Страница 32 из 36
Чтобы не слишком упростить вопрос, необходимо признать одно неблагоприятное для обучения условие. Слишком интенсивная эго-вовлеченность может быть разрушительной. Обычная интегративная ценность эго-вовлеченности может нарушаться, когда желание или рефлексия достигают такого уровня интенсивности, который приводит к замешательству или излишней тревожности. Никто не обучается и не действует хорошо, когда его автономная нервная система находится в расстройстве. Нам требуется правило, которое поможет нам определить оптимальный уровень эго-вовлеченности, требующийся для повышения эффективности обучения и выполнения задач [149] .
Два слова о законе эффекта. Его принципиальный недостаток, я полагаю, вытекает из предположения, что подкрепляемые реакции имеют тенденцию повторяться. Многие эксперименты фактически демонстрируют, что подкрепляемые реакции не воспроизводятся слепо всякий раз, когда повторяется соответствующий стимул. Хоппе обратил внимание на то, что в норме люди не стремятся вновь к успешно достигнутой цели [150] . На самом деле они повышают свои притязания до той точки, где реально рискуют потерпеть неудачу. Студент, который получает высшую оценку за курс в колледже, не стремится вновь повторить этот курс. Он предпочитает предпринять новые рискованные шаги в той же общей области. И эксперимент Розенцвейга показывает, что выбор повторения успешных действий определенно инфантилен [151] . Например, задача, однажды решенная, даже если ей сопутствовала вспышка восторга, более не привлекает зрелого индивида. Он хочет завоевывать новые миры. Вознаграждение может принести только пресыщение и скуку.
Ошибка, повторяю, заключена в положении о подкреплении реакции . Закон эффекта был бы ближе к истине, если бы он гласил, что человек , получив подкрепление, использует свои прошлые успехи таким образом, который может, по его мнению, принести ему удовлетворение в будущем . Израэли показал, что, за исключением явных психопатов, люди гораздо больше заинтересованы в своем будущем, чем в своем прошлом [152] . Поскольку это так, прошлые действия индивида значат для него мало или совсем ничего. Он займется повторением успешного действия, только если это послужит эго. Чаще он выбирает варьирование и усовершенствование своего поведения, чтобы почувствовать, что он растет в направлении к новым успехам в будущем.
Я подозреваю, что связь между успехом и повторением гораздо теснее в случае эго-невовлеченного поведения, чем в случае поведения эго-вовлеченного. Снова и снова я использую те же самые моторные комбинации в печатании на машинке, в вождении машины, в переговорах с торговцами. Это вполне успешные действия, почему я должен изменять их? Но я не воспроизвожу заново успешную исследовательскую работу; я не повторяю доставившую удовольствие беседу с другом; я не ставлю вновь ту же самую цель в эксперименте на уровень притязаний. Эго-вовлеченные задания часто требуют изменяющихся целей и новых реакций. Наверное, подкрепляемое поведение становится стереотипным только у низших животных, или в человеческой деятельности такого рутинного свойства, что она не затрагивает эго.
Подведем итог обсуждению: видимо, чтобы применить закон эффекта к человеческому обучению, мы должны рассматривать его как вторичный по отношению к принципу эго-вовлеченности. Закон эффекта, как и редукция раздражителя, обусловливание, формирование связи и большинство других популярных принципов обучения, были большей частью открыты на животных или на людях, лишенных на срок эксперимента своих эго. Эти принципы могут быть хороши, но когда задействовано эго, они действуют непредвиденным образом. Будем надеяться, что теория обучения будущего не будет в такой степени дистанцироваться от эго.
Мотивация. Возможно, вы думаете: «Но мы всегда знали, что человек должен быть мотивирован для того, чтобы обеспечить реакцию. Имеете ли вы в виду что-то большее, чем важность мотивации?» Да. Я утверждаю, что есть две формы мотивации: одна – эго-вовлеченная, другая – нет, и я пытаюсь, ссылаясь на эксперименты, продемонстрировать существующие между ними различия.
