Волки севера

— Как хочешь, — безразлично сказал он. Его рука невольно погладила розовую обложку доклада Литмана.

Она заметила его движение.

— Что это у тебя?

— Литман.

Голос его был подчеркнуто безразличен, бесстрастен. Подумала она. Девушка с любопытством посмотрела на него.

— Ты очень захвачен этим? Что он пишет?

Стовин пожал плечами. — Многое. То, что я говорил последние три года.

Она присвистнула. — Литман… Это человек, который…

— Да, — без выражения ответил он. — Он ошибался в определении вулканических циклов. Он переоценивал фактор пыли. Он ошибался. Как и я. Как Эйнштейн. Как Коперник. И говорят, что он снова ошибается…

— А он ошибается?

— Нет.

— Жаль, — с чувством сказала она, — что Литман так стар. Старых людей редко слушают.

Стовин засмеялся, прихлебнув вина.

— Он уже никогда не будет старым.

— Что ты имеешь в виду?

— Литман умер… Я слышал это в утренних новостях. Ему было восемьдесят семь… Один из самых оригинальных климатологов в мире. Настолько оригинальный, что он просто должен был ошибаться.

Девушка встревоженно посмотрела на него.

— Что ты будешь делать?

— О, — сказал он пылко. — Я подхвачу его знамя. Хотя я тоже не молод.

— Никто не считает тебя ни старым, ни молодым, ни человеком средних лет.

Стовин попросил счет. Она смотрела, как Стовин выуживает из кармана смятые долларовые бумажки. Почему он не пользуется кредитной карточкой как все?

— Привет койотам, — сказал он, когда они шли к двери. Дайана подставила ему щеку. Шершавые губы на миг прижались к нежной коже. Это все равно, что поцелуй черепахи, подумала она.

— Ты знаешь, что ждет койотов? Имей в виду…

— Что?

— Если Литман прав, — улыбнулся он, — то койотов ждет новое будущее.

Он смотрел, как она шла через Плазу. Как хорошо она пахнет, вдруг подумал он. Ему всегда нравилось целовать ее. Но он не мог, не должен был отдаваться этому чувству слишком глубоко.

Он подошел вдоль площади, мимо старой медной пушки и вошел в прохладную тень собора Сан Фелиие. Там было тихо — одно из немногих мест, где он мог размышлять. Свечи помаргивали… Алтарь был украшен цветами до самого верха. Горели только две лампы, и он сел в полутьме на коричневую деревянную скамью, осмотрелся вокруг. Все религиозная чепуха, разумеется. Все это можно уничтожить двумя-тремя вопросами, на которые никто не даст ответа. И главный из этих вопросов такой: — Если Бог существует, то в какую игру он играет? — Но тем не менее. Сан Фелипе действовал на него умиротворяюще. Он провел тут четверть часа, затем вышел в пылающий жаром город.

Вернувшись в свой кабинет в Университете, он достал доклад, из кейса. Снова быстро прочел его. Затем подошел к столу, достал черный пластиковый футляр машинки и стал печатать двумя пальцами.

Глава 2

Как гигантский летающий дракон с четырьмя перепончатыми крыльями, Большая Птица летела вдоль 64 параллели, высоко над великой сибирской рекой Обью. Три минуты назад она достигла наинизшей точки своего орбитального полета. Щелкнули реле. Открылись крышки объективов камер, установленных в нижней части двенадцатитонного фюзеляжа, и Большая Птица начала работу в соответствии с программой, заложенной в нее теми, кто послал ее в полет из Пойнт Аргвелоо на Калифорнийском побережье к советским сооружениям, спрятанным в бескрайней сибирской тайге.

Задача была выполнена за несколько секунд. Снова щелкнули реле, включились двигатели корректировки полета, и Большая Птица продолжала свой полет по орбите к наивысшей точке, находящейся в 198 милях над землей. Через 48 часов пленки, отснятые над Обью, будут помещены в термозащитные капсулы, выброшены из люков, войдут в земную атмосферу. Откроются парашюты капсул и они плавно опустятся на поверхность Тихого океана севернее Гавайских островов. Это будут самые важные фотографии, когда-либо полученные со спутника. Они будут свидетельствовать о наступлении новой эры.

