Волки севера

— Да, — ответил президент. Он протер глаза.

Брукман с участием посмотрел на него. Эта катастрофа в Чикаго не прошла для него даром.

Президент встал, подошел к окну, посмотрел на закрытый сад. Там стояло несколько фургонов первых поселенцев — музейные экспонаты из Санта-Фе. Один из трех сотрудников Секретной службы пытался спрятаться возле одного из фургонов от дождя. Прав ли я, — думал президент, — когда согласился перенести сюда, в Санта-Фе, Белый Дом? Разумеется, в Вашингтоне было трудно работать — жуткий холод, снегопады, отвратительная связь… И тем не менее, народу нужен Вашингтон. Может, сделать Белый Дом передвижным? Сначала он будет здесь, затем в Джорджии, Оклахоме… Секретной службе это не понравится, но народ поймет меня. Ведь люди не будут чувствовать себя одинокими, изолированными. Он повернулся к столу.

— Значит, у нас есть теперь соприкасающаяся граница с СССР?

Директор ЦРУ кивнул. Президент подошел к карте, посмотрел на вновь обозначенную границу. А всего несколько лет назад это событие вызвало бы бесконечную переписку, конференции, переговоры… А сейчас… сейчас никто и думать не будет об этом. Президент посмотрел на шефа ЦРУ.

— Вас это беспокоит?

Директор пожал плечами.

— Разумеется, мы будем учитывать новые обстоятельства, но сейчас это нас не беспокоит. Со спутника получены плохие снимки, но на них видны люди, пересекающие пролив. Можно предположить, что это эскимосы. И я полагаю, что они решили покинуть СССР, как только представилась первая возможность. Об этом там мечтают многие. Сотней эскимосов больше или меньше у нас в США, даже если они переживут эту зиму, о чем мы сможем узнать только весной, не самая главная проблема безопасности государства. А сейчас мы можем считать Аляску пустыней.

— Х-мм, — сказал президент и откинулся на спинку кресла. Брукман увидел почти в первый раз, как он стар.

— Я ходил сегодня в палаточный городок, — сказал президент. — Рано утром… в восемь часов. Люди проделали там большую работу. Это уже настоящий город. Люди устроились неплохо, но все же чем быстрее мы переселим их в настоящие дома, тем лучше. И все же здесь жить лучше, чем мерзнуть в Чикаго. Правда, очень сыро. Дожди и дожди. Губернатор сказал мне, что таких дождей здесь не было сто лет.

— Этого следовало ожидать, — заметил Брукман. Президент наклонился вперед.

— На второй конференции Северного полушария, которая скоро состоится, нам следует внимательно обсудить все перспективы на будущее. И не только на этот год, но и гораздо дальше. Мы больше не должны заниматься бесплодными и бесконечными дискуссиями. Нам нужно обсудить конкретные вопросы. Меня беспокоит, что следующая зима будет гораздо хуже этой. Правда, теперь мы знаем, чего ждать, к чему готовиться.

— Следует сделать очень многое, — произнес Брукман. Как только я прихожу к президенту, подумал он, я чувствую себя гораздо увереннее.

Президент встал.

— Я недавно говорил с шефом Пентагона. Он очень обеспокоен состоянием станций раннего предупреждения, в Канаде и на Аляске.

— Там их уже нет, — сказал шеф ЦРУ.

Президент поднял руку.

— О, у нас был человек, который заранее предупреждал нас о катастрофе, настоящий библейский пророк. Но мы его не слушали и вот теперь он…

Он повернулся к шефу ЦРУ.

— Насколько я понимаю, никаких сведений еще нет?

— О Стовине? Нет, мистер президент. Мы знаем, что из Новосибирска Антонов вылетел. Мы следили за полетом до Анадыря. После этого — ничего. Но я уверен, что русские должны были обеспечить стопроцентную безопасность. Ведь на борту были и их люди.

Когда все разошлись, президент долго сидел, закрыв глаза. Жаль Стовина, подумал он. Мы не можем позволить себе терять таких людей. Следующая зима… мне бы хотелось услышать, что скажет Стовин о будущей зиме. Он поднялся, подошел к зеркалу, пригладил волосы. О, я выгляжу стариком. Я старик. Так лучше. Для народа лучше выглядеть старым и мудрым. Может быть, поэтому я еще могу приносить пользу.

