Страница 9 из 57
Я не плакал. После гибели родителей и сестры я вообще практически не плакал и не смеялся. Редко-редко улыбался, хотя мог изобразить и смех, и горе. Это я делал в основном для Гвоздя, который часто тревожно поглядывал в мою сторону, если я не принимал участия в общем веселье. Для него я научился изображать бурные эмоции. Но сейчас его не было, и что-то показывать я не видел смысла. Я словно закаменел. Да, не плакал, но беззвучное горе оказалось страшнее. В этот момент я проклинал тот миг, когда разучился плакать. Пытался выдавить из себя хоть слезинку, но не получалось. Так и стоял.
Гвоздя мы похоронили совместными усилиями на берегу реки. Специально выбирали место. Соорудили холмик. Оставлять тело не велел Мишка, который появился к обеду, застав нас всех сидящими вокруг Гвоздя.
— Сожгут ведь, — вздохнул он. Мишка был самым старшим из нас после Гвоздя, и теперь мы все ждали его решений. — А он всегда боялся огня. Надо бы похоронить.
Идею приняли все…
А дальше начались проблемы. Теперь многие, узнав, что мы лишись нашего вожака, перестали принимать нас всерьёз. Гнали с самых выгодных мест, где больше всего можно было заработать, пошли предложения, которые никогда не осмелились бы сделать при Гвозде. Мишка пытался нас защитить, но… Однажды ночью ему кто-то заехал арматурой по голове. Мишка выжил, но с тех пор стал вялым, редко на что реагировал. Мы впервые познали голод. В один из таких моментов, когда младших уже совсем нечем было кормить, я и схлестнулся с компанией Гошки Фокина, которая попыталась турнуть нас с выгодного места. Я понимал, что если мы уйдём и не соберём ничего, то сегодня останемся голодными. Особенно жалко было Милку и Короля. Те тоже это понимали и беспомощно смотрели на меня. Смотрели, зная, что я ничем не смогу помочь. И не смогу защитить. Они вздохнули и стали собираться. Тогда-то я и взъярился. Заревев, бросился с кулаками на обидчиков. Первое мгновение мне даже показалось, что побеждаю, настолько неожиданной оказалась для врагов моя атака. Неожиданной и яростной. А потом мне заехали в ухо, в нос… Я не обращал внимания на боль, дрался за всех нас, понимая, что иначе смерть или что-то хуже. Я не мог отступить, но силы были слишком неравны. Гошка, ухмыляясь, выхватил нож.
Гвоздь всегда запрещал нам брать с собой всякие колюще-режущие предметы. Говорил, что они только в неприятности втравят с милицией. Холодное оружие, как-никак. Другие же банды, пока он был жив, к нам не лезли. Но сейчас всё изменилось, и я начал брать с собой найденный где-то плохенький перочинный нож, когда уже совсем допекло. Два раза он помог нам отбиться. Вот и сейчас я понадеялся на него, закрывшись от удара врага рукой, пырнул сам. Боли из пореза не почувствовал, зато тонкий вой Гошки показался для меня музыкой. Нож выбили, меня пнули, и я покатился по земле. Удары сыпались со всех сторон. Вот в этот момент и появился Александр Петрович, хотя тогда я ещё не знал его имени. Не вступая в разговоры, он молча ввинтился в драку и раскидал противников как кутят. Те прыснули в разные стороны.
Я смотрел на склонившегося надо мной мужчину.
— Только мальков не троньте, — прохрипел я. — Они ещё совсем маленькие. А со мной делайте что хотите.
Мужчина как-то странно дёрнулся. Под скулами заиграли желваки. Он вдруг отвернулся и стал изучать что-то вдали. Мне было не видно. Но вот он снова смотрел на меня, а потом аккуратно поднял.
— А вы за мной. Поможете привести в порядок вашего защитника, — обратился он к малькам. Король и Милка, сами бледные, несмело двинулись следом. Я хотел закричать им, чтобы убегали, но из горла вырвался только хрип.
Мужчина отнёс меня к своей машине, достал из неё одеяло и велел малышне расстелить его. Положил меня, достал канистру с водой и стал старательно смывать кровь, Милка по его команде принесла аптечку.
