Поле мечей

— По моему приказу играйте сигнал к возвращению!

Здоровой рукой он крепко сжал край красного плаща. Наблюдать за происходящим было тяжело, однако командиры продолжали решительно отдавать распоряжения, и вдоль всей стены галлы откатывались назад, навстречу той угрозе, которая ожидала их с неумолимостью судьбы. Силой воли Юлий не позволял себе торопиться.

— Трубите! Быстро! — наконец приказал он, внимательно оглядывая равнину. Воздух огласился протяжными звуками. Легионы зашли далеко, сражаясь на обоих флангах, однако Юлий знал, что они не позволят себе отступать беспорядочно. Ряды воинов будут отходить в боевом порядке, продолжая уничтожать врагов.

Римские манипулы с боем отступали, а вокруг них в бурлящем водовороте смерти гибли отчаянно вопящие варвары. Вот снова над рядами взлетел легионный орел и, не в силах сдержать чувства, полководец громко закричал. Он воздел дрожащую руку. Ворота открылись, и легионеры ворвались в укрепленный форт, сразу бросившись на стены, чтобы снова оказаться лицом к лицу с врагами.

Галлы рванулись вперед, и Цезарь с нетерпением посмотрел на орудийные команды. Момент был прекрасным, поскольку на равнину вышла вся армия галлов, однако полководец боялся отдавать команду, не удостоверившись, что легионеры успели надежно укрыться за стенами. Пытаясь решить множество проблем сразу, полководец не заметил поднявшихся в воздух вражеских копий, зато их вовремя увидел Рений.

Цезарь даже не знал, что старый гладиатор поднял над его головой большой щит и тем самым спас от неминуемой гибели. Однако, защитив любимого ученика и полководца, ветеран не позаботился о себе. Услышав странное хрипение учителя, Юлий повернулся, но было поздно: копье попало тому прямо в шею.

— Чисто! Все чисто! — кричал горнист, показывая, что все римские воины уже скрылись за стенами укрепления. Однако Юлий, не отрываясь, смотрел на поверженного Рения.

— Командир, пора пустить в ход орудия! — напомнил горнист.

Полководец машинально взмахнул рукой, и огромные баллисты ответили залпами. Тонны камней и железа снова поразили галльских всадников, и в их плотной массе тут же образовались кровавые пустоты. Племена двигались слишком тесными рядами, а потому тысячи людей и лошадей упали, чтобы больше уже не подняться.

Волна варваров откатилась назад, и над равниной повисла зловещая тишина. Сквозь туман Юлий слышал, как радуются потерям врагов легионеры. Медленно склонился над погибшим, но спасшим его самого Рением и закрыл мертвые глаза. Сил горевать не было. Но руки почему-то отчаянно тряслись, а во рту появился металлический привкус.

Подъехавший верхом Октавиан секунду помедлил возле стоящего на коленях и дрожащего в холодном поту полководца.

— Может быть, еще разок? Мы готовы.

Юлий с трудом поднял голову. Нет, он не должен потерять сознание прямо здесь, на глазах у всех. Этого допустить нельзя. Из последних сил он пытался противостоять неизбежному. Уже много лет с ним не случалось припадков. Нет, он не позволит. Усилием воли Цезарь заставил себя встать и сконцентрировать сознание. Сняв шлем, постарался вздохнуть как можно глубже. Однако ничего не помогало. Голова раскалывалась от боли, перед глазами сверкали молнии. Увидев стеклянный взгляд Цезаря, Октавиан сморщился, словно от боли.

— Легионы построились, командир. Если прикажешь, они готовы снова сразиться с врагом.

Цезарь открыл рот, чтобы ответить, но не смог произнести ни слова. Он медленно осел на землю, и Октавиан быстро соскочил с седла, чтобы поднять потерявшего сознание полководца. Он едва обратил внимание на мертвого Рения и крикнул горнисту, чтобы тот позвал Брута.

Брут прибежал со всех ног и, сразу все поняв, побледнел.

— Быстро унести, чтобы никто не увидел! — распорядился он. — Командирская палатка пуста. Бери за ноги и понесли, пока никто не заметил.

Вдвоем товарищи быстро подняли легкое от недоедания, судорожно дергающееся тело и отнесли в темную палатку полководца.

