Древо миров

Тут она взглянула на низкорослого некрасивого Дагеклана и рассмеялась.

— Да что я говорю! Потные куски мяса, шеи у всех короткие, затылки просто бычьи… Нет, истинный герой берет не внешностью, а внутренней силой и благородством!

С этой женщиной рыцарю предстояло удалиться в опочивальню, дабы осуществить план, задуманный ее сыном.

Между тем в зале шумело и волновалось пиршество, не виданное Дагекланом даже в самых роскошных дворцах Хайбории. За время странствий рыцарю довелось угощаться во многих местах. Трапезничал он в мрачных каменных берлогах, гордо именуемых хозяевами оных «замками», где под закопченными сводами чумазые бароны и мелкие князьки вгрызались желтыми зубами в крепкие кости дичи, сыто рыгая, сплевывая и бросая объедки собакам окровавленными руками. Ужин в замке Иш у барона Эзры казался после подобных угощений верхом куртуазной изысканности. Едал Железная Рука и заливных миног, и устриц под винным соусом, и запеченную форель, и петушиные гребни в маринаде, и жареных белок, и засахаренную айву, и нежнейший тайборский сыр: яства сии были тем приятнее, что вкушались в славной компании, где благородные господа и дамы, прежде чем разрезать кинжалом свиную голову, фаршированную грибами, ополаскивали пальцы в чашах, наполненных пахучими травяными настоями.

Знакома была рыцарю и восточная роскошь: столы, полные диковинных фруктов и сладостей, тонкие вина в изящных сосудах, танцующие подавальщицы в полупрозрачных накидках…

Здесь же, в парадной зале ругорумов, царило удивительное смешение тонкой изысканности и грубого варварства, изобилие самых невероятных кушаний, исполненных поварами с изощренной изобретательностью, и полное презрение пирующих к еде: грех, осуждаемый на всем Гирканском материке, от Пустошей Пиктов до Кхитая, ибо пища — ценнейший дар богов, властных в любое время наслать засуху, недород, потраву скота и иные бедствия, влекущие голод, — посему дар сей требует должного уважения и даже поклонения.

Даже самый пресыщенный восточный властитель не дозволил бы гостям бросать на пол едва надкушенные яства, сочтя это за оскорбление собственной персоны. Ругорумы же именно так и поступали, и весь пол был усеян жирными объедками, коими вся беднота Тарантии могла бы кормиться дня три, а то и четыре. Никто не удосуживался подбирать остатки еды, полупьяные слуги были заняты иным делом: сачками на длинных шестах они неуклюже пытались ловить птиц, в огромном количестве летавших среди колонн под сводами залы, уснащая одежды людей и мебель обильным пометом. Казалось, пирующих последнее обстоятельство весьма забавляло.

Когда Дагеклан вслед за ругами и Аскилтой впервые вошел в залу, ему почудилось, что зловещее пожелание юного привратника сбылось, и здесь только что произошло кровавое побоище. Груды тел покрывали мозаичный пол, а многочисленные темно-красные лужи усугубляли сходство картины с бранным полем после жесточайшей битвы. Рыцарь крепко сжал рукоять меча, когда услышал стоны, несущиеся отовсюду, и приготовился достойно встретить неприятеля, учинившего столь жестокую расправу.

Однако братья, перешагивая через поверженных, спокойно направились к длинному овальному столу на возвышении в центре залы. Шагая следом, рыцарь заметил, что кроме красных луж на полу в изобилии имеются и другие: зеленоватые, желтые, розовые, малиновые, синие… Все они источали сладчайшие, дурманящие голову ароматы — Железная Рука понял, что за коварный враг поверг большинство пирующих в столь жалкое положение, и лишний раз убедился в справедливости своего зарока пить умеренно и осторожно.

Повалившиеся на пол от обильных возлияний ругорумы мало чем рисковали: все они располагались вокруг низких овальных столов на мягких ложах, так что даже падение с них не представляло серьезной угрозы. Те, кто продолжал еще наливаться из роскошных чаш и поедать закуски, приветствовали вошедших пьяными криками. Иные мужи в коротких туниках и разноцветных плащах пытались вскочить на ноги, дамы призывно покачивали обнаженными грудями, и какая-то прелестница умудрилась схватить Дагеклана за ногу, когда рыцарь проходил мимо. «Руг сильнотелый, мечтой лучезарной ты снизойди, раздели со мной чашу», — услышал он жаркий шепот, деликатно высвободил меховой сапог и поспешно удалился, успев заметить, как дама ткнулась пунцовым носом в ту самую посудину, которую только что предлагала разделить с героем.

