Страница 59 из 117
— Чего он хочет, аконитов? — спросил Хрон.
— Это кто тут старикашка? — взъерепенился вдруг колдун. — Как смеешь ты, ничтожный дух, обзывать подобным образом избранника Звезд и Луны?!
— Эй, человече, — кормчий, казалось, теряет остатки терпения, — ты на пороге Темного Мира, а туда же — ругаться!
— Требую должного уважения к моему сану, — сварливо сказал чародей. — Пусть Задкиель извинится, иначе я на него драконьей слюной капну! — И он потянулся к одному из пузырьков, висевших на алом кушаке.
— Да извиняюсь я, чего там, — сказал плешивый Задкиель, — сколько угодно…
Но Хрон оборвал его грозным рыком, от которого колдун побледнел и беспомощно уронил руки.
— Керб на тебя сейчас так капнет, дырявая чернильница, что не обрадуешься! Такие акониты у тебя из брюха вырастут, что сам Черный Садовник не управится! Ты что, мнишь своими заклинаниями отделаться и на Корабль Мертвецов подняться?! Обернись, червь, кто у тебя за плечом стоит!
Колдун, обмирая от страха, покосился через левое плечо и увидел клуб мрака под капюшоном демона-истребителя.
— А-а… — забормотал чернокнижник прерывающимся голосом, — охрани, Сила Божественная, защитите, Эрлик, Яджур, Цернуннос, Гуанлинь…
Он судорожно икнул и умолк.
— Ханумана еще кликни, обезьяньего бога, — ехидно посоветовал Хрон. — А может, позвать Ксотли, Владыку Страха, ужас Анталии? Или Бога-Паука Йезуда, коему девственные жрицы скармливают несчастных заморцев? Он высосет из тебя остатки крови… Если в тебе, конечно, что-нибудь осталось. Или ты жаждешь познакомится с Демонами Древней Ночи, пред коими трепетали атланты? Только скажи, все сделаем…
Несчастный колдун, казалось, вот-вот грохнется наземь. Дрожащей рукой он полез за пазуху и достал большой, величиной с обеденное блюдо, увесистый восьмигранник. Выставив его перед грудью, словно щит, закричал:
— Повинуйтесь мне, демоны Нижнего Мира, ибо со мной — Печать Магов! Сплавы металлов и знаки, на нем начертанные, приведут вас к покорности воле моей!
— И опять все перепутал, — устало сказал Хрон. — Ты еще не в Нижнем Мире, а только на берегу Темной Реки, и мне плевать на твою печать. Ладно, мыслю, ты все же попадешь на корабль, но совсем не так, как рассчитывал.
Малах Га-Мавет, безмолвно стоявший за плечами старца, поднял руку. Чародей неожиданно резво повернулся, все еще прикрываясь Печатью Магов. Палец демона коснулся восьмигранника, проник в него, словно в воду, и вышел с противоположной стороны, приближаясь к впалой груди чародея…
— Ну все, — сказал Хрон, — еще один недоучка получил по заслугам.
Он уже начал читать заклинание, оживляющее трехголовых демонов, чтобы поднять сходни, как вдруг Малах Га-Мавет издал громкое шипение и отдернул костлявую руку — словно обжегся. Полы его серой одежды взлетели, открывая покрытое трупными пятнами тело, и превратились в подобие крыльев. Подняв тучи пыли, демон-истребитель поднялся над площадью и тяжело полетел над Темной Рекой к левому берегу.
— Ага! — ликующе возопил маг. — Веточка, моя веточка! Золотая веточка из благословенных садов Шамболинь! Эй, там, на лоханке, погоди трап убирать, сам Тавискарон Звездное Яйцо на борт взойти желает!
— Покажи ветку, — мрачно потребовал Хрон.
Чернокнижник размотал свой кушак и достал из складок алой материи небольшую ветвь с тремя листьями, горевшими ослепительным золотым светом.
— Вот! — торжествующе поднял ее над головой. — Вот Золотая Ветвь из садов Шамболиня! Сама Смерть отступает пред дивным творением просветленных мудрецов, обитающих на вершинах Химелианских гор. Радость моя, свет моей души…
Колдун припал к листочкам жадным поцелуем страстного любовника… и тут же завопил, уронив ветвь и хлопая себя по губам.
— Что стоишь, Задкиель! — рявкнул Хрон, готовясь спрыгнуть на пристань. — Брось ее в реку!
