Страница 50 из 102
Встреча состоялась день спустя. Ярослав уже во многом воспрянул, хоть и выглядел довольно бледным, говорил приветливо, потчевал приезжих гостеприимно. Те отметили его дружелюбие и учтивость, совершенное отсутствие спеси, тонкие замечания по соотношению сил в Европе и по интересам Галиции в этой связи. «Если Его Величество не гнушаются заключить союз с бусурманами-сарацинами, то сам Бог велел не вести войну с братьями-христианами - будь то латиняне унгры, будь то православные мы, - говорил им русский. - А тем более что я родственник Комнинов - через Добродею-Ирину и Ольгу Юрьевну. Мы с последней были в ссоре, но в ближайшее время сможем замириться и восстановить разрушенную семью». Прочитав письмо византийца, писанное по-гречески, собственными глазами и поняв его совершенно без переводчика (это обстоятельство также удивило Дионисия и Григория), Осмомысл сказал:
- Что ж, Андроника мы отправим восвояси вместе с вами. Здесь даны гарантии его безопасности, я им верю и надеюсь, поверит мой двоюродный брат. Наши с ним отношения осложнились, и задерживать у себя доле не хочу. - Он задумался на одно мгновение, а потом продолжил: - с Унгрией сложнее. Боевые действия уже начались, отзывать Избыгнева и дружину поздно. Но в дальнейшем обещаю не поддерживать короля Иштвана в распрях его с Константинополем… А касаемо судьбы дочери… - Ярослав раскатал пергамент. - Здесь написаны такие слова… «Знай, что ты отдаёшь свою дочку за злонравного и бесчестного человека, ибо никогда не внимал он ни праву, ни истине… Коли брак состоится, мы его не признаем законным, а сочтём лишь любовной связью…» Что имеет в виду император?
Дионисий ответил:
- Двоежёнство не поощряемо Церковью Святой.
- Двоежёнство? О чём вы?
- Иштван уже сговорён с дочерью герцога Эррика Остерайхского.
- Полно, это шутка. Евфросинья Мстиславна, вдовствующая королева Унгрии, не пошла бы на подобный обман.
- Видимо, боялась, что Галиция не поможет иначе войсками, - объяснил Григорий. - Унгры - клятвопреступники, верить им нельзя.
Потрясённый князь нервно скручивал и раскручивал свиток грамоты. Произнёс подавленно:
- Всё равно не верю. Ведь ко мне приезжали из Унгрии бояре, привозили дары от ея величества… приглашали дочь - сами приглашали!.. - и при сём договаривались с другой?
- Наше дело - предупредить, а решать будет ваша светлость.
- Я пошлю к унграм своего вельможу, дабы он проверил весть. Да и в случае чего - вывез дочку обратно в отчий дом. Обещаю, господа: коли свадьба Ярославны расстроится именно по причине вероломства Иштвана, я порву с ним союз и, пожалуй, перейду на сторону Царя-града в битве вашей за город Землин и владения унгров в Сербии.
- Несомненно, его императорское величество был бы весьма рад этому повороту взглядов у владыки Галича…
Мастера интриги, византийцы умело вели тонкую игру. Кснятин Серославич, по приказу Ярослава приехав в Тысменицу, заявил Андронику, что ему в приюте отказано; что митрополиты привезли послание Мануила, где он заверяет двоюродного брата о помиловании и восстановлении добрых отношений; что для возвращения в Византию нет препятствий.
Сын Ирины-Добродеи выслушал сообщение с кислой миной, а потом спросил:
- Чем я вызвал неудовольствие Осмомысла?
- Нас не уполномочили говорить о причинах.
- Но твоё собственное мнение?
- Мне неловко его высказывать. Ваша честь и сама знает.
- Ты про что?
- Про отдельные обстоятельства личной жизни вашей чести в Тысменице.
- Стало быть, о них доложили князю? Серославич развёл руками:
- Земли наши невелики, Русь - большая деревня, все друг друга знают, и секреты сохранять невозможно.
- Но в таком случае не грозит ли опасность для небезызвестной тебе особы женского пола, если я уеду один? Видимо, она подвергнется унижениям и опале?
- Я бы не исключал данной вероятности, - скромно ответил Кснятин. Он, всегдашний противник связи Ярослава и Настеньки, умирал от желания удалить её с глаз правителя - и чем дальше, тем лучше.
- Хорошо, мы отбудем вместе.
- Князь предвидел и это. Он просил передать, что Олег Настасьич с вами не поедет и останется дома.
