Страница 6 из 86
В мраморную комнату к консулу ордынцы прошли мимо четырех телохранителей, стоящих у наружных дверей в ярких красных плащах, с длинными мечами, воткнутыми в пол остриями возле ног, алебардами, закинутыми за спину.
Готифредо ди Зоали вместе с помощником, которому надлежало сегодня быть и переводчиком, встретили послов радушно; Мамай и Бегич поклонились консулу, Бердибек лишь слегка кивнул. По богатому одеянию, сабельным ножнам и гордому виду консул определил, что перед ним посол не из простых мурз. А узнав, что Бердибек - царевич, сын великого каана, Готифредо в свою очередь счел нужным склонить перед ним голову и пригласил всех за стол, на котором стояли вина и блюда со всевозможными закусками.
Пожалуй, впервые Мамаю приходилось пить и есть, сидя на стуле, а не на ковре, скрестив ноги. Но Бердибек с Бегичем уже где-то приобрели этот навык и уверенно взялись за ножи и вилки. Мамай последовал их примеру, но вилка выскальзывала из его пальцев, - это заметил консул и слегка усмехнулся уголками губ. Молодого сотника заинтересовал раскрашенный в голубой, желтый и зеленый цвета большой шар на железном острие, стоящий в углу комнаты на столике с ножками из слоновой кости. Пока не говорили о деле, и помощник, уловив любопытные взгляды юноши, подошел к шару, крутанул его и стал объяснить: «Это - земля; синим цветом обозначены моря и океаны, большие озера и реки, желтым - горы, зеленым - долины». Мамаю вспомнились слова Абике о том, что её великий предок Чингисхан завоевал для своих потомков землю от края и до края… Он подумал: «Хватило бы у меня сил одолеть такой путь на своем аргамаке?.. А у Бердибека?.. Ведь он - наследник великой ханской власти в Золотой Орде… Бердибек моложе меня, а я сильнее него, я - воин, участвовал во многих битвах. Но и он тоже… - возразил сам себе Мамай. - К тому же Бердибек - чингизид, царевич!» Мамай взглянул на сына великого каана. Тот медленно потягивал из хрустального кубка вино, хотя мусульманину нельзя было этого делать, и исподлобья наблюдал за радушным веселым хозяином.
Настало время решения дел. Все положили на стол ножи и вилки и встали. Бегич передал постановление военного курултая.
- Мы уже доводили до сведения его светлости, великого хана Золотой Орды Джанибека, что убийц судили, заковали в цепи и отослали в Геную.
- Но наш воин, который был в тот день в Кафе, когда погибли двадцать человек из Орды, узнал трех убийц, стоящих на крепостной стене… - возразил Бегич.
- Этого не может быть, - покачал головой Готифредо ди Зоали. - Нами получено известие, что корабли, на борту которых находились убийцы, благополучно достигли берегов Генуи, и теперь тюремщики занимаются преступниками.
- Значит, вы не хотите выдать их нам? - спросил Бегич.
- Я вижу, ты храбрый, доблестный и умный воин, и ты должен понять, что я говорю правду… А почему молчит царевич? - обратился консул к Бердибеку. - Может быть, он что-то скажет?
- Да, скажу… Я не верю тебе, консул. Наш воин не мог ошибиться!
- Надо было вам захватить его с собой, и мы бы вместе отправились на то место, где он увидел убийц. Я уверен, что там бы их не оказалось…
Бегич, Бердибек и Мамай поняли, что над ними просто издеваются, и, поблагодарив за угощение, удалились.
Когда послы передали этот разговор Джанибеку, тот пришел в ярость. И гнев его на этот раз не был поддельным. Дождавшись ночи, он приказал готовить через рвы, наполненные водой, проходы к крепостной стене: к её северным и восточным воротам. Для этого надсмотрщики согнали не только рабов, но и жителей окрестных сел, не успевших укрыться в Кафе. Им пришлось при свете факелов таскать камни, обломки деревьев, хворост, траву, солому, землю из неподалеку расположенных скифских курганов и все это сбрасывать в ров.
С крепостной стены полетели сотни и тысячи стрел. Но, несмотря на это, смоляные факелы не гасли, наоборот, чем больше летело стрел, тем больше становилось огней. Ордынцы подняли на ноги теперь всех, способных передвигаться, даже детей. В дело включились и боевые тысячи, состоящие из алан[16], кабарды, черкесов, булгар, мордвы и черемисов.