Небольшая бабочка с медно-красными крыльями билась о стекло большого окна над столом Евгения Солдатова. Он смотрел на нее некоторое время. Хиппотое, подумал он рассеянно. Как же ее называют местные жители? Прощальная Бабочка. Да, да. Прощальная Бабочка. Ее называют так потому, что она появляется в конце короткого сибирского лета. Кто же рассказал ему об этом? Валентина, конечно. Он ей расскажет о бабочке во время обеда. Ей будет интересно.

Он посмотрел в окно на серебряные ели и могучие кедры Академгородка. Сквозь ветви был виден розовый кирпич стен другого крыла Комплекса Катукова. По тенистой дорожке под руку шли двое молодых людей — стажеры, наверное. Со вздохом Солдатов повернулся к столу. Он взял бумагу, которую читал до того, как его отвлекла бабочка. Если эта пыль из Красногорских копой связана с Осташковским катаклизмом 23 000 лет назад, то…

Зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Солдатов слушает.

Голос в трубке был торопливый, задыхающийся. Солдатов узнал голос — это был Андрей Булавин, старший климатолог в Якутске.

— Евгений… хорошо, что ты на месте. Слушай… это случилось опять.

— Где?

— В местечке Зиба. На северо-востоке. О Зибе никто никогда не слышал. Там какой-то маленький рыбообрабатывающий завод. Население восемьсот — девятьсот человек.

— Что случилось?

— То же самое, что и в Калье.

— И были…

— Да, да, Евгений. Это ужасно. Оно ударило в школьный автобус. Оттуда еще не вылезли дети. Очевидно, они были на экскурсии на озере в трех милях от Зибы. К счастью, в школе была эпидемия гриппа и автобус был заполнен только наполовину. Так что могло быть и хуже…

— Ты сказал, что было точно то же самое?

— Да, насколько мы можем судить. На месте происшествия был человек, но от него мало толку — он в шоке.

— И это было чисто локальным явлением? Не захватило весь район?

— Пока мы не знаем. Я позвонил тебе сразу, так как таковы инструкции. Но с Зибой нормальная связь, так что я думаю, что явление было чисто локальным.

— Где ты сейчас?

— В Якутске… в институте.

— Я думаю, мне придется прилететь и посмотреть самому. Жди меня завтра. Я позвоню тебе, как только договорюсь насчет самолета…

Евгений Солдатов аккуратно сложил бумаги в голубую папку, подошел к сейфу и запер его.

Затем он вышел из Комплекса, поежился, когда его ударил ледяной ветер. Слишком рано для зимы, подумал он. Что-то медно-красное на земле привлекло его внимание. Бабочка. Мертвая бабочка. Он пошел на стоянку автомобилей и поехал домой.

В восьми с половиной тысячах миль от Академгородка Френк Ринд ехал по Хайвей-16. Он два часа назад выехал из Рейиид Сити и теперь преодолевал долгий подъем на Черные Холмы Южной Дакоты. Шел сильный снег — чересчур рано для этой местности. Поскрипывание цепей на колесах действовало усыпляюще. Навстречу попадалось мало машин — лишь случайные большие автомобили дальних перевозок. Чтобы не уснуть, Френк попытался рассчитать, когда он прибудет на место. Сейчас он находился в 18 милях от границы штата Вайоминг. Значит, до Хиллета, тарелки горячего супа и вечерней ТВ-передачи примерно сто миль. Возможно, он даже увидит своих детей. Ждать ему примерно три часа, так как в этих условиях делать больше чем тридцать миль в час неразумно.

Сразу после поворота на Спрингл Френк увидел знак дорожных работ. Видимо, что-то произошло и дороги были закрыты. Он не заметил бы знака, если бы рядом не стоял полицейский автомобиль с зажженными красными огнями. Сидящий за рулем полицейский махнул рукой, когда Френк проезжал мимо.

Френк посмотрел на карту. Скорее всего закрытый участок дороги длиной не более двух миль. Френк еще раз посмотрел на карту и увидел, что он может проехать в небольшой городок Хейс, вероятно несколько домов, да бензоколонка. Но оттуда есть дорога, по которой можно вернуться на Хайвей-16 после закрытого участка дороги. Он поехал в Хейс.

Становилось все холоднее. Даже со включенным на полнуюмощность радиатором он ощущал холод. Хлопья снега становились все крупнее, залепляя стекло. Впереди в нескольких милях от него показались разбросанные огоньки. Не более полдюжины. Вероятно, это и есть Хейс. Черт побери, если погода будет портиться дальше, он не сможет увидеть вечером Гети и детей. Интересно, есть в Хейсе мотель?