Возьмем, к примеру, работы Хантли и Вулфа о суждениях, базирующихся на записях экспрессивного поведения [153] . Эти исследователи, работая независимо, инструктировали своих испытуемых делать заключения о личности многих людей по их почерку, по записям их голосов, по фотографиям их рук и по их стилю рассказывания историй. Испытуемых мотивировали обычным образом, как всяких лабораторных испытуемых. Внезапно, в середине серий, им были предъявлены образцы их собственного экспрессивного поведения, которое было записано без их ведома. В значительном большинстве случаев испытуемые не распознавали на уровне сознания свои собственные данные и простодушно продолжали свои характеристики. Но что-то происходило. Характеристики начали принимать другую форму. Хотя испытуемый был абсолютно неосведомлен о том, что определенное экспрессивное проявление принадлежит ему самому, он в общем давал ему гораздо более благоприятную оценку, чем сходным записям других испытуемых. Иногда он давал ему пристрастно неблагоприятную оценку. Практически никогда он не давал ему индифферентную оценку. Его могли не затрагивать записи других людей, но не собственные. Когда испытуемый наполовину осознавал, что это, возможно, его данные, его суждения становились еще более пристрастными. Когда же он полностью распознавал свою собственную запись, его социальное чувство скромности брало верх, и суждения возвращались на уровень невовлеченности.
В этих экспериментах мы обнаружили особенно четкое проявление того факта, что эго-вовлеченные системы могут действовать полностью подспудным образом, очень сильно влияя на суждения без осознания испытуемым причин этого. Эксперименты также доказали, что порог эго-вовлеченности ниже, чем порог самоопознания, – интересная находка, которая еще раз предупреждает нас, что сознательный самоотчет и интроспекция никогда не будут достаточными для исследования действий эго-системы. Но для наших нынешних целей важно отметить, что рутинная мотивация к исполнению задания – это одно, а эго-заряженная мотивация – совсем другое. Рутинные мотивы приносят один набор результатов, эго-мотивы – другой.
Когда мотивация является эго-вовлеченной, а когда нет? Ответ отчасти связан с уровнем возникающей фрустрации. Как мы уже отметили, многие привычные системы координат не ощущаются как затрагивающие личность и не ведут себя как эгоцентрические системы до тех пор, пока их сохранение не оказывается под угрозой. Многие потребности также идут своим путем без участия эго, если им не препятствовать. Но серьезная фрустрация может вызывать озлобление, ревность, собственничество, часто характеризующие эго-вовлеченность. Однако фрустрация отнюдь не всегда производит такой эффект, особенно если человек компенсировал фрустрацию одной потребности успехом в других областях. И дополнительно усложняет ситуацию то, что мы не можем утверждать, что эго-вовлеченность отсутствует, когда нет фрустрации. Многие гладко текущие случаи целенаправленного поведения очевидно являются эго-вовлеченными. Мать ощущает тесную связь со своим ребенком и тогда, когда он в добром здравии, и тогда, когда ее материнская забота сталкивается с фрустрацией. Бизнесмен настолько же поглощен своим предприятием во времена процветания, как и во времена неудач. Давайте скажем тогда, что фрустрация целенаправленного поведения или угроза индивиду в любой форме весьма вероятно должны вовлечь эго-систему, но обычно эта эго-система образована повседневными ценностями, которые выражают значимость жизни для индивида.
Уровень притязаний. История десятилетних исследований этой левиновской проблемы слишком запутана, чтобы проследить ее здесь, но, если я не ошибаюсь, все исследования прямо или косвенно подтверждали первоначальное утверждение Хоппе, что субъект ведет себя таким образом, чтобы поддерживать свое самоуважение на максимально возможном высоком уровне [154] . Конечно, многие исследователи вовсе не пользовались понятием эго. Однако, какие бы результаты не были получены, все, кажется, указывает на неизбежность исходной гипотезы Хоппе. Фрэнк, например, обнаружил, что лица, которым были присущи «соревнование с самим собой и осознание социального давления», получали оценку степени расхождения между результатом и целью, которую индивид желает или ожидает достичь, в 3–7 раз больше, чем лица, которые не отличались таким чувством личной вовлеченности в ситуацию. Фрэнк также обнаружил, что эго-вовлеченные испытуемые не изменяют своих оценок при небольших изменениях своих результатов. Они снова и снова повторяют попытки перед тем как изменить свои притязания, подстраивая их под свои способности. Напротив, эго-невовлеченные испытуемые быстро отступают перед реальностью и снижают свой уровень притязаний [155] . Мы также знаем, что соперничество – безусловный симптом эго-вовлеченности – обычно порождает подъем и большую последовательность в уровне притязаний [156] . Но мы не можем сказать, что соперничество всегда приносит такой эффект, поскольку тот, кто боится конкуренции, будет последовательно снижать свой уровень притязаний, чтобы избежать риска унижения [157] .