Поле мечей

Наконец Адану показалось, что больной провалился в лихорадочное забытье. Секретарь начал как можно тише собирать свитки и перья, чтобы бесшумно выскользнуть из комнаты, не потревожив раненого. Юлий неожиданно зашевелился и провел рукой по лицу. Адан невольно покачал головой и подумал, что Галлия забрала гораздо больше, чем дала.

— Так на чем же я остановился? — не открывая глаз, спросил Цезарь. Голос прозвучал словно с того света, и Адан невольно вздрогнул.

— На событиях в Аварике. Врач пришел как раз в тот момент, когда я писал о последнем дне.

— Ах да, конечно. Ты готов продолжать работу?

— Тебе решать. Может быть, стоит сделать перерыв, чтобы ты смог отдохнуть? — предложил Адан.

Юлий лишь поскреб небритый подбородок.

— Аварик появился на горизонте вскоре после гибели трех когорт, которыми командовал Бериций. Ты пишешь?

— Пишу, — шепотом ответил молодой испанец. Почему-то на глаза навернулись слезы, и секретарь изо всех сил старался скрыть их.

— Мы насыпали склон высотой с крепостную стену и начали штурм. После того, что увидели воины, сдержать их было невозможно. Да я и не пытался. — Юлий сделал паузу, и Адан ясно услышал хриплое, тяжелое дыхание, за которым отступал даже привычный шум военного лагеря. — Наше нападение пережили восемьсот человек, Адан. Запиши правду, пусть ее узнают все. Из сорока тысяч мужчин, женщин и детей остались лишь восемьсот. Мы сожгли город и захватили то зерно, которое они так бережно хранили в своих амбарах. И все равно воины голодали. Все похудели настолько, что можно было ребра пересчитать. Верцингеторикс неотступно выполнял свой жестокий план: каждый город, в который мы входили, оказывался опустошенным и разрушенным. Он угонял скот и не оставлял нам ничего, кроме диких птиц и зайцев. Разве этим можно накормить сорокатысячную армию? Если бы не кладовые Аварика, римскому войску пришел бы конец.

Мы сражались всякий раз, как заставали вражеское войско на открытом пространстве. Однако племена Галлии неизбежно были на его стороне, а с ними и огромное численное преимущество. На третий или четвертый — сейчас точно не помню — месяц этой кошмарной войны погиб Бериций. Его убили из засады собственные наемники-галлы. Мы даже тело не смогли разыскать.

Юлий погрузился в тяжкое молчание. Он с горечью вспоминал, как Бериций ни за что не хотел верить предупреждениям и возражал, что те воины, которых он сам выучил, не смогут поднять на него руку. Сам он до конца оставался настолько достойным и честным человеком, что не мог поверить в коварство. За идеализм воин поплатился жизнью.

— Верцингеторикс направился на юг, к крепости Герговия и возведенным на окружающих ее холмах фортам. Мне так и не удалось разрушить эти стены.

Адан взглянул на военачальника и увидел, как лицо его исказилось гневом. Но глаза оставались закрытыми, а слабый сухой голос доносился словно издали.

— Герговия стоила нам жизней восьми сотен воинов. С приходом весны я все чаще стал замечать, что легионеры едят совсем неспелое зерно — едят жадно, до тех пор, пока им не становится плохо. И все же нам удалось разбить так дерзко противостоявшие армии. Брут и Октавиан показали себя прекрасными командирами, но численность вражеских сил, Адан… против нас поднялось каждое племя, все, кого мы еще совсем недавно считали и называли друзьями. Иногда… Нет, вычеркни это — сомнения записывать незачем.

Осада Герговии результата не приносила, а наши воины начинали заметно слабеть. Пришлось отойти на запад в поисках продовольствия, но нашли мы лишь столько, чтобы не умереть с голоду. Больше того, Верцингеторикс вывел против нас войска, и нам пришлось всю ночь с боем пробивать себе путь. Да, Адан, за последний год мне пришлось пройти тысячу миль. И рядом со мной постоянно шла смерть.

— И все-таки сейчас, в Алезии, ты смог его осадить, — негромко подбодрил полководца молодой испанец.

Юлий с трудом поднялся и сел, опустив голову и положив руки на колени.

— Да, это самый большой из всех горных фортов, какие мне пришлось видеть в Галлии. Целый город, раскинувшийся на четырех холмах. Да, мне удалось поймать этого хитрого и коварного царя в ловушку. И вот теперь мы голодаем, осаждая крепость, а он тем временем ждет, пока мы все перемрем с голоду.