Стовин беспокоился. Он стоял на коленях на оленьей шкуре, разостланной на льду замерзшего озера и наблюдал за леской. Слева от него на расстоянии четверти мили застыл Волков с острогой. Странно, — подумал Стовин, — что Волков, который неохотно остался в эскимосском поселении, приспособился к жизни здесь лучше всех, кроме, разумеется, Бисби. Стовин видел, как русский вырубил для себя лунку во льду с такой скоростью, что ему позавидовал бы даже Сонатук. Всего несколько недель практики — и никто не мог сделать это быстрее, чем Волков. Вот он подался вперед, сильно ударил острогой. Еще рыба. Он поймал уже три штуки. Задрожала леска и у Стовина. Стовин подсек, затем вытащил леску. Рыба заглотила приманку целиком. Большая рыба. Лосось. Она отчаянно билась на льду, разбрызгивая воду, затем замерла, как пластиковая модель. Стовин почувствовал, что усиливается ветер. Он встал, нацепил на кукан свою добычу. Волков махнул ему рукой, взял свою рыбу и пошел к нему.

— Я думаю, надо возвращаться, — сказал он. — Ветер…

Они пошли рядом.

— Я беспокоюсь о Бисби, — сказал Стовин. — Он сказал, что вернется через два дня, а уже прошло три.

— Когда идешь на охоту, трудно сказать, когда вернешься. И с ним Сонатук. И этот, как его… Шонгли.

— Да, — ответил Стовин. Но сердце его опустилось, когда они подошли к селению и он не увидел упряжки и нарт Сонатука. Он вошел в иглу. И даже теперь, после нескольких недель проживания тут, от этого запаха у него подступала к горлу тошнота.

В этом иглу жили две семьи — он с Дайаной и Солдатовы. У Бисби с Волковым была своя иглу.

Наконец Стовин справился с тошнотой и увидел в полутьме Дайану. Она сидела на своей постели — куча оленьих шкур на небольшом возвышении. Дайана занималась лампой. Когда Стовин вошел, она посмотрела не него, и он увидел, как в полутьме сверкнули ее зубы. И несмотря на свое беспокойство, Стовин ощутил, как острый приступ желания охватил его. Дайана была грязной, он тоже. Они оба наверняка дурно пахли. Но ни он, ни она не замечали этого. У Стовина уже отросла борода. Она защищала подбородок от холода. Волосы Дайаны были спутаны и блестели сальным блеском. На лице виднелись полосы сажи. Она была сейчас похожа на эскимосскую женщину — купер, на одну из тех, кто жили в этом поселении.

— Это хорошо, Стовин, — сказала она, принимая от него рыбу. — Ты становишься настоящим охотником.

— Нет новостей от Бисби? — спросил он.

Она покачала головой.

— Это беспокоит меня. Если что-нибудь с ним случится, как мы вернемся обратно?

— Куда обратно?

Он посмотрел на нее.

— В Соединенные Штаты.

Она рассмеялась.

— Мы и так в Соединенных Штатах. Хорошо, хорошо, я знаю, о чем ты. Не беспокойся, Стовин. Придет весна.

— Да, тогда будет легче. Весна близится. Стало светлее. И скоро мы увидим солнце полностью.

— Я знаю.

— Но даже и тогда я не знаю, как мы выберемся отсюда сами. До Сиэтла две тысячи миль. И Бог знает, найдем ли мы его. Нам нужен опытный человек в пути. Нам нужен Бисби.

Дайана погладила его руку.

— Придет весна, Стовин. И сюда прилетят самолеты. Ведь люди захотят узнать, что случилось с Аляской. Они увидят нас.

— Может быть, хотя это сложно с воздуха.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— А ты не беспокоишься?

Она улыбнулась.

— Мне здесь нравится. Могло быть и хуже.

Возле двери послышался шум и в иглу вошли Солдатовы. Ни он, ни она, — подумал Стовин, — не стали жить эскимосской жизнью. Валентина оказалась самой чистой в селении. Она часто мылась, хотя испытывала при этом уйму неудобств, и с изумлением смотрела на заросших грязью эскимосских ребятишек. Солдатов немного оправился, хотя долгое время между ним и смертью стояла только Валентина. Однако он все еще не мог ходить на рыбную ловлю и занимался тем, что постоянно что-то записывал в свою книжечку. Он мог часами сидеть и слушать бесконечные рассказы Сонатука и Шонгли, которые переводил Бисби, если был в хорошем настроении.