Очищение

Однако ни одна из женщин уже не могла не понять, что происходит в действительности, когда они приехали в полупустой город и услышали оркестр Красной армии, исполнявший военные марши. Ханса не было с ними, он не осмеливался появляться в городе и не хотел, чтобы сестры туда ездили. Сначала он перешел спать в маленькую комнатку за кухней, со временем стал проводить в ней дни, и наконец ушел в лес, чтобы там скрываться.

Недоверчивый смешок передавался из города в город, из деревни в деревню. Фразы «Бороться за великое дело Сталина» и «Ликвидируем безграмотность» вызывали бесконечные насмешки, никто не мог представить, что это все всерьез. Особенной темой для анекдотов стали офицерские жены, которые в нелепых ночных рубашках расхаживали по деревням, появлялись на танцах и на улицах, а также солдаты Красной армии, счищавшие кожуру с картошки ногтями, так как не привыкли пользоваться ножом. Кто бы мог всерьез принять подобный народец? Но вскоре начали исчезать люди и смех стал горьким. Анекдоты начали затверживать как молитвы, мужчин и детей вылавливали и грузили в машины. Отца сестер схватили на окраине деревни, мать исчезла неизвестно как и когда. Дочери, придя в дом, увидели его пустым и заголосили от горя. Собака не переставала ждать хозяина, она тоскливо выла у ворот, пока не околела. На улицу боялись высовываться, по земле полились потоки скорби. Углы вырытых в родной земле могил проседали, что предсказывало новые смерти в семьях. Гул войны шел по всей стране и каждый взывал к Иисусу, Германии и старым богам, прося помощи. Алиде и Ингель спали теперь в одной постели, держа под подушкой топор — скоро настанет их черед. Алиде хотела было сама скрыться, но единственным, что ей удалось спрятать, был велосипед Ингель фирмы «Доллар», на котором был изображен американский флаг. Ингель говорила, что настоящая эстонка никогда не оставит свой дом и скот, что бы ни случилось, даже если в дом войдет целый батальон. Она бы показала им, какова гордость женщин Виру. Одна из сестер всегда бодрствовала, пока другая спала, а на ночном столике лежали Библия и изображение Иисуса. В эти долгие часы бодрствования Алиде вглядывалась в полыхающую красным ночь и порой, глядя на светлую голову Ингель, размышляла, не убежать ли ей одной. Может, она так бы и сделала, если бы Ханс не дал ей перед уходом задания: позаботься об Ингель, ты ведь умеешь. Она не могла обмануть его доверие, ей нужно сохранить его уважение. Поэтому она начала со всей тщательностью прослеживать военные новости из Финляндии, как это раньше делал Ханс. Ингель же отказывалась читать газеты, она доверяла молитвам и строкам Юхана Лийва:

— Не уехать ли нам отсюда, пока не поздно? — осторожно предложила Алиде.

— Куда? Линда еще очень мала.

— Не уверена насчет Финляндии, Ханс считает, что лучше в Швецию.

— Откуда ты знаешь, что он думает?

— Он может приехать вслед за нами.

— Я из своего дома никуда не поеду. Скоро ветер сменится, запад придет к нам на помощь. Мы продержимся до того времени. В тебе так мало веры, Алиде.

Ингель оказалась права. Они продержались и освободители пришли. В страну с маршем вошли немцы, рассеялся дым от горящих домов, небо снова сделалось ясным и синим, облака — белыми, земля — черной, все вернуло естественный цвет. Ханс смог возвратиться домой. Их страшный сон кончился, теперь плохо стало другим. Коммунисты притихли и побледнели. И так как транспорт давно не работал, они отступали пешком, на своих двоих. Ханс оседлал лошадь и отважно отправился получать назад флаги «Молодежи страны», «Переходящий приз сеятеля», бухгалтерские документы и другие бумаги, которые пришлось отвезти в город, так как после прихода «красных» их общество закрыли. Вернулся он из города светло улыбаясь, в городе все оказалось отлично, немцы вежливые, атмосфера прекрасная, слышны звуки гармошки. Негнущиеся деревянные башмаки женщин бойко постукивают. Основана «Всеобщая помощь Эстонии», чтобы поддержать и накормить семьи, кормильцы которых были мобилизованы в Красную армию. Все должно было образоваться: все вернутся домой — отец и мать, все пропавшие — и поля по-прежнему заколосятся. Ингель выиграет все возможные овощные конкурсы, они будут участвовать в осеннем пиру, а когда через несколько лет сестры состарятся, то примкнут к «Обществу женщин страны». Возвратится домой отец, Ханс начнет планировать вместе с ним расширение полей. А сейчас Ханс примет участие в кампании по возделыванию табака и сахарной свеклы. И тогда будет вдоволь сиропа из сахарной свеклы и Ингель не придется кривить свой хорошенький ротик из-за сахарина. А также Алиде, — добавил он. Ингель мед его речей превратила в улыбку и начала обдумывать рецепт для выпечки лучших эстонских пряников на сиропе из сахарной свеклы. Вместе с Хансом они снова впали в любовный угар, в котором пребывали раньше, в то время как Алиде пришлось вернуться к кошмару своих ревнивых мук.