— С юга уже везут зерно и мясо. Самое страшное позади, — с надеждой произнес секретарь.

Цезарь едва заметно пожал плечами.

— Все возможно. Запиши-ка вот что: мы построили вокруг Алезии восемнадцать миль окопов и укреплений. Насыпали три массивных холма, настолько высоких, просторных и крепких, что смогли возвести на них сторожевые башни. Верцингеторикс не может выйти, пока мы здесь, рядом с городом. А мы не собираемся уходить. Те пленники, которых нам удалось захватить, говорят об этом храбром воине как о верховном царе всех галлов, так что, пока мы не убьем его или не возьмем в плен, они будут продолжать свое восстание. Мы уничтожаем варваров тысячами, и все же с наступлением весны на нас снова бросятся целые полчища — и так будет продолжаться постоянно, пока жив предводитель. Пусть в Риме это узнают, Адан. Пусть понимают, чем мы здесь занимаемся.

Полог откинулся, и в темном проеме возник Брут. Огонек свечи привлек его внимание, и командир внимательно посмотрел на Адана.

— Юлий? — наконец тихо, почти шепотом, позвал он.

— Я здесь, — тоже едва слышно отозвался полководец.

— Тебе придется снова выйти. Вернулись разведчики. Говорят, что на помощь городу движется целая армия галлов.

Юлий взглянул на друга ввалившимися красными глазами — скорее мертвыми, чем живыми. Покачиваясь от слабости, полководец поднялся, и Брут подошел, чтобы помочь надеть доспехи и алый плащ — перед воинами нельзя проявлять малодушия.

— Значит, те, кто сумел вырваться из окружения, ведут подкрепление, — прокомментировал Цезарь, пока Брут привязывал нагрудную пластину к полоскам железа вокруг шеи.

Оба командира были отчаянно грязны и пропахли потом, а потому Адан с глубоким уважением смотрел, как Брут взял тряпку и тщательно протер доспехи, а потом подал другу лежащий поодаль меч. Молодой человек молча снял с крючка красный плащ и помог Бруту накинуть его на плечи раненого полководца. Казалось, доспехи и оружие помогли: Юлий выпрямился и силой воли стер с лица усталость.

— Собери членов военного совета, Брут, и приведи ко мне разведчиков. Если потребуется, будем сражаться против двух армий, лишь бы покончить с этим смутьяном.

— И тогда отправимся домой? — с надеждой в голосе уточнил Брут.

— Да, победив, отправимся домой. Конечно, в том случае, если останемся в живых.

Командиры римских легионов, собравшиеся в центральной палатке разбитого у подножия Алезии лагеря, несли на себе следы всех сражений, в которых довелось участвовать за долгие годы походов. Воды не хватало так же, как и пищи, а потому все давно не брились и не мылись, накопив грязь долгих военных будней. Усевшись на скамейки, люди молчали, словно слишком устали, чтобы разговаривать. Сожженная земля и месяцы боевых действий — со времени возвращения из Британии — лишили сил даже самых стойких. И вот новый удар, способный привести в отчаяние.

— Командиры, вы уже и сами слышали донесения разведчиков, так что мне добавить нечего, — обратился к собравшимся Цезарь. Он взял из рук охранника небольшую фляжку с драгоценной водой и принялся жадно пить, словно пытался набраться сил. — Воины наконец-то начали регулярно получать пищу, хотя запасы бедны и качество их оставляет желать лучшего. Но если бы не доброта и жертвенность наших поселенцев, мы не имели бы даже этого. Галлы собрали все свои племена и сплотились против нас. Даже кавалерия некогда преданных эдуев слилась с остальными. Мхорбэйн все-таки предал меня.

Прикрыв лицо рукой, Юлий помолчал.

— Если разведчики принесли точные сведения, то шансов выжить в грядущей битве у нас очень мало. Если вас интересует моя точка зрения, то я склоняюсь к тому, чтобы достойно сдаться и тем самым сохранить жизни наших легионеров. Верцингеторикс уже показал себя: он вовсе не дурак, а потому разрешит нам отойти к Альпам, на земли наших поселенцев. Подобная победа укрепит его в роли верховного царя, так что вполне возможно, что он примет такие условия. Согласны ли вы с подобным планом?