Страница 5 из 22
Святослава это разозлило, и он прямо сказал брату, что приехал в Киев говорить о Ростиславе, все прочее ему не интересно.
Изяслав сделал удивленное лицо и развел руками.
- Так ведь распря с Ростиславом как будто разрешилась, брат, - сказал он. - Сел племянник наш в Тмутаракани, ну отдай ему Тмутаракань. По мне, там ему и место!
Изяслав глянул на думных бояр, стоявших полукругом возле трона, и прочел одобрение на их лицах. Однако такой оборот не устраивал Святослава.
- Отдай, говоришь? - с недоброй усмешкой произнес он. - Что ж, ты сам, брат, не уступил Ростиславу Новгород, откель он сына твоего едва не выбил?
Доброжелательность на лице Изяслава сменилась надменностью.
- Не понимаю я речей твоих, Святослав. Я завещанию отцову следую, из коего выходит, что старший сын киевского князя должен в Новгороде сидеть. Ростиславу же гордыня глаза застит, он мнит себя выше сыновей моих. Думает, погребен отец его Владимир в Софии новгородской, так значит и стол новгородский для него!
- А, лукавишь, брат, - улыбнулся Святослав. - Помнишь, когда отец первый раз занемог и призвал нас к себе, то просил соблюдать старшинство в роду нашем - передавать стол киевский от брата к брату. Про княжескую лествицу упомянул, а в конце добавил, чтоб Новгород был за Ростиславом и потомством его.
- Не помню я такого! - вдруг рассердился Изяслав. - Завещание отцово при мне, и там ясно прописано, что давал отец наш Ростиславу Ростов и Суздаль. Про Новгород нет ни слова!
- Да ты и эти города у Ростислава отнял! - запальчиво воскликнул Святослав. - Свел его в захудалый Владимир, хотя обещал в Смоленске посадить.
- Ты зачем пожаловал? - вскинулся Изяслав - Напраслины на меня возводить?! Я на киевском столе сижу и за всю Русь промышляю. И коль не угодил я, чем Ростиславу, в том не моя вина, а его беда.
- Ах вот как! - Святослав приподнял свои черные брови и ядовито улыбнулся.
- Да вот так-то, брат! - со значением поддакнул Изяслав.
- Так пусть твое величие промыслит и про моего старшего сына, - сказал Святослав, - посади-ка его в Смоленске. Тогда я, так и быть, уступлю Тмутаракань Ростиславу.
- Что же, в твоей вотчине для Глеба и стола не найдется? - недовольно спросил Изяслав.
- А вот хочется мне видеть сына своего в Смоленске! - дерзко ответил Святослав.
- Слава Богу, что не в Новгороде, - криво усмехнулся Изяслав и неторопливо зашагал к трону.
Бояре заулыбались, а толстый Тука даже захихикал в кулак.
Не доходя до трона, Изяслав обернулся:
- Знаю, давно ты метишь на смоленский стол, но там ныне сын мой княжит. Об этом ты подумал?
- А ты переведи Святополка в Туров иль Вышгород, - подсказал Святослав, - да хоть в том же Владимире посади.
Изяслав дара речи лишился: уж не издевается ли над нам Святослав!
Теперь уже не только Тука, но и брат его Чудин, а за ними и воевода Коснячко - самые приближенные к Изяславу вельможи - негромко засмеялись.
- В уме ли ты, брат мой? - вновь заговорил Изяслав. - Чтоб я стал княжескую лестницу рушить тебе в угоду! Да ты не пьян ли?
На скулах Святослава заходили желваки. Он сделал шаг вперед, собираясь ответить резкостью на резкость.
Но внезапно двери на противоположной стороне зала растворились и пред взорами князей и их бояр предстала княгиня Гертруда, жена Изяслава.
Она не вошла, а вплыла в зал, так легка была ее походка. За княгиней следовали служанки, две из которых держали за углы длинный лиловый плащ своей госпожи.
Гертруда была одета на немецкий манер в узкое платье-котту бирюзового цвета с поясом, спускавшимся на бедра. У платья был глухой закрытый ворот и узкие обтягивающие рукава. Голову княгини покрывал круглый платок из белой ткани с отверстием для лица, поверх платка через лоб шла повязка, украшенная драгоценными камнями. Служанки также были в узких платьях, но более скромных цветов.