Рассердившись, Комнин ответил:
- Ярослав жесток. Забирать ребёнка у матери! Да она не захочет расстаться с мальчиком.
- Пусть подумает и сделает выбор.
У Андроника глаза сделались колючими:
- Мы обсудим и решим в ближайшие дни.
- Дело не терпит отлагательств. Послезавтра в путь.
- Послезавтра?! - с удивлением повторил византиец. - Осмомысл смеётся надо мною, человеком одной крови с императором?
- Осмомысл не прощает нанесённых ему обид.
Сын Ирины нахмурился и проговорил недовольным тоном:
- Послезавтра так послезавтра. Передай, что я выполню все его условия.
Вскоре судно с двумя митрополитами и другими членами константинопольского посольства отбыло из Галича. Их до устья Днестра провожал епископ Кузьма. Близ Тысменицких лесов на ладью сел Андроник с Настасьей. Ростислав-Чаргобай, испросив дозволения князя поступить к нему на воинскую службу, получил согласие и в дорогу не собирался. Только обнял обоих путников и сказал на прощанье:
- Я вельми переживаю за Янку. Как она воспримет, что с тобою прибудет иная женщина? Очень мне прискорбно сие. Жаль, что не смогу поддержать ея сам.
- Янка сильная, - отвечал Андроник, - безусловно, справится.
- Ой, не знаю, не знаю. В ней отцова кровь, а она такая: если возненавидит кого, то безудержно, яростно и зло.
- Не убьёт же она меня! - снисходительно улыбнулся красавец мужчина.
- Может, и убьёт.
Настенька едва не теряла сознания от переживаний, опиралась на руку любовника и старалась не смотреть в глаза окружающим. Если бы спросили её: как же ты смогла, отчего решила круто изменить свою жизнь? - то, наверное, внучка Чарга не нашла бы достойного ответа. Всё произошло неожиданно, бурно, странно…
Да, конечно, Андроник ей понравился с первого же взгляда. И не столько правильными чертами лица, умными глазами, белозубой улыбкой, сколько бархатным басовитым голосом, словно бы клокочущим у него в горле, и заветными сладкими словами, что он говорил. Став главой в Тысменице, часто заезжал, оставался ужинать. Рассуждал занятно, строил фразы необыкновенно красиво, остроумно, образно - женщина могла его слушать часами. Ярослав, разумеется, был не хуже, мудрый, тонкий, ласковый, - но уже привычный, без интриги, без неизвестности… А Комнин притягивал неразгаданной тайной, силой, темпераментом… И однажды она сдалась. Это было жаркой августовской ночью. Византиец приехал ужинать и остался. Может быть, они слишком много выпили? Или эта ночь, душная и знойная, явно предгрозовая, притупила их волю и дала распахнуться чувствам? Как определить?.. Он ласкал её страстно, сильно, даже грубовато, чем весьма отличался от всегда с нею нежного Осмомысла, целовал-кусал, а потом внезапно погрузил своё лицо в её лоно и губами начал втягивать возбуждённую до предела плоть, отчего стало так приятно, что она даже закричала от наслаждения. Мысли перепутались, и кипящая любовная лава обожгла обоих, захлестнула, утопила в себе… и уже не позволила выбраться наружу, жгла всё время, не давая расстаться… Чад, угар, сумасшествие…
И когда встал вопрос: уезжать ли с возлюбленным или же остаться с ребёнком, Настя предпочла первое. И не потому, что боялась гнева князя, и не потому, что была плохой матерью. Просто не могла без Комнина больше. Словно заболела, словно попала в гипнотическую зависимость, постоянно испытывая ненасытную жажду общения с ним, ни о чём другом думать не хотела.
Но, вступив на корабль и уже отчалив, видя, как бурлят за бортом синие днестровские воды, а фигурка Ростислава на берегу отдаляется, уменьшается и теряет чёткость, вдруг похолодела: «Боже, что я делаю?! Для чего покидаю эти края? Кем я стану в Царе-граде? Новой императрицей, как сулит мне Андроник, или брошенной надоевшей наложницей? Что скажу Янке? А Олежка? Он пока маленький, поревёт и забудет, - а потом, через много лет, сможет ли простить?» - и представила его бледное, унылое личико, полные слёз глаза, плачущий безутешный голос: «Мама! Маменька! Не бросай меня! Мне тут без тебя будет сильно плохо!..» - и едва не бросилась головою в волны, чтобы возвратиться назад. Сын Ирины понял её состояние, обнял, поцеловал: