Очищение

Жена Прикса рассказала, что один из ребят дал важный совет тем, кто вернулся оттуда. Никогда не рассказывайте, что были в Чернобыле, иначе девушки дадут вам отставку. Никто не захочет иметь детей от пораженного радиацией. Жена одного из вернувшихся оттуда ушла от него, забрав детей, потому что не хотела, чтобы он дотрагивался до них. Также рассказывали, что жена другого вернувшегося оставила его, так как начала видеть кошмары: то она рожала трехголовых телят, то кошек, чьи шубки превращались в чешую, то безногих поросят. Она не смогла выдержать близости мужа и решила поискать здорового.

Услышав о женщинах, мужья которых сделались никуда не годными, Алиде содрогнулась и задрожала. Теперь она глядела другими глазами на встреченных ею молодых людей, опознавая вернувшихся оттуда, выискивая в них что-то, ей знакомое. Она узнавала их взгляд, который смотрел в сторону, и тогда она чувствовала желание поднять руку и погладить их по щеке.

Мартин Тру потерял сознание во дворе своего дома, изучая через увеличительное стекло листья плакучей березы. Когда Алиде обнаружила его и перевернула труп лицом к небу, она увидела его последнее выражение. До этого Алиде никогда не видела своего мужа удивленным.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Счастлив ли ты, спрашивают матери, когда мы их навещаем.

30.5.1950

ЗА СВОБОДНУЮ ВИРУ

Лиде бросила свою работу, на которой она мучила людей, собирая квитанции об оплате налогов и контролируя нормы. Не сочла нужным сказать, почему. Может, мои слова подействовали. Я сказал, что эта ее работа идет во вред душе и ничего более. Или кто-то задал ей взбучку. Однажды прокололи шины ее велосипеда. Она притащила велосипед в хлев и попросила меня починить его, но я не согласился. Сказал, что пусть починку сделают те, кто служит этому государству сатаны. Вечером Мартин это дело и сварганил.

Когда Лиде рассказала о том, что бросила работу, она как будто ждала моей благодарности, глаза ее по-особому блестели. А мне захотелось плюнуть, но я лишь почесал за ушами Пелми. Знаю я эти ее приемчики. Потом она пыталась узнать, встретил ли я в лесу кого-то из знакомых. Но я не ответил. И как там вообще было. Как было в Финляндии и почему мне надо было перейти туда. Я тоже не ответил. Она долго выспрашивала, почему я не остался с немцами, коль уж с ними ушел. Тоже не ответил. Это рассказы не для женщин. Пошел в свою каморку. Лиде не разрешает мне уйти в лес. Я — единственный, с кем она может говорить без того, чтобы сочинять коммунистические небылицы, ведь каждому нужен человек, с которым можно говорить открыто. Поэтому, наверно, она не хочет отпустить меня в лес.

На моих полях колосится пшеница, но я не вижу этого. Где мои дорогие Ингель и Линда? Беспокойство о них разрывает душу.

1992, Западная Виру

ОДИНОЧЕСТВО АЛИДЕ ТРУ

Алиде не могла понять, каким образом ее с Ингель фотография попала в руки Зары. Девушка говорила о буфете и обоях, но Алиде не помнила, чтобы хранила что-то за обоями. Она уничтожила все фотографии, но, быть может, Ингель спрятала фото еще будучи дома. В этом не было никакого прока, зачем бы ей это делать, прятать фото, на котором были они обе? На груди у Ингель значок «Общества молодых земледельцев», но он такой маленький, что вряд ли кто-нибудь мог разглядеть его, кроме нее самой.

Отправив Зару спать, Алиде вымыла руки и стала простукивать стену и буфет, потыкала обои, поковыряла ножом в щелях шкафа, между досками пола, но ничего не нашла. В буфете лишь позвякивала посуда и запас бутылок, припасенных с помощью водочных талонов. В комнате слышалось равномерное дыхание девушки, радио хрипело о выборах, а Ингель на фото была вечно красивой. Алиде вспомнила день, когда они пошли сниматься в фотостудию «Модерн» Б. Вейденбаума. Ингель исполнилось восемнадцать. Они зашли в кафе Дитриха. Аромат дорогого табака, шуршание газет. Ингель пила варшавский кофе, Алиде — горячий шоколад. Пирожные «морапе» таяли во рту, благоухали жасминовые деревья. Ингель купила домой пирожные из слоеного теста. Хелен Дитрих завернула их в белую бумагу, сделала пакет, закрепленный деревянной палочкой, их фирменный, удобный в переноске и красивый. В то время они с Ингель повсюду ходили вместе.