— Что делать? — спросил растерянный Октавиан.

Брут вынул из закоченевшей руки Юлия шлем.

— Раздевай его. Слишком много народу видело, как мы тащили его сюда. Теперь же, как можно быстрее, они должны увидеть, как он выйдет.

Воины радостно закричали, увидев, как из палатки выходит Цезарь. На самом же деле к ним вышел Брут в шлеме, доспехах и плаще друга. А в палатке на скамейке лежал, судорожно дергаясь, раздетый Юлий. Октавиан держал между его зубов жгут из крепко скрученной туники.

Брут взбежал на стену, чтобы оценить положение дел, и увидел, что второй сокрушительный удар баллист смял ряды галлов, и те еще не успели снова сомкнуть строй. В темноте палатки время тянулось гораздо медленнее, чем здесь, на поле боя. Центурион видел, что легионы смотрят на него, ожидая быстрых и точных распоряжений, и на мгновение поддался панике. За все время галльских войн ему еще ни разу не приходилось принимать на себя всю тяжесть решений. Рядом всегда был Юлий.

Скрытый шлемом, Брут лихорадочно думал. На ум пришло самое простое из всех возможных решений. Открыть ворота и убить все, что движется. Цезарь, конечно, не сделал бы этого, но Брут не мог со стены наблюдать, как сражаются его люди.

— Коня! — коротко приказал он. — Резерва не оставляем! Идем в бой!

Ворота снова открылись, и Брут выехал, ведя за собой легионеров. Это был единственный известный ему способ ведения боевых действий.

Галлы увидели выходящие в боевом порядке легионы и стройные ряды отборной римской конницы и предались панике, мгновенно смешавшись в хаотическом отступлении. Они опасались, что снова попадут в зону поражения метательных орудий. Командиры погибли во время первых сокрушительных ударов, а потому ряды варваров оказались расстроенными.

Брут видел, как многие всадники просто посильнее пришпоривают коней и покидают поле битвы.

— В погоню! — яростно крикнул он.

Всадники перешли в галоп и, подняв мечи, бросились вслед отступающему противнику. Легионы с грозным ревом быстро достигли массы пеших варваров и, врубившись в скопление врага, принялись неукротимо крушить направо и налево.

ГЛАВА 44

С наступлением темноты те из галлов, кому удалось уцелеть, покинули поле битвы и отправились домой, на земли своих племен. Им предстояло оповестить земляков о поражении. А римские легионеры большую часть ночи провели на равнине. Они снимали с убитых все ценное, а лошадей уводили к себе, за стены укреплений. Под покровом темноты воины разбились на когорты и отправились в обход Алезии. Они добивали раненых и забирали оружие и доспехи. Наступило утро, и пришлось вернуться за стены форта. Здесь царила тишина.

До заката Юлий так и не пришел в себя. Жестокий припадок так издергал и без того уставшее тело, что, как только он отступил, больной провалился в глубокий, почти на грани смерти, сон. Октавиан не выходил из командирской палатки, добросовестно исполняя обязанности сиделки.

Вернулся грязный, забрызганный кровью Брут и надолго застыл возле больного друга, не отрывая взгляда от бледного, измученного лица и исхудавшего обнаженного тела. Множество шрамов делали фигуру еще более уязвимой и беспомощной.

Брут опустился на колени возле ложа и снял шлем.

— Сегодня я был твоим мечом, друг, — прошептал он.

Товарищи одели Юлия и даже ухитрились водрузить на его тело доспехи, так что полководец обрел свой обычный боевой вид. Однако он так и не проснулся, хотя в тот момент, когда его подняли, глаза на секунду открылись и бессмысленно посмотрели вокруг.

Брут и Октавиан отошли на шаг от ложа и взглянули на результат своих стараний. Да, перед ними лежал хорошо знакомый им римский полководец, хотя очень бледный и с растрепанными волосами. Октавиан постарался пригладить торчащие во все стороны пряди.

— Когда же он придет в себя? — тревожным шепотом спросил молодой человек.

— Подожди, всему свое время, — ответил Брут. — А сейчас лучше оставить его в покое. — Он внимательно посмотрел на равномерно, хотя и слабо вздымающуюся грудь друга и, кажется, остался доволен.