Мажик, возлежавший на украшенном гирляндами помосте в центре залы, вяло помахал вошедшим и жестом предложил устраиваться рядом. Был он невероятно толст, кислолиц и носил в седых кудрях кокетливый венчик из золотых цветов.

— Ну, явились наконец, — сказал он с сильной одышкой, — соль у нас почти кончилась… Приветствую тебя, вождь ругорумов храбрых, скорблю о кончине батюшки твоего, Великого Таркиная, блюдшего… блюю… словом, соблюдающего договоры. А это кто с тобой?

— Мой брат Ярл и чужеземец по имени Дагеклан Железная Рука, — коротко объяснил Мидгар, усаживаясь без дальнейших церемоний между Мажиком и его супругой.

— Здорова ли ты, мать? — спросил он женщину без особого интереса.

— Я всегда здорова, — отвечала Налла, тонко улыбаясь, словно поверяла известную лишь им двоим тайну. — А твой братец очень мил, скажу без ревности, если он вышел в свою родительницу: ибо уже почти успела забыть сильнотелого Таркиная. Тебе следовало привести брата раньше, но вы, руги, так нелюдимы…

— Ты знаешь, что обычай запрещает людям нашего племени посещать Город. Таркинай делал исключение лишь для меня, ибо я знаком с вашими обычаями и всегда выполнял роль посредника. Но сегодня, когда судьба возложила на мои плечи бремя власти, я решил представить вам Ярла. Отныне он будет нашим посланником.

— Очень рада, — улыбнулась Налла, не сводя томного взгляда с насупившегося младшего сына своего бывшего мужа.

— Позволь также чужеземцу занять место подле тебя, — продолжал Лисий Хвост, — он явился из Внешнего Мира и сможет потешить хозяйку пиршества рассказами об удивительных странах, где испытал немало приключений.

— О! — воскликнула женщина. — Так Внешний Мир существует, это не сказки? Присаживайся, почтенный, я хочу тебя слушать.

И Дагеклану пришлось занимать Наллу рассказами о своих похождениях, что рыцарь на сей раз проделывал без особой охоты, памятуя о конечной цели, и не в силах до конца принять ее своим благородным сердцем.

Тем временем Мажик вдруг вспомнил, что собирался прикинуться опочившим, дабы выслушать хвалебные оды своих подданных, и тут же осерчал на Дукария Аскилту.

— Не мог их раньше привести, — просипел он, багровея, — перебил меня на самом интересном. А ну, ляг у ног моих, будешь получать затрещины, пока не помилую.

Аскилта что-то забубнил себе под нос, но покорно растянулся на шелковом ложе, подставив своему повелителю здоровую шею. Мажик несильно шлепнул юнца по загривку, хлебнул вина и вдруг закричал тонким голосом:

— Не слышали, что ли? Ваш господин умер, а вы все пьянствуете!

Слуги оставили свои сачки, подхватили стоявшие у колонн серебряные лохани и принялись поливать пирующих водой. Иным подавали круглые чащи, куда ругорумы опорожняли желудки при помощи перьевых кисточек, коими щекотали себе горло. Запах возник ужасающий, но рабы в коричневых рубахах быстро убрали чаши и принялись разбрасывать повсюду пригоршни цветов и каких-то ароматных зерен.

Из-за ближайшего стола встал, покачиваясь, пышно — телый мужчина средних лет в голубой тунике и оранжевом плаще. Он поднял дрожащей рукой кубок, ут — робно рыгнул и возгласил:

— Восседающий у трона богов, славься! Отец наш премудрый, мыслью резвый, телом прекрасный, пусть я золотой монеты в глаза не увижу, если ежеминутно ног под собой не чую, лицезря тебя в добром здравии…

Его, видно, слишком поздно окатили водой — речь была явно невпопад.

— Ты спятил, — возмутился Мажик, — кто так говорит о мертвых? Ты, хоть и Сервират, а дурак. Гоните его в шею!

Несколько дюжих молодцев в коричневых рубахах накинулись на несчастного и, колотя короткими дубинками без всякого почтения, вытолкали из залы.