Свистели бичи надсмотрщиков, гуляли по спинам зазевавшихся. Если кто из местных жителей пытался бежать, его тут же настигали стрелы ордынцев, которые полукружьем оцепили места, откуда брались материалы для сооружения проходов.
Когда занялась заря, взору защитников крепости открылась ужасающая картина: во рвах были навалены тысячи мертвецов, среди которых находились и дети, столько же неподвижных тел лежало и на широких земляных насыпях, уже воздвигнутых через рвы.
Возле мертвых чадили смоляные факелы, некоторые еще горели; державшие эти факелы, видимо, погибли совсем недавно, перед самым рассветом.
Вскоре ордынцы предприняли первый штурм.
Заработали метательные машины, бросая через стены горшки с зажигательной смесью. В городе начались пожары, но их тушили жители, уже готовые к этому.
Ордынцы выкатили на деревянных колесах обитые железом тараны с укрепленными сверху крышами. Под ними располагались вооруженные воины. Рабы толкали тараны снаружи, за ними еще бежало десятка четыре невольников. Когда одни падали от стрел, на их место заступали другие. Вот первый таран миновал насыпь, вплотную приблизился к северным воротам, и рабы начали раскачивать бревно с железным наконечником из ясеня длиной в пятьдесят локтей, подвешенное на цепях к верхней перекладине.
Наконечник наконец соприкоснулся с железными воротами, при каждом ударе стал раскатываться гул. Но тут на крышу тарана полилась кипящая смола, ошпарила стоящих снаружи; с воплем разбежались те, кто мог двигаться, обварившиеся остались лежать.
Еще поток кипящей смолы опрокинулся на таран, полетели бревна и камни. Огромный валун пробил крышу, покалечил двух рабов и убил вооруженного ордынца. Но бревно с железным наконечником продолжало раскачиваться и наносить удары по воротам…
А тем временем темники, тысячники и сотники погнали воинов с лестницами на приступ крепостных стен.
Выкрикивая боевые ураны, они ринулись через насыпанные проходы.
На высоком холме стоял великий каан и в окружении знатных мурз наблюдал за происходящим. В поле его зрения попал воин в шлеме, стройный и ловкий, который первым вскочил на ступеньку лестницы, уже прислоненной к стене, и быстро начал взбираться, цепляясь левой рукой; правой он держал обнаженную саблю.
- Кто такой? - спросил Джанибек. Один из мурз всмотрелся:
- Это сотник Мамай, повелитель.
У Джанибека одобрительно сверкнули глаза. Но Мамаю и его воинам не удалось достичь верха, лестница была сброшена. Мамай полетел в воду возле самой стены, выплыл, приказал отступить, рассредоточиться и прицельно стрелять из луков по стоящим на стене солдатам.
Другим воинам тоже не удалось ничего сделать, штурм стал ослабевать. Прозвучал длинный сигнал серебряных рогов: великий каан приказывал отходить…
Несколько искореженных таранов осталось на месте. Как только начало смеркаться, генуэзцы распахнули ворота и уволокли машины в крепость: бревна с железными наконечниками можно было использовать как гигантские копья, перед которыми не устоит ни одна, пусть и покрытая железом, крыша тарана.
Вечером в белой юрте Джанибека снова состоялся военный курултай, на котором решили еще раз предпринять штурм крепости.
Над сотнями костров висели чугунные казаны, где варилась баранина. Возле них на корточках сидели женщины и дети. Муэдзины громко призывали Аллаха даровать победу, шаманы в сотнях кабарды и черкесов били в бубны и кружились в танцах.
Постепенно огромный лагерь стал затихать. Один за другим гасли костры, и вскоре лишь круглая луна освещала лица рабов, горемык, у кого не было собственной юрты, спящих прямо на земле. В ночном, за рекой Салгир, не ржали, а лишь тихо фыркали стреноженные лошади.
Но второго штурма не случилось, ибо генуэзцы этой ночью предприняли отчаянную вылазку в самый тыл ордынцев, незаметно обойдя сзади их уртоны.
[16] Аланы - предки нынешних осетин.