивая к двери и приговаривая:

— Иди... иди... дело не ждет, время не терпит... иди... Игорь вышел в переулок. Глубоко и широко дохнул

свежего воздуха, точно скинул с себя все сомнения и тяготы пережитых лет. Легко и ласково стало на сердце, крепко и ладно в душе.

— Сила нам дана, чтобы осилить зло. И мы его осилим,— повторил он неожиданно громко брусиловские слова, шагая вдоль переулка.

1942—1945 гг.

Москва, колхоз «Переделки»

КОММЕНТАРИИ

СЛЕЗКИН ЮРИЙ ЛЬВОВИЧ (1885-1947) — русский писатель. В 1910 г. окончил Петербургский университет. Первая его повесть— «В волнах прибоя» — вышла в 1907 г. Многие свои произведения, вышедшие в начале века, он издавал под псевдонимом Жорж Деларм. Наиболее известными стали повести «Помещик Галдин» (1912) и «Шахматный ход» (1924), романы «Ольга Орт» (1914) и «Девушка с гор» (3925), посвященные эмиграции, а также сборник рассказов «Медвяный цвет» (1924).

Самым значительным его произведением современники считали роман «Отречение» (в 2 книгах, 1935—1937), отразивший события бурного предреволюционного времени, настроения различных слоев общества, особенно артистической и художественной среды. Последние годы жизни Ю. Слезкин работал над исторической прозой. Роман «Брусилов» написан в 1944 г.

Текст печатается по изданию: Слезкин Ю. Брусилов, М.: Советский писатель, 1947.

1 - Иванов Николай Иудович (1851 — 1919) — русский генерал от инфантерии, Участвовал в русско-турецкой (1877—1878) и русско-японской (1904—1905) войнах. Будучи генерал-губернатором Кронштадта, в 1906 г. жестоко подавил матросское восстание. В Первую мировую войну командовал Юго-Западным фронтом {до 1916 г.), В 1917 г. был направлен царем для подавления Февральской революции, потерпел неудачу. В 1918 г. командовал бело-казачьей армией у атамана П.Н. Краснова. В «Моих воспоминаниях» А. А. Брусилов так писал о нем: «Это был человек, вполне преданный своему долгу, любивший военное дело, но в высшей степени узкий в своих взглядах, нерешительный, крайне мелочный и, в общем, бестолковый…»

2 - Алексеев Михаил Васильевич (1857 — 1918) — русский генерал от инфантерии, участник русско-турецкой (1877—1878) и русско-японской (1904—1905) войн, в Первую мировую войну был начальником штаба Юго-Западного фронта, затем командовал Северо-Западным фронтом, С 1915 г. — начальник штаба Ставки, в марте — мае 1917 г,— верховный главнокомандующий. После Октябрьской революции возглавил Добровольческую армию, А. А. Брусилов о нем вспоминал: «…Человек очень умный, быстро схватывающий обстановку, отличный стратег, Его главный недостаток состоял в нерешительности и мягкости характера» («Мои воспоминания»).