Тот, кто видел польского князя Казимира Пяста[10], мог легко заметить в чертах его сестры Гертруды характерные для Пястов густые светлые брови, изгибающиеся низко над глазами, слегка припухлые губы и удлиненные от уха к подбородку скулы. И если природа смягчала в лице Гертруды массивный нос ее отца, князя Мешко[11], и выступающую нижнюю челюсть ее племянника, князя Болеслава Смелого[12], то она отнюдь не умалила жестокости в ее характере и страсти к золоту, унаследованные властной полькой от того и от другого.
Святослав первым поприветствовал Гертруду, когда та приблизилась.
Лицо Изяслава не выразило особенной радости при появлении жены. Гертруда что-то тихо прошептала мужу на ухо и сразу же повернулась к его брату.
- Доброго здоровья тебе, Святослав! - Княгиня белозубо улыбнулась. - Приехал поругать моего Изяслава? Поделом ему, будет меньше советников своих слушать. - Гертруда с неприязнью взглянула на бояр и бросила через плечо: - Прочь ступайте!
Бояре с поклонами удалились.
Коснячко хотел было остаться, но Изяслав жестом велел удалиться и ему. Воевода ушел с обиженным лицом.
- Зачем пожаловал, друг мой? - вновь обратилась к Святославу Гертруда. - Надолго ли к нам? Вижу гнев у тебя, с чего бы это?
Святослав знал, какое сильное влияние имеет на мужа Гертруда, поэтому без утайки поведал обо всем.
- Опять Ростислав?.. - Гертруда нахмурилась. - Чувствую, будет он воду мутить, покуда не успокоит его стрела или копье! Что же вы решили, братья?
Княгиня перевела взгляд карих глаз с мужа на Святослава и обратно.
- Я так мыслю, надо выбить Ростислава из Тмутаракани, - высказался Святослав.
- А по мне, пусть он там и сидит, - возразил Изяслав.
- Хорошо ты чужие столы раздаешь, брат.
- А ты вспомни, что сам про Смоленск говорил.
- Иль тяготеет Смоленск более к Киеву, нежели к Чернигову?
- Днепровские города все под рукой Киева.
- Так уж и все?
- Кроме Любеча и Родни - все!
Изяслав и Святослав стояли друг против друга, сверкая глазами.
Гертруда вздохнула:
- И когда только князья русские перестанут Русь делить?
С чисто женской интуицией она решила предотвратить назревающий скандал и пригласила Святослава отобедать. «А за чашей крепкого меда договоритесь обо всем».
Святослав принял приглашение.
* * *
Но и за столом в пиршественном зале примирения у братьев не получилось. Кусок не шел в горло, а отведав пенного хмельного меду, распалились они еще пуще прежнего. Посыпались попреки:
- Помнишь, брат, как летом ты просил меня за Ростислава, а ведь я говорил тогда, выдай его мне на суд. Так ты уперся как бык! Стало быть, люб тебе Ростислав, аль уже не люб стал?..
- Люб - не люб! Твои суды мне ведомы. В поруб да и дело с концом! Я просил тебя не за Ростислава, а за справедливость, которую ты нарушил, поправ завет отцовский.
- Воля отцова в грамоте прописана, и та грамота у меня хранится. Ей следую и в делах, и в помыслах.
- Не про те письмена я толкую, брат мой. И ты ведаешь о том, да изворачиваешься передо мной как угорь. Припомни-ка лучше устное завещание отца нашего…
- Замолчь!
Изяслав так хватил кулаком по столу, что серебряная посуда зазвенела, а девицы, тешившие гостей веселыми песнями, враз примолкли.
Воцарилась тишина.
Бояре и дружинники обоих князей, замерев кто с куском, кто с чашей в руке, ждали, что будет дальше. Оставила еду и Гертруда, жестом подозвав к себе своего верного человека, ляха Людека.
Медленно поднялся со своего места Святослав, глаза его горели гневом. Негромко заговорил он, но речь его услышали все в гриднице:
- На холопей своих, брат мой, ты хоть криком изойди, а на меня орать не смей! Пусть ты великий князь, но и на твою силу у меня сила найдется.
[10] Казимир Первый Восстановитель из рода Пястов, князь Польши с 1039 г. (1016-1058). Был женат на Марии-Добронеге, сестре Ярослава Мудрого.
[11] Мешко Второй Ламберт - князь Польши с 1025 г. Отец Казимира Восстановителя и Гертруды, супруги Изяслава Ярославича.
[12] Болеслав Второй Смелый - князь Польши с 1058 г. Сын Казимира Восстановителя. Был женат на Вышеславе, дочери Святослава Ярославича.