Перед блестящим будущим Ингель все препятствия исчезали. Даже при скудной одежде гардероб Ингель мог выглядеть привлекательно. Бывало, что резиновую застежку от подвязки для чулок приходилось заменять обернутой в бумагу монетой, и все было нипочем. Ханс раздобыл для любимой парашютный шелк, Ингель выкрасила его в васильковый цвет и сшила себе хорошенькую кофту, украсила ее стеклянными пуговицами, приколола на грудь немецкую стеклянную брошь и выглядела красивей, чем когда-либо. Ханс принес такую же прелестную брошку, только поменьше, для Алиде и на мгновение ее мучения ослабли, все-таки Ханс помнил о ней, но это был лишь миг, и кто бы обратил внимание на ее брошь. Так как у новой кофты Ингель были к тому же высокие плечи, Ханс нежно называл ее своим маленьким солдатом. Голова у Алиде болела. Она даже заподозрила, что у нее опухоль. Боль иногда затемняла зрение, в ушах слышался шум. Порой ей приходилось смотреть за Линдой, пока Ханс и Ингель были заняты амурами. И она это делала, незаметно щипая ребенка или укалывая булавкой, его писк доставлял ей тайное удовольствие.

Сахарная свекла созрела, выросла большой и белой, урожай выдался на славу и присутствие Германии сохранялось. Кухня наполнилась сахарной свеклой, и Ингель хозяйничала с новой энергией. Пространство, оставленное старой хозяйкой, Ингель заполнила легко и даже превзошла ее. Все шло отлично, она все сама умела, ей не надо было ни у кого спрашивать, она лишь давала советы Алиде, которая послушно чистила свеклу, а сестра ее перерабатывала. Этой работой Алиде стала заниматься не сразу, так как вначале Ингель надо было найти самый лучший способ измельчения свеклы. Она попыталась пользоваться мясорубкой, но потом вернулась к терке. Алиде она велела следить за стоящими на печи на маленьком огне кастрюлями, чтобы вода в них не закипала. Проделывая одновременно разные дела на кухне, Ингель поглядывала и на печь. Она не верила в сестрино искусство варки сиропа, та могла слишком повысить температуру и тогда у сиропа появился бы посторонний вкус. И если бы Ингель стала предлагать этот сироп, все бы решили, что она и есть та недотепа, которая допустила варево до закипания. Не выше 80 градусов, не выше! — все время принюхивался нос Ингель. Не поднимается ли от кастрюли горьковатый запах, и если запах, по мнению Ингель, отклонялся от должного, она звала сестру, чтобы исправить положение. Алиде не замечала разницы в силе запаха и цвета, где уж ей! она ведь не Ингель. Помимо того приторно-сладкий аромат самой Ингель забивал ноздри Алиде. Она могла все же различить запах слюны Ханса на губах Ингель, и это заставляло обветренные губы самой Алиде кривиться от боли. День за днем Алиде мыла свеклу, чистила от маленьких отростков и выковыривала черные точки. Ингель объявила, что сама будет заботиться о терке и крутилась везде, веля Алиде то следить за развариванием свеклы, то сменить воду в кастрюле, то принести воды из колодца. Полчаса, полчаса уже прошло, надо залить водой новую порцию, — звучал ее голос. На каком-то этапе Ингель надоело тереть, и она стала нарезать свеклу на мелкие кусочки. Полчаса уже прошло! Налей же свежей воды! Алиде скребла, Ингель измельчала, порой они вместе процеживали раствор по точным указаниям Ингель. И в то же время не переставали ждать возвращения домой отца и матери.