Волшебные сказки

Эти и другие, не менее мудрые, слова произвели на Карлино не больше впечатления, чем какая-нибудь официальная речь. Карлино, с неподвижным взглядом, с нахмуренными бровями, ничего не слышал. Все, что ему говорили, входило в одно его ухо и тотчас же выходило из другого, это было красноречие, носимое ветром. Когда король-старик, утомленный мольбами и слезами, понял, что легче смягчить свинцового петуха, чем избалованного ребенка, одержимого капризом, он глубоко вздохнул и решил отпустить Карлино. Дав ему советы, которые сын вовсе не слушал, вручив ему полные кошельки и двух преданных слуг, король простился со своим непокорным сыном. Он прижал его к своей груди и отпустил, а сам с бьющимся сердцем поднялся на самую высокую башню, чтобы взглядом проводить неблагодарного, который его покидал.

Когда Карлино скрылся за горизонтом, бедный король подумал, что у него вырвали сердце. Он закрыл лицо руками и зарыдал, не как ребенок, а как отец. Детские слезы — это летний дождь: большие капли, которые даже не смачивают землю. Слезы отца — это осенний дождь: они текут медленно и долго не высыхают.

В то время, как король сокрушался, наш путешественник с развевающимися перьями на шляпе и с легким сердцем в груди ехал верхом на коне — настоящий Александр Македонский. Найти то, что он искал, было вовсе не легко, его странствия продолжались более месяца.

Карлино путешествовал по горам и долам, проезжал через королевства, герцогства и графства, заезжал в города, села, замки и лачуги, рассматривал всех девушек. Но как он ни искал, старушка Европа не подарила ему желаемое сокровище.

В конце четвертого месяца он прибыл в Марсель, решившись сесть на корабль, отплывающий в Индию. При виде бушующего моря его добрые и верные слуги заразились болезнью, которую врачи называют мудреным именем по-латыни, а греки — медвежьей болезнью. К крайнему сожалению этих добрых малых, им пришлось покинуть своего молодого господина и остаться на суше, тепло укутавшись одеялами, в то время как Карлино на хрупком судне отправился бороздить моря и океаны.

Ничто не остановит сердце, увлекаемое страстью. Принц прошел Египет, Индию и Китай, следуя из страны в страну, из города в город, из дома в дом, из хижины в хижину, разыскивая подлинник той прекрасной картины, которую он нарисовал в своем воображении. Но все усилия были тщетны. Он видел девушек всех цветов и оттенков: брюнеток, блондинок, шатенок, рыжеволосых, белых, желтых, красных, черных, но той, любимой, он не находил. Не останавливаясь и не переставая искать, Карлино, наконец, достиг конца света, где уже не было перед ним ничего, кроме неба и воды. Настал предел его надеждам. В отчаянии он ходил большими шагами по берегу, как вдруг увидел старца, гревшегося на солнце. Принц спросил его, не находится ли что-нибудь там, за теми волнами, которые исчезают вдали.

— Нет, — отвечал старец, — никто еще не находил ничего в этом море без островов и берегов, а те, кто отваживались, никогда не возвращались обратно. Я помню, что когда-то, когда я был еще ребенком, наши предки хранили предание своих отцов о том, что там, вдали, за горизонтом лежит остров трех фей, но горе безумцу, который приблизится к этим безжалостным феям. Они принесут ему неминуемую смерть.

— Какая разница! — воскликнул Карлино. — Ради своей мечты я не испугаюсь и ада!

Неподалеку находилась лодка, принц прыгнул в нее и расправил парус. Порывистый ветер погнал лодку, земля исчезла, храбрец очутился один посреди океана. Тщетно всматривался он в горизонт — ничего, кроме моря, повсюду одно только море. Лодка быстро скользила по пенящимся волнам. Волны неслись за волнами, часы гнались за часами, солнце садилось, безмолвие и тишина, казалось, сгущались вокруг Карлино, как вдруг он вскрикнул, заметив вдали темную точку. В то же самое мгновение лодка, влекомая течением, полетела, как стрела, и была выброшена на песок к подножию громадных скал, которые протягивали к небу свои мрачные вершины, разрушенные временем. Судьба выбросила Карлино на берег, с которого никто и никогда не возвращался.

