Страница 74 из 105
Равным образом, как учителями, так и их учениками установлено, что ничто не может быть забавнее подлинного таланта — высокого, божественного, а потому ничто и не может быть достойнее насмешки. Каждый из наших приятных молодых людей кажется женщинам удивительнейшим существом; но существо это не должно выходить за пределы общества, так как стоит ему появиться перед человеком нормальным и разумным, как на него уже нельзя смотреть без смеха и, слушая его рассуждения, нельзя не пожать от недоумения плечами. А между тем всему этому он нарочно обучен!
175. Драгоценные вещи
Да будет вам известно, господин русский, что табакерки называются теперь просто коробочками; это вы давным-давно должны были бы знать. Для каждого сезона существует своя коробочка. Та, которую употребляют в зимнее время, делается тяжелой, та же, которая служит летом, — легкой. Изысканность в этой области дошла до того, что некоторые меняют коробочки каждый день: именно по этому узнают людей со вкусом. Вы избавлены от необходимости иметь библиотеку, естественнонаучную кунсткамеру и картины, раз у вас есть триста коробочек и столько же колец.
Торговля драгоценными вещами чрезвычайно распространена; состоятельные люди занимаются непрерывной куплей-продажей. У частных лиц можно встретить ювелирные склады, вступающие в соревнование с настоящими ювелирными лавками, причем богачи гордятся такого рода известностью. Вот на что употребляется богатство. Какой позор!
176. О моде
Достаточно показать обезьянью задницу, чтобы собрался весь Париж. Это дословно так. Вообразите себе множество министров, власть каждого из которых продолжалась бы не долее одного дня и которые каждое утро видоизменяли бы одежды, нравы, обычаи и даже характер населения всей страны. Вообразите себе суровых, печальных, добродетельных женщин, просыпающихся на другой день нежными, кокетливыми и доступными; принципы предыдущего дня — забытыми; самые противоположные взгляды — сменяющими друг друга ежеминутно. Такое именно зрелище представляет глазам философа мода.
Для философа сто лет — один день, и ему кажется столь же странным, что человечество меняет взгляды дважды в столетие, как если бы частное лицо отказалось от мнения, которое оно защищало всего за час перед тем.
Непрестанный круговорот событий дает философу некоторое представление о неустойчивости человеческих мыслей, и, размышляя о бесконечном разнообразии, существующем в мире, он прощает господствующей нелепости, которой предстоит быть вскоре замененной другой нелепостью, совершенно ей противоположной.
Когда то или иное мнение вызвано модой, его может искоренить только новый прилив безрассудства. Авторитет, мудрость бессильны против всеобщего безумия. Жрецами моды являются глупцы; они чтут ее и на все ее забавы смотрят как на непреложный закон.
Мудрец может, конечно, избавить себя от следования моде, но он не должен с нею бороться. Относиться к ней строго ему вполне разрешается, но при условии, что он не поставит себя в смешное положение; всякое преувеличение в чем бы то ни было считается предосудительным. Когда при Генрихе II в Париже носили очень большие парики, философам разрешалось делать их средних размеров.
Мода на бескорыстие не явится никогда, — сказал Фонтенель{319}.
На бильбоке, драже, девизы, ермолки, картонных плясунов, китайских уродцев мода была уже и прошла, так же как и на concetti{320}, на загадки и на стиль бюрлеск{321}; затем явился Ваде{322} с своим простонародным стилем, и мы заговорили на языке рыночных торговок. Потом настал черед каламбуров и шарад, после которых у нас на каминах водворились Жано и Превиль{323}; впрочем, последний больше уже не ставится ни в грош. Кто придет вслед за этими громкими именами? Вся мудрость гения не в состоянии этого предугадать. Экономистов, увы, больше уже не существует. Я присутствовал при их рождении, видел, как они спорили друг с другом, как блистали, как морили нас голодом и как, наконец, исчезли.
Одно время слегка увлеклись квадратурой круга. Много говорят о химии. Мода сегодняшнего дня требует, чтобы каждый изучал перегонный куб, говорил о ректифицированном спирте и знал, что такое древесный газ и фтор. Хотя Бюффон — и лучший естествоиспытатель, чем Моисей, все же к его труду Эпохи природы{324} отнеслись как к остроумному роману. Энциклопедисты перестали пользоваться прежним авторитетом, потому что стали чересчур смело распоряжаться литературными репутациями, а также потому, что в среду орлов попало не мало индейских петухов.
В Париже труднее удержать на более или менее продолжительное время общественный восторг или удивление, чем вызвать их. Здесь безжалостно разбивают кумир, которому еще накануне курили фимиам, а как только замечают, что тот или другой человек или партия желают поучать, их осмеивают. И вот человек уже свергнут с пьедестала, вот и партии не существует!
177. Замечания
Мода требует, чтобы в больших домах за обедом гости сидели при шпаге; по окончании обеда исчезают не прощаясь, но хозяйка дома обязана заметить ваше исчезновение и прокричать вам вслед нечто весьма неопределенное, на что полагается ответить только каким-нибудь односложным восклицанием. Спустя неделю или немного больше вы снова появляетесь в доме, — иначе вас обвинят в неучтивости.
Если вы в течение целого года не заезжали в дом, где были приняты, то нужно, чтобы вас снова кто-нибудь представил и извинился от