Гибель царей

Юлий, который чуть не прыгал от радости, быстро снял награду и передал центуриону.

Старый воин повертел венок из темных листьев в руках.

— Ты его заслужил? — просто спросил он.

Юлий растерялся. Он понимал, что рисковал своей жизнью и подвергал опасности жизнь двоих солдат, когда бросился с ними в нижние помещения крепости, но никакой награды за это не ожидал.

— Не больше других солдат, центурион.

Гадитик пристально посмотрел ему в лицо, потом удовлетворенно кивнул.

— Хороший ответ. Признаюсь, что вздохнул с облегчением, когда ночью ты со своими солдатами ударил во фланг этим ублюдкам. — Он ухмыльнулся, увидев, как смутился Юлий. — Станешь носить это под шлемом или нахлобучишь сверху?

Молодой тессерарий озадаченно посмотрел на центуриона.

— Я… Я не знаю. Наверное, буду хранить на корабле.

— Полагаешь, это правильное решение? Может, пираты помрут от страха, как только увидят воина с кустиком на голове?

Юлий смутился еще сильнее, а Гадитик захохотал и хлопнул его по плечу.

— Я смеюсь, парень. Это редкая награда. Конечно, я должен повысить тебя в чине. Нельзя оставлять в младших офицерах храбреца, получившего почетный венок. Теперь у тебя под началом будет два десятка воинов.

— Благодарю, центурион, — ответил Юлий. Он был на седьмом небе от счастья.

Гадитик задумчиво гладил листья пальцами.

— Когда-нибудь в городе ты наденешь это на голову. По крайней мере один раз тебе придется это сделать.

— Почему, центурион?

— Надо знать законы Рима, парень. Если ты появишься в почетном венке в общественном месте, все должны встать. Все, даже сенаторы. Я бы такого случая не упустил. — Гадитик усмехнулся. — Вот это будет картина… Ладно, приведи себя в порядок, и — пошли. Уверен, лучшее вино припасли для Цезаря. Похоже, сегодня у тебя есть повод выпить.

ГЛАВА 3

В серых предрассветных сумерках Брут скользнул вниз по стене, обдирая вьющиеся по ней розы. Угодив босыми ногами в колючий куст, он упал ничком, звякнув мечом о камни.

Извиваясь, Брут высвободился из цепких ветвей и, морщась от боли, с трудом встал. Сверху снова раздался яростный рев — отец Ливии высунулся в окно и пожирал глазами незваного гостя. Брут посмотрел на него, нагнулся за перевязью с ножнами и зашипел от боли — туника, скользнув по телу, задела за глубоко сидевшие в коже шипы.

Отец Ливии, бородатый быкоподобный грек, сжимал в руке тяжелый топор и явно прикидывал, сумеет ли уметить наглеца на таком расстоянии.

— Я тебя поймаю, щенок!.. — проревел он, брызжа слюной от ненависти.

Не отводя от него глаз, Брут подобрал гладий, выпавший из ножен, и попятился от стены. Одной рукой накинув перевязь, второй сунул клинок в ножны. Жаль, что пришлось скинуть сандалии, когда они с Ливией занялись постельной акробатикой… Если отец старается оградить ее невинность, то он опоздал года на три, подумал Брут. Ему хотелось выкрикнуть это, но Ливия не сделала Бруту ничего плохого. Хотя могла бы проверить дом, прежде чем втаскивать его в свою комнату через окно. Она уже сбросила хитон, и было бы просто невежливо рухнуть с ней на ложе в обуви. Теперь учтивость значительно затруднила дальнейшее бегство по спящему городу.

Конечно, Рений еще храпит в комнате, за которую заплатил Брут. После пяти ночевок на свежем воздухе оба мечтали отдохнуть — сходить в баню, побриться. Но отдыхом наслаждался только Рений — Брута потянуло на приключения.

Он переминался с ноги на ногу, прикидывая варианты дальнейших действий. Про себя Брут ругал Рения — во-первых, за то, что приятель спит, когда друг в опасности, во-вторых, за то, что он убедил его продать лошадь, которая-де обходится слишком дорого и может съесть все их сбережения, пока они доберутся до Рима. Рений считал, что легионеры и без лошадей способны преодолевать любые расстояния. А сейчас Брута выручил бы даже маленький пони.