Перебраться через эту преграду было нелегким делом, не было ни дороги, ни тропинки. Когда после долгих усилий Карлино с окровавленными руками достиг, наконец, площадки, то вид, который открывался перед ним, не мог вознаградить его за усилия. Нагромождение ледяных глыб, темные и влажные скалы, выступавшие из-под снега, вокруг ни деревца, ни травинки, ни даже мха — полное олицетворение зимы и смерти!

В этой пустыне стояла лишь ветхая лачуга, дощатая крыша которой гнулась под тяжелыми камнями, уложенными для защиты от яростных ветров. Приблизившись к этой развалине, принц увидел такое страшное зрелище, что онемел от удивления и ужаса. В глубине лачуги висел громадный ковер с изображением всех, без исключения, живущих на земле существ. Там были цари, воины, рабочие, пастухи и рядом с ними богато наряженные дамы, крестьянки, работающие на прялках. На первом плане резвились, держа друг друга за руки, мальчики и девочки.

Перед этим ковром расхаживала хозяйка лачуги. Это была старуха, если позволительно так назвать настоящее олицетворение смерти, скелет, кости которого были едва прикрыты кожей, прозрачной и желтой, как воск. С видом паука, готового броситься на свою добычу, старуха, вооруженная длинными ножницами, смотрела алчно на эти фигуры. Затем она внезапно бросалась к ним и разрезала наугад. В такие минуты от ковра неслись жалобные вопли, от которых заледенело бы даже самое смелое сердце. Слезы детей, рыдание матерей, последний шепот стариков — казалось, все людские горести сливались в один последний стон. При этом старуха разражалась смехом, а в это время невидимая рука сшивала вновь ковровые нити, вечно разрушаемые и вечно обновляемые.

Раскрыв ножницы, мегера снова приближалась к ковру, и вдруг заметила на нем тень Карлино.

— Спасайся, несчастный! — крикнула она ему, не оборачиваясь. — Мне известно, что ты ищешь, но я ничего не могу сделать для тебя. Обратись к моей сестре, быть может, она исполнит твое желание. Она — жизнь, я — смерть!

Карлино не заставил ее повторяться, он побежал вперед, обрадованный, что может избавиться от вида подобных ужасов.

Вскоре местность изменилась: Карлино очутился в цветущей долине. Повсюду простирались луга, виноградники, унизанные виноградными гроздьями, оливковые деревья, покрытые плодами.

На берегу родника в тени смоковницы сидела слепая фея. Она пряла на свое веретено золотые и шелковые нити. Около нее стояли прялки с пряжей всевозможных видов: льняной, шерстяной, шелковой. Когда фея оканчивала свою работу, она протягивала дрожащую руку, брала наугад первую попавшуюся пряжу и начинала снова прясть.

Карлино отвесил глубокий поклон слепой труженице и начал было взволнованно рассказывать ей историю своих странствований, но при первых же словах фея его остановила.

— Дитя мое, — сказала она, — я ничего не могу сделать для тебя. Я лишь бедная слепая, и даже сама не знаю, что делаю. Эта прялка, которую я взяла наугад, определяет судьбу всех тех, кто будет рожден в этот час. Богатство или бедность, счастье или злой рок, все связано с нитью, видеть которую мне даже не дано. Рабыня судьбы, я не в состоянии ничего создать. Обратись к другой моей сестре, быть может, она исполнит твое желание. Я — жизнь, она — рождение.

— Благодарю, сударыня, — сказал Карлино и с облегчением побежал дальше, к самой красивой из фей.

Он скоро нашел ее, прекрасную и свежую, как весна. Вокруг нее все зарождалось, все жило: хлебные зерна пробивали землю и устремляли свои зеленые побеги вверх, апельсиновые деревья покрывались цветами, почки высоких деревьев раскрывали свои нежные лепестки, едва оперившиеся цыплята бегали вокруг суетливой наседки, ягнята сосали своих матерей. Это была первая улыбка жизни.

Фея встретила принца очень приветливо. Выслушав его без насмешек, она пригласила его к ужину, а на десерт подарила ему три лимона и красивый ножик с ручкой из перламутра и серебра.