Юрий II Всеволодович

И обещание в ухо и другие обидности, вроде гада холодного, Жирослав Михайлович пропустил мимо как несущественность. Главное, что сам высказал князю напрямки: другим отказавши, себе не проси. Да, не возражали ни бояре, ни он сам, главный воевода: пускай рязанцы опробуют татаров одне, тогда знать будут, как с владимирцами враждовать-величаться, пусть проникнут: чья власть выше, того и помощь больше, - это и будет забота отеческая великокняжеская. А они глазами рыскали на вольности новгородские, вот и получайте по своей воле. Все это мигом пронеслось в сообразительной голове Жирослава Михайловича, и даже облегчение сделалось, что и князя своего уел, и рязанцев припечатал.

Томительны были дни скрытного стояния на Сити, гнев тихими искрами порскал даже среди друзей и сродственников. Знающие ратники сказывали, что худо это, пе- ретомились воины и отвага их скукой исходит. Даже и такие шепоты перешептывали, что великий князь решения принимать не смеет и не умеет, что неверно рязанцам отказал, что напрасно сюда, в бурелом чащобный, полки засадил, что зря сыновей на оборону Коломны, Москвы и Владимира поставил: какие они полководцы? Все гундеж- ники гундосые перетолковывали, все по-своему иначили, их, вишь, разумения не спросили. Но и сам воевода понимал, что слишком долгое стояние опасно, оно дух не приподнимает, а утомляет бездействием, непривычностью жизни, неизвестностью.

- Я напрямки решусь, великий князь, - заговорил наконец воевода. - Вот ты княжишь двадцать четыре года, города ты строил, мордву теснил, не было при тебе усобиц ни во Владимирской, ни в Ростово-Суздальской земле. Сидели там братья твои и племянники, и все были заодин. Сыновья по уделам правили согласно. Церкви, монастыри возводили, мастера - иконники и здатели храмов - были в почете... Но, князь! Теперь перед нами враг, коего ты никогда не видывал. На Калку ты не ходил... А я ходил!

-  Я Василько послал, - прервал Юрий Всеволодович. - Ты будто на знаешь ничего!

-  Василько дошел до Чернигова, был князем Михаилом принят и на битву спешить перестал.

-  Отчего же? - вырвалось у князя.

-  А княжну младую увидал, - дерзко усмехнулся воевода. - Ведь был воитель сей пятнадцати годов отрок. А ты его во главе дружины поставил. Там, в Чернигове, его и застало известие, что на Калке все кончено для русичей. И на пире о трупах княжеских узнал. Тут только голова его от любови протрезвела.

-  Он правдивец! - воскликнул князь. - А ты лжешь, воевода!

-  Зачем же? - усмехнулся Жирослав Михайлович. - Я через три года княжну-то Марию и сопровождал к нему. Тогда и на службу к тебе перешел по собственной охоте. Просто сказываю, как было, и все.

-  Зна-аю, почему перешел!

-  Что ты такое знаешь-то? Говори! - насторожился воевода.

-  Ты Мстиславу служил? Служил. Потом к Михаилу Черниговскому перебежал. Потом ко мне переметнулся, да ладно! Не хочу ворошить все это.

-  Не хочешь, а намеки делаешь! Обижаешь, князь! Иль я тебе плохо служу? Я привез невесту, владимирские князья мне понравились, я и перешел.

-  Ну, к чему ты сейчас-то клонишь?

-  Значит, от Калки ты уклонился, от зова рязанцев уклонился. Татаров ты не видывал...

-  Я на половцев сколько раз ходил! - спешно перебил Юрий Всеволодович. - С булгарами воевал.

-  Ты говоришь, мордва - не татаре, но и половцы - тоже не татаре. Разве могут мордвы и половцы такой саранчой летучей нападать? Сомнение имею, правильно ли делаем, что тут обретаемся? Может, выйти из засад и встречи самим искать, напасть неожиданно?

-  Вишь, воевода, ты сам себе перечишь: то говорил, что татаре - не половцы, а саранча летучая, а то предлагаешь встречу с ними искать самим. Да и где ты собираешься их искать? По сугробам и чащобам? И сколько их, и сколько нас? Пока подкрепление не подойдет, не двинемся. Таково мое решение. И не склоняй меня ни к чему другому.

-  Ты считаешь, что татаров боле, чем нас? Пусть так. Но подумай тогда о тех, кто в городах затворился и оборону держит. Или их боле, чем нас? Иль стены городские нерушимы? Ты воздвигни мечтание тяжкое: а что там-то деется? Ведь там дети наши, жены и старцы.

