Чудо пылающего креста

С западной стороны от Августеума находился центр политической жизни города, форум — великолепное строение с просторным портиком в виде триумфальной арки, — указывая на то самое место, где во время осады города в походе против Лициния Константин разбивал свой лагерь. В центре на форуме он поставил еще одну величественную колонну, составленную из цилиндров, материалом для которых послужил порфир, специально привезенный из Рима.

Каждый цилиндр — почти вдвое выше человеческого роста — обвязывался толстыми лентами из желтой меди, выделанными в форме лавровых венков, и все это помещалось на фундаменте, или стилобате, из белого мрамора. Это была, пожалуй, самая выдающаяся архитектурная особенность во всем городе, и на подножии ее Константин распорядился начертать следующие слова:

«О Христос, Владыка и Повелитель мира, Тебе я ныне посвящаю этот послушный город и этот скипетр и силу Рима. Веди его и избавь от всякого зла».

С самого основания Новый Рим — вскоре уже прозванный в простонародье Константинополем — был посвящен почитанию Бога и Сына Его, которому так много лет верно служил Константин. Однако, как ни странно, на самой верхушке порфирной колонны установили взятую из Афин массивную статую Аполлона, правда, голову ей заменили наподобие головы самого Константина.

Византий не мог похвастаться обилием водных источников, поэтому в городе вырыли много земли, чтобы устроить большие цистерны, в которые по акведукам с больших расстояний поступала вода. Один из этих резервуаров был настолько велик, что его крыша опиралась на триста тридцать шесть колонн, составляя в длину триста девяносто футов, а в ширину — сто семьдесят четыре.

Не удовлетворенный строительством в Новом Риме многих самых великолепных в мире зданий, Константин разослал во все концы империи агентов за предметами редкостной красоты и ценности для придания городу еще большей славы. От Рима, например, он потребовал столько пожертвований, что сенат гневно заявил о нещадном потрошении древнего города ради великолепия соперника его на Востоке.

Из Греции прибыли бесценные предметы искусства, такие как Колонна-Змея из Дельф, и Геркулес скульптора Лисиппа — статуя такой огромной величины, что ее высота от ступни до колена составляла полный человеческий рост, а также изъятые из Рима и перевезенные в новый город скульптуры, созданные на сюжеты римской мифологии и персонажей театра. По сути, сокровищ оказалось так много, что, когда четыре года спустя после той злополучной поездки Константина в Рим происходило торжественное открытие всего города, Новый Рим мог по праву претендовать если не на превосходство в великолепии над древней столицей империи, то хотя бы на равенство с ней.

Однако не только в одном Новом Риме по приказу Константина возводили великолепные сооружения. Он строил крупные церкви во всех больших городах, а поскольку всю империю обложили налогами для покрытия расходов на это строительство, огромная масса населения, в большинстве своем не разделяющая Константиновой новой веры, вскоре прониклась ненавистью к христианам, ненавистью чуть ли не столь же злобной, как во время гонений на них при Диоклетиане и при Галерии.

Строительство Константином церквей, по сути, было епитимьей за смерть Криспа, Дация и Фаусты. Сколько бы он ни искал утешения в молитве, он не мог до конца избавиться от бремени вины, навалившейся на него с того ужасного дня в Риме. И, как бы желая наказать Рим за ту роль, которую он сыграл в этой трагедии, он всячески старался заманить его знатных и самых богатых граждан в свою новую столицу.

Одним из самых эффективных шагов Константина в деле заселения Нового Рима оказался декрет, согласно которому никому не разрешалось поступать на императорскую службу без проживания в новой столице, что заставило многих чиновников двинуться из Рима на Восток. Способствуя приросту населения, он перенес порт, куда приходили египетские суда с зерном, из Рима в новый город и стал щедро раздавать хлеб, растительное масло, вино и деньги жителям Нового Рима. Таким образом, отягченный горем и чувством вины, Константин сделал многое для быстрого превращения новой столицы в копию старой — даже пороки последней и те перенес на Восток.