Разгневанный бородач куда-то исчез, и в окне появилась Ливия, вся румяная после недавних утех. Да, хороший, здоровый румянец, подумал Брут, оценив, как картинно она выставила свои груди на подоконник.

— Беги!.. — громко прошептала девушка. — Он спускается, чтобы поймать тебя!

— Тогда сбрось мои сандалии! Не могу же я бежать босиком, — зашипел в ответ Брут.

Через минуту сандалии шлепнулись на камни у его ног, и молодой человек быстро обулся, уже улавливая тяжелые шаги отца Ливии внутри дома — тот спешил к дверям.

Брут слышал, как разгневанный папаша что-то угрожающе ворчит на ходу, но не стал дожидаться встречи и, не оглядываясь, ударился в бегство. Подбитые железными гвоздями сандалии скользили на булыжниках, позади вопил отец Ливии, призывая соседей на помощь. Похоже, местные жители откликнулись на зов. Брут в отчаянии застонал — крики усиливались, к погоне присоединялись все новые участники.

Он лихорадочно старался припомнить улочки, по которым всего несколько часов назад бродил, мечтая найти недорогое жилье и горячую пищу. Тогда отец Ливии был более гостеприимным и не сжимал в руке топор, показывая двум усталым путникам свою самую дешевую комнату.

Свернув на полном ходу за угол, Брут ударился о стену, увернулся от телеги и отбросил руку возничего, который пытался схватить его. Где выход? Город казался лабиринтом. Он прыгал то влево, то вправо, не смея оглянуться, задыхаясь от быстрого бега. Ради Ливии можно пройти подобное испытание, но если его убьют, то очень жаль, что именно она оказалась последней женщиной в его жизни…

Улочка, по которой он мчался, закончилась тупиком. Из-под ног прыснула кошка. Брут замер у каменной стены. Дальше бежать некуда. Может, они потеряли его? Напрягая слух, он крался вдоль стены, однако не уловил ничего, кроме мяуканья напуганного животного, затаившегося где-то неподалеку.

Одним глазом он выглянул из-за гребня стены и сразу же спрятал голову. Соседний переулок был заполнен людьми, и все они двигались в его направлении. Брут припал к стене, но решил еще раз посмотреть, что там происходит.

Это было роковой ошибкой — его увидели и подняли крик. Брут, выругавшись, пригнулся. Он немного подучил греческий, когда общался с воинами Бронзового Кулака, но этого было недостаточно для данной ситуации.

Приняв решение, молодой человек выпрямился, левой рукой взялся за ножны, а правой — за рукоять меча, чтобы в нужный момент обнажить клинок. Это было отличное оружие, которое он выиграл на соревнованиях в легионе. Брут покажет этим крестьянам, что получил его заслуженно. Поправив перевязь, он глубоко вздохнул и вышел из тупика в переулок навстречу преследователям.

Их было пятеро. С детским энтузиазмом они бросились вперед. Картинным движением Брут извлек меч и отбросил ножны в сторону, демонстрируя намерение драться. Он медленно вытянул руку, направив меч на противников, и преследователи остановились. Последовала пауза. Брут лихорадочно размышлял: отец Ливии пока не появился, есть шанс сразить человека три, прежде чем тот прибежит и ободрит остальных. А может, на них подействует убеждение или деньги?

Самый рослый ступил вперед, оставаясь, однако, вне досягаемости для меча Брута.

— Ливия — моя жена, — сказал он на чистой латыни.

Брут сделал удивленные глаза.

— А она об этом знает?

Мужчина покраснел от возмущения и извлек из-за пояса кинжал. Остальные последовали его примеру, доставая ножи и поудобнее перехватывая дубинки. Не спуская с Брута глаз, они начали осторожно приближаться.

За мгновение до нападения Брут предупредил спокойным голосом, свидетельствующим о полном присутствии духа:

— Я мог бы перебить вас всех, но хочу, чтобы мне просто дали спокойно уйти. Я лучший боец легиона, у меня отличный клинок, и ни один из вас не выйдет живым из этого переулка, если вы примете неверное решение.

Четверо с непроницаемыми лицами выслушали мужа Ливии, который перевел им это заявление. Брут терпеливо ждал, надеясь на благоприятный ответ, однако противники с ухмылками двинулись вперед.