Страница 84 из 117
И все же сила небесного меча иссякла раньше, чем они успели выбраться из пластов галита. Сколько ни сжимал Ярл рукоять, возле крестовины лишь слабо трепетали зеленые сполохи — жалкие остатки былой мощи. Оплавленная стена преградила им путь, и рыцарю она показалась могильной плитой… Дагеклан пробовал рубить соляной пласт своим тяжелым клинком, выбивая сверкающие осколки, но галит был слишком крепок для стали, и рыцарь оставил свои попытки.
— Эх, — тяжело вздохнул дядюшка Гнуб, — шагов полсотни и не дошли-то. Там уже мягкие породы, а может, просто глина. Никогда не думал, что придется в соли упокоиться, как рыбе в бочке.
— А ты поколдуй, — буркнул кунн. — Если моя душа в коня вселится, то здесь ему и скакать негде.
— Потрясающая логика, — проворчал гном. — Если желаешь снова с Мурием повидаться, могу поколдовать.
Они еще немного поругались, но сил для перебранки уже не было. Пленники соляных толщ уселись вдоль оплавленной стены тоннеля и погрузились в тяжкие размышления. Дагеклан видел единственный выход: вернуться в склеп, захватить побольше еды и острых клинков, и рубить стену, пока хватит сил. Рыцарь поделился своими размышлениями с Ярлом, но тот ничего не ответил: сидел неподвижно, словно погрузившись в глубокий транс.
— А ведь не вернуться нам в склеп, — сказал гном печально, — проход в одном месте у нас за спиной обвалился. Далеко, вы не слышали, да я-то приметил. Здесь наш склеп, здесь…
Светящийся камень на его колпаке вдруг мигнул и потускнел.
— Пустите меня! — страшно завопил степняк, хотя его никто не держал. — Дерьмо шакалье, моча ослиная! Дорогу кунну!
Он вскочил и грудью бросился на стену тупика. Казалось, пласты галита содрогнулись от этого удара, готовые расступиться под бешеным натиском могучего тела. Опас отскочил и ударил еще раз — на этот раз головой. Кровь залила ему лицо, мешаясь с соляной пылью, и кунн шатаясь побрел прочь, придерживаясь за оплавленные натеки соли. Отойдя шагов на десять, он повалился на спину и уставился в низкие своды застывшим взглядом.
Сколько сидели они в том тупике, Дагеклан не знал. Снова вставали видения — оскаленная физиономия Рабрагора, бледное лицо Эльтиры, исчезающий, словно дым, король… Рыцарь силился удержать Конна, но рука его проходила сквозь тело короля и натыкалась на соляную стену. «Помоги мне, — шептал государь в отчаянии, — ты, самый верный из дружины моей, помоги…» Огромные черные крылья закрывали лицо Конна, а рыцарь все силился поднять свой двуручный меч и никак не мог…
— Помоги! — услышал он громкий вскрик Ярла. — На помощь, Дагеклан!
Впервые руг назвал рыцаря по имени. Железная Рука рванулся к нему, еще не понимая, что происходит. Увидел розовые извивающиеся корни, опутавшие тело младшего сына Таркиная, и решил, что сон все еще длится. Потом он заметил, что стены тупика, преграждавшей дорогу, больше нет, и оттуда, из черной дыры, лезет нечто жуткое, лоснящееся, оскаленное…
То, что рыцарь принял поначалу за бледно-розовые корни, было множеством извивающихся щупалец, унизанных молочными каплями присосок. Они терзали грудь Ярла, они давили ему шею — темная струйка крови бежала из уголка его губ, капая на меховую куртку. А сзади над головой руга уже нависала ощеренная зловонная пасть неведомого чудовища.
Железная Рука погрузил в нее свой меч по самую рукоять. В лицо ему ударила едкая молочно-белая жидкость, щупальца успели обвить кисти рук, сдирая кожу, но хватка их тут же ослабла, раздалось громкое чавканье, и огромное тело скрылось в дыре, оставив после себя вонь и ощущение леденящего ужаса.
Рыцарь опустился перед ругом на колени и принялся отдирать скользкие отростки — подземный гад оставил их, словно ящерица прищемленный хвост.
Ярл открыл глаза и придержал руку рыцаря. Капля его крови упала на кровоточащее запястье Дагеклана — руг тронул запястье пальцем, поднес палец к губам и лизнул. «Теперь ты», — выдохнул он, и Железная Рука повторил этот жест, понимая, что он многое значит.
— Наша кровь смешалась, — сказал Ярл, — теперь мы братья.