-  Я верю, что придут мои братья с подмогой, - глухо сказал Юрий Всеволодович в воротник. - Куда ты двигаться зовешь?

-  Да хоть куда! На Владимир, вестимо. Там их нет - на Москву. В Москве их нет - слава Богу! - пойдем рязанцев спасать. Ведь ты этим первенство свое на веки утвердишь, подумай!

-  Не о нем я пекусь сейчас, - через силу, с неохотой возразил великий князь. - Пускай татары сами нас ищут и тем от городов отвлекутся. А придут к нам, мы из засады и нагрянем.

-  Я, конечно, решению твоему не перечу, ты волен выбор сделать. Но прав ли ты, сомневаюсь и беспокоюсь. Неведение меня смущает. Ты коварства татарского не знаешь.

-  Шли гонцов каждый день!

-  Да я шлю... Они где-то в снегах растворяются и пропадают. Дальнюю сторожу едва держу, убегают на ночь по бабам в деревни.

-  Наказывай!

-  Да они утром опять на месте. Но многие, сказывают, бегают.

Юрий Всеволодович продолжительно помолчал, давя сапогом краснеющую в снегу жарову.

-  Может, ты и прав. Я понял тебя, боярин. О чем говоришь, о том и сам думаю неустанно. Ладно, посылай воеводу Дорожа с полком. Пусть разведает окрест.

-  С полко-ом? - недоверчиво и радуясь повторил Жирослав. - Ведь это почти пятая часть нашего войска! А перебьют?

-  Ты слышал? — повысил голос Юрий Всеволодович. - Я сказал: раз-ве-дать. Втайне все творите. Но пускай берут с собой трубников и рога и бубны многия. Встретив врагов, не уклоняясь, напасть внезапно и тут же трубами, сурнами, рогами и бубнами во всю мочь знак подать. Тогда и мы выступим.

-  Ночью-то? - усомнился воевода. - А не порубим друг Друга?

-  Своих по запаху отличать будем, - недобро шевельнул усмешку под усами Юрий Всеволодович.

-  Значит, нет супрету на бой?

Наоборот. Выступать же немедля. Сразу, как поужинают. До тех пор не тревожь.

-  Что же, голодных рази пошлю? - заметно повеселел Жирослав Михайлович. - Не ужинавши легче, а поужинавши крепче.

-  Остальным на всякий случай готовиться. Оружие еще раз осмотреть, рубахи переменить, исповедаться. И пусть отдыхают. Раньше времени не колыхай народ. Ночь впереди еще длинная. Лекарей отряди по малым дружинам, чтобы каждый знал, с кем ему быть полагается.

-  У меня монахов много получилось. Кто сам притек по дороге, кто с владыкой в свите. Теперь тоже просят воинами числить их, хоть бы и без оружия.

-  Пускай тогда Дорож их впереди пустит, тихими стопами, монахи, мол, мы, и все. Из обители в обитель пробираемся. А полк тем временем изготовится. Понял ли?

-  А как же, великий князь! - уже на бегу прокричал воевода.

Юрий Всеволодович поглядел ему вслед.

-  Только ведь никого, ни души они не встретят, - прошептал.

Несмотря на беспокойство, в нем еще была жива надежда, что братья вот-вот подойдут, откликнутся все-таки на родственный зов. А крепче того была вера, что татары не станут искать войско великого князя где-то в засугробленных непроходимых лесах, где кони плывут по брюхо. Конечно, это не половцы, но тоже кочевники, степняки. Остерегутся. Будут ждать весны. А там и русские силы поднакопят. Недаром издавна говорили: степняк что лук, снег сошел - он тут. Но и еще придется погодить, чтоб в грязях не потонуть, а болота чтоб оставались мерзлы и крепки, лес же не одет, прозрачен. Как сойдется это все, самый раз будет и нападать.

Он начал ежевечерний обход один, без бояр, без градней - телохранителей, без подручных слуг. Ему не хотелось говорить и нечего было отвечать на немые вопросы в глазах соратников. Он поднялся на вышницу - крытый помост, упрятанный в раскидистых сосновых ветвях, и, приблизив к ним лицо, ощутил холод снега и смолистый запах хвои, стал смотреть за Сить, в сторону Волги, туда, где далеко-далеко Углич Поле, Ярославль. Тучное, темное, чреватое пургой небо нависало над белыми вспольями и раменьями. Ни одной деревни в междуречье не видать, занесло их по самые крыши. Разве тут пробраться татарской коннице?