— В рубашке, ты парень, родился, — заметил он мне, заканчивая перевязку. — Много синяков и ушибов, даже порезы есть, но ничего умудрился не сломать.
Вокруг нас уже собралась толпа, приехала скорая, милиция. Я видел, как один милиционер подошёл к нам, но мой спаситель что-то показал, и милиционер вдруг как-то растерял всю решительность, козырнул и начал отгонять зевак, а меня погрузили в машину скорой помощи. Милку и Короля сначала не хотели пускать со мной, но мой спаситель опять что-то показал врачам и все их замечания разом пропали. Всю дорогу до больницы малыши ревели в голос и не отпускали моих рук. Я как мог успокаивал их, пытался шутить. Врачам их рёв сначала не нравился, но к концу путешествия они уже молчали, только как-то странно посматривали на меня.
В больнице попытка разлучить нас привела к ещё большему рёву. В конце концов, вмешался мой спаситель, который, оказывается, приехал следом за нами. Он переговорил с врачами и те нехотя отвезли нас троих в одну палату. Точнее не палату, а какую-ту приёмную, как я узнал позже. Милку и Короля оставили там, а меня покатили в операционную. Это была первая операция в моей жизни. Впрочем, ничего особо страшного там не делали — просто зашили порез и перевязали царапины. Потом что-то вкололи, после чего я погрузился в сон…
Сколько времени я провёл без сознания, я не знал. Когда очнулся, рядом с кроватью сидел мой давешний спаситель и читал газету, изредка шелестя ею, переворачивая страницы. Я осмотрелся, сначала не понимая, где нахожусь, потом вспомнил и стал искать мальков. Мужчина, заметив, что я пришёл в себя, отложил газету.
— Проснулся, герой? Как самочувствие?
— Где Милка и Король?
— Милка и Король, как я понимаю, это те двое ребятишек, которые с тобой были? Носятся по коридору наперегонки. Всех медсестёр уже на уши поставили. Как им сказали, что с тобой ничего страшного нет, так и бегают теперь. Сколько им лет, кстати?
— Милке, наверное, пять. Она года два с нами живёт. А Королю шесть.
Мужчина нахмурился, о чём-то размышляя. Я наблюдал за ним, никак не понимая, что ему нужно и вообще, кто он такой. По внешнему виду ничего не понятно. Обычный пиджак, обычная внешность. Встретишь в толпе и тут же забудешь… Хотя… было в нём что-то такое, что призывало к осторожности. За полтора года, что я прожил на улице, я научился улавливать такие моменты. В карман за кошельком я, по крайней мере, к нему бы точно не полез. Тот словно мысли мои прочитал.
— Что ж, давай знакомиться, герой. Меня зовут Александр Петрович Воронов.
— Владимир, — буркнул я. — Друзья зовут Шкетом.
— С твоего разрешения я буду звать тебя по имени, — улыбнулся Александр Петрович. — Володя, скажи, ты как на улице оказался? Сбежал из дома?
— Родители погибли, — буркнул я. — Мне удалось убежать.
— Прости… — Александр Петрович действительно выглядел виноватым. — Не хотел напоминать, но мне важно было это знать. У тебя кто-то из родни есть?
— Не знаю. Одна бабушка умерла, дедушку не знал никогда. Больше не знаю.
— Хорошо. Тогда давай обсудим с тобой твою дальнейшую судьбу.
— А чего обсуждать? Отпустите меня, и я уйду. И Милку с Королём заберу.
— Извини, но на улицу ты больше не вернёшься. Буду с тобой говорить как со взрослым человеком. Теперь у тебя есть только два возможных пути. Первый — отправиться в детдом…
— Сбегу! — сразу отреагировал я.
— Почему это? — удивился Александр Петрович.
— У нас Машка была в детдоме. Она у Гвоздя раньше меня появилась. Сбежала из этого вашего детдома и много про него рассказывала. Потому и сбегу.
— Гм… Возможно ей просто не повезло, но на улице у тебя будущего нет. И закончишь ты свою жизнь, скорее всего, в одной из драк, наподобие той, откуда я тебя вытащил. Неужели ты не хочешь получить образование…
— Не-а.
— Ну вот. А я ещё как со взрослым с тобой разговаривал. Ну а второй вариант услышать хочешь?