— Не фметь, — шамкнул колдун обожженными губами, — Hagios о Theos Iscy-ph-ph…
— Извини, перевозчик, не могу, — промямлил плешивый Задкиель, — он связал меня заклинанием…
Колдун уже снова держал в руках Золотую Ветвь, держал за черенок, опасаясь прикоснуться к листьям.
— Ты позволишь ему плыть с нами? — спросил Конн хозяина корабля. Колдун вызывал у короля омерзение.
— А куда деваться, — мрачно откликнулся Хрон, — Золотая Ветвь — сильнейшая ваджра…
Колдун важно поднялся на палубу, отпустив перед этим несчастного Задкиеля на все четыре стороны. Трехголовые демоны убрали сходни — Корабль Мертвецов был готов к отплытию.
— Не угодно ли вам, почтенное Звездное Яйцо, пройти в носовую каюту, предназначенную специально для живых пассажиров? — любезно осведомился Хрон.
Чародей прочел надпись над дверью, хмыкнул и покосился на Конна.
— А юноша сей так и будет торчать на палубе?
— Путник в Ночи плывет по особому распоряжению своих покровителей, — отвечал кормчий.
— Тогда и я останусь, — заявил старик не терпящим возражений тоном. — Надо же, что нацарапали: «Тело твое вскорости уложено будет в могилу». А то никто не знает. Ну, написали бы: «Жизнь — суета, все зло — от женщин». Или: «Не пей, не блуди, целомудрие блюди». И попроще, и юношеству пользительней.
Он снова подозрительно зыркнул в сторону Конна.
— Стойте, где хотите, Яйцо, или как вас там, — пробурчал Хрон, — только веточку обратно в пояс замотайте, не ровен час — обожжете кого.
— И обожгу, — сварливо пообещал старик, — ежели кто станет обзываться либо грозиться пауком из Заморы…
Хрон только сплюнул и удалился к рулевому веслу. Керб, на удивление тихий, поплелся к лопастям, где принялся негромким рыком понукать запертые в колесе несчастные тени. Судно отчалило от солнечного берега и двинулось наискосок через Темную Реку — к Серым Равнинам.
Глава седьмая
Мокрая морось
Грозная и неотвратимая, примет она вас, как любящая мать…
— А позвольте полюбопытствовать, благодаря каким таким высоким покровителям удалось вам подняться на борт этого зловещего судна? Я многих знаю лично, вхож в самые сиятельные чертоги, имя мое известно во всем подлунном мире… Тавискарон Звездное Яйцо — это звучит величественно! Неужто не слышали?
— Нет, — сказал Конн, — быть может, мы живем под разными лунами.
— Ах, опять эти бредни о множественности обитаемых миров! — Тон чернокнижника стал менторским. — Поверьте, юноша, подобные измышления приходят в пустые головы тех, кто слишком подолгу сидит на чердаках, пялясь на звезды. Ведь что есть светила ночные? Ничтожные искры, летящие от солнца, согревающего наш мир и дарующего ему благость существования. Искры эти давно остыли в холоде небес, как же можно утверждать, лто они — миры, подобные нашему? Лишь Солнце — зиждитель Земной Юдоли, Луна же суть светило Лучезарного Мира, где мы сейчас находимся… Ее бледный свет… Кстати, что это за перстенек у вас на пальце? Невзрачный, но очень милый!
— Подарок отца, — неохотно отвечал Конн: болтовня мага его раздражала.
— Подарочек родителя, так-так. — Тавискарон криво улыбнулся и потер сухие ладони. — Камешек в нем тусклый, да не простой. Хоть и невелика сила перстенька, а, сдается мне, из-за него тебя на борт пустили… — И, наклонившись к самому уху короля, зашептал горячо и жадно: — Откуда он у тебя, юноша, открой безбоязненно, ибо мои уста — могила!
Конну очень хотелось ухватить чародея за шиворот черного халата, бросить за борт в спрессованную Пустоту и поглядеть, что с ним будет. Но, памятуя о Золотой Ветви, которую Хрон назвал непонятным словом «ваджра», и не желая задерживать движение корабля, король решил ограничиться пустой беседой и подождать, пока несносный маг сойдет на сумрачном берегу.
— Я открою тебе сию тайну, месьор Яйцо, если ты скажешь, где взял Золотую Ветвь.
Тавискарон сразу обиделся и поджал губы.
— Где взял, там нету, — проворчал он. — Ишь молодежь пошла, вопросом на вопрос отвечают. Ну, купил я ветку у одного пандида в Айодхье, столице Вендии, чтоб ты знал.