— Друзья зовут меня Даком, — кивнул рыцарь, — можешь называть меня так. Но что за тварь…
— Это Белый Червь. Роет ходы под землей, нападает на скот, на шатунов, иногда на людей. Кунн так бился головой о стену, что привлек его внимание. Это хорошо, теперь путь свободен.
— Хорошо-то хорошо, — проворчал гном, — но пусть Опас идет первым: как бы червячок не вернулся. Ну и пасть у этого гада — галит прогрыз!
Рудознатец оказался прав в своих оценках толщины оставшегося пласта соли: они прошли пятьдесят шагов и оказались посреди хода, прорытого Белым Червем в глинистой почве. Дышать стало легче, а идти — труднее: под ногами чавкала вязкая грязь. Влево ход повышался — решили идти туда, рассчитывая выбраться на поверхность.
Когда далеко впереди замаячило неясное пятно багрового света, когда уже потянуло морозным воздухом, сзади раздался стремительно нарастающий шум, и земля затряслась так, что комья глины посыпались сверху.
— Проклятие! — взревел Опас. — Тварь возвращается. Эй, коротконосый, приготовь свой меч, я не хочу попасться червяку на закуску!
— Бесполезно, — сказал руг, тщетно пытаясь извлечь смертоносный луч из оружия ямбаллахов, — Белый Червь движется столь быстро, что просто сметет нас себе в желудок, словно песчинки. Никто не может его одолеть, когда он стремительно выскакивает на поверхность и глотает свои жертвы. А здесь, под землей, в его норе, — и подавно. Убежать мы тоже не успеем.
— Вперед — нет, — подал голос гном, — а вот в сторону… Чего на проходе стоять, посторонимся — гордости не убудет. Если успею камешек заговорить, что в глине сидит. Большой камешек, хороший, известняк называется. Натечные скопления шпата с большой примесью глинистых и песчаных частичек. Множество останков мельчайших созданий… Так, их и будем заговаривать, живые все же были, хоть и во времена оны.
Рудознатец принялся водить маленькими ладошками по камню, выступавшему из стены хода, словно верблюжий горб. Шум все приближался, почва ходила ходуном, осыпаясь тяжелыми комьями. Гном что-то бормотал ласковым голосом, легонько постукивая и поглаживая известняк, как хороший хозяин — вьючное животное. Ярл стоял рядом, Дагеклан — чуть сзади, держа наготове меч, кунн топтался у него за спиной…
Вдруг степняк охнул и бросился бежать по проходу, глубоко увязая в глине. Рыцарь увидел стремительно приближающуюся пасть Белого Червя, в тот же миг поверхность известковой глыбы покрылась множеством мелких огней, словно рой светляков устроил на камне свой праздник, и осыпалась под ноги гнома, открывая глубокую нишу. Гнуб, Ярл и Дагеклан успели нырнуть туда, и огромное белое тело подземного чудовища пронеслось мимо, обдав их тошнотворным запахом.
Дядюшка Гнуб ликовал, подпрыгивая и размахивая колпаком, и было тому два повода: во — первых, заговор сработал как нельзя лучше и вовремя; во — вторых, известковая глыба выходила на поверхность — теперь, когда она рассыпалась, в отверстии над их головами виднелись облака, озаренные отсветами багровых зарниц, и были те отсветы желаннее яркого солнечного света.
Имелась и третья причина, о которой гном помянул, когда они выбрались наружу: «Попал — таки кунн на зуб червяку — по голове и колпак. У нас в Тюирнлги говорят: плох тот, кто не умеет держать кирку, но кто не держит слова — еще хуже».
Потом они увидели длинную вереницу повозок, груженных солью, и меленькие фигурки воинов, шагавших рядом.
Мидгар не выказал особого удивления, встретив воскресшего брата, — руги считали проявление чувств исключительно женской привилегией. Он отложил расспросы до ближайшего привала, но, когда впереди показались темные стены казавшихся покинутыми домов, возы поставили кругом, а в центре, возле камня с тщеславными письменами, разожгли костер, весь обратился в слух и внимательно выслушал рассказ Ярла.
Обсудив все события, братья пришли к заключению, что время вот-вот наступит и надо действовать решительно. В чем должны заключаться сии действия, Дагеклан не совсем понял. Обоз шел в Город, при Мидгаре была Священная Палица, теперь же еще и оружие ямбаллахов. У Железной Руки родилось подозрение, что братья собираются напасть на ругорумов, и он решил спросить напрямик: уж если они принимают его в свою дружину, рыцарь желал знать все до конца.