Бремя налогов, необходимых для покрытия всех расходов на строительство и содержание двух центральных столиц, неизбежно восстановило людей против человека, бывшего их идолом и защитником. Константин слишком был занят управлением империей и подавлением небольших бунтов, участившихся из-за тяжелых налогов и постепенного обретения им деспотических привычек, чтобы обращать должное внимание на жалобы населения. И потому постепенно увеличивалась пропасть между ним и простым народом, которым он правил железной рукой, становясь все менее уступчивым и более жестоким в обращении с ним.

Не свободен был Константин и от неприятностей на границах: старые враги его, сарматы и готы, выбрали это время для мятежей, разбоев и грабежей. Давно уже забылась его мечта о расширении империи на восток. Север так докучал ему множеством восстаний, что ему пришлось оставить персидскую границу более или менее на произвол судьбы, и в этом районе тоже стало неспокойно, как во времена Диоклетиана и Галерия.

По мере того как накапливались неприятности, Константин все больше мрачнел, настроения его становились все более непредсказуемыми — начинался период постепенной порчи характера и духовного вырождения, когда единственным настоящим источником счастья для него стали дети. Чтобы вознаградить их за то, что только они были в эти годы ему отрадой, он разделил империю, предвидя тот день, когда либо отречется от власти, либо уйдет из мира сего.

Константин II, произведенный в правители Галлии вслед за снятием Криспа с этого поста, стал теперь самым активным и верным помощником своего отца. Констанцию, второму сыну, отошла префектура Востока, за исключением Понта, Каппадокии и Малой Армении, отданных племяннику Константина Аннибалиану, внуку его отца Констанция и императрицы Феодоры. Констанса, третьего сына, он назначил префектом Италии и Африки, а еще одному племяннику, Далмацию, досталась префектура Иллирии. Все получили титул цезарей, кроме Аннибалиана, провозглашенного царем — титулом, уже более шести сотен лет не существовавшим в Римской империи. Сам Константин оставался старшим императором с правом накладывать окончательное вето на решения молодых правителей, но он постарался возложить на них как можно больше ответственности, надеясь не допустить между ними борьбы за власть, которая начиналась в империи всякий раз, когда сильный император либо умирал, либо отрекался от престола, как было в случае с Диоклетианом.

Императрица Елена, так и не оправившаяся после гибели Криспа, умерла, даже не простив своего сына за трагедию, превратившую его в озлобленного, несчастного человека. В ее честь город Дрепанум, где она прожила столько лет, был переименован в Геленополь, но в далеком Иерусалиме ей строился более долговечный памятник — прекрасная церковь над гробницей Спасителя.

В эти годы тревог и печали Константин находил удовольствие совсем в немногих вещах: в том, как его сыновья и племянники проявляли себя способными правителями отведенных им территорий, и в том, как Новый Рим быстро превращался не только в один из самых красивых, но и самых значительных городов мира.

Однако щедрость, с которой он строил новые церкви, и великолепие его нового двора постоянно увеличивали бремя налогообложения, и народ все громче роптал против своего императора, кажется совсем позабывшего про заботу о нем, в отличие от молодых своих лет, и совсем теперь не пекущегося о благосостоянии и нуждах простых людей. Вот так из популярного и преуспевающего правителя Константин лет за десять стал мало чем отличаться от деспота в вопросах политики. И, будто бы у него и без того не хватало хлопот, в Церкви снова вспыхнули разногласия, так что его тревожной душе едва ли не показалось, что Бог, которому он отдал свое доверие, покинул его.

Глава 36

1

В результате дебатов на Никейском Соборе и, в частности, благодаря тому, что в это время Константин твердо держал в руках бразды правления, появился символ веры, выразивший в относительно немногих словах истину о великих тайнах, касающихся отношения человека к Богу. Кроме того, Собор выступил с анафемой, приведшей к изгнанию Ария и двух непокорных епископов, Евсевия Никомедийского и Феогнида Никейского, и посеял семена будущего раздора.