Зару разбудило бьющее в глаза утреннее солнце. Дверь в кухню была открыта, Алиде сидела там за столом и странно смотрела на нее. Что-то было не так. Но что? Паша? Может, ее разыскивали по радио? Что же? Зара приподнялась, села на кровати и пожелала доброго утра.

— Талви не приедет.

— Что?

— Позвонила и сказала, что передумала. — Алиде подняла руку к вискам и повторила, что дочь не приедет.

Зара ничего не могла вымолвить, ее блистательный план вмиг рассыпался. Значит, машины Талви не будет. Стрелки часов отбивали такт, Паша приближался. Зара чувствовала дрожь в ногах, казалось, в затылок уставился бинокль Паши, его машина шуршала по шоссе, взметая гравий. Зара не двигалась, снаружи мелькали огни, она оставалась на месте. Ее знаний об Алиде и обо всем, что когда-то произошло, не прибавилось, она сидела, опустошенная, не знающая ответа на свои вопросы. По радио «Куку» объявили время, начались новости, скоро они кончатся, день пройдет, Талви и ее машина не появятся, но зато приедет Паша. Зара прошла на кухню и заметила, что Алиде вздрагивает. Казалось, она плачет. На самом деле она сидела безмолвно, скрестив руки. Глаза у нее были сухие.

— Извините, как жалко. Какое разочарование для вас, — быстро сказала Зара.

Алиде вздохнула, Зара тоже вздохнула, придала лицу сочувственное выражение, но одновременно стала лихорадочно думать, теперь не было времени для излияния чувств. Может ли Алиде как-то помочь ей, есть ли у нее какой-нибудь козырь в запасе? Если да, то Заре нужно быть ей приятной, не стоит возвращаться к фотографии и бабушке, к которой Алиде отнеслась с ненавистью. К тому же фотографии нигде не было, и девушка не решалась спросить о ней. Может, ей нужно вовсе отбросить мысль о побеге, смириться и ждать того, что будет. Ее бабушка наверняка уже получила посланные Пашей фотографии. С этим Паша не станет медлить. Может, и Саша их получил. Наверное, получила мать и бог знает кто еще. Паша мог предпринять и что-либо другое. Все ли в порядке с ее родными? Об этом лучше теперь не думать. Надо составить новый план. Алиде, сидя, оперлась на палку и произнесла:

— Талви уверяет, что у них спешные дела, но что за дела такие у нее могут быть? Домашняя хозяйка, отдыхает целыми днями дома, этого она всегда хотела. А кем ты хотела стать?

— Врачом.

Алиде, казалось, удивилась. Зара пояснила, что решила заработать деньги на учебу и потому отправилась на Запад. Она собиралась вернуться сразу же, как только накопит нужную сумму, но появился Паша и многое пошло наперекос. Алиде наморщила лоб и попросила Зару рассказать что-нибудь о Владике. Зара заколебалась: подходящий ли момент для всевозможных воспоминаний? Похоже было, что Алиде забыла о преследующих девушку мужчинах, то ли она не хотела раскрывать свои карты, то ли была мудрее Зары. Или здесь не оставалось ничего другого, как сидеть и беседовать. Оно, может, и разумнее, наслаждаться лишь этим моментом и вспомнить наконец о жизни во Владике. Она заставила себя спокойно сесть за стол, протянуть Алиде кофейную чашку, чтобы та налила ей заменитель кофе и взяла кусочек сметанного пирога, любимого Талви. Алиде пекла его ночью к сегодняшнему приезду Талви.

— Вы и поспать не успели?

— Что для старого человека сон.

Отсутствующий вид Алиде, видимо, объяснялся этим. Она стояла с кофеваркой в руках возле стола и, казалось, не понимала, куда ее поставить. Алиде Тру выглядела одинокой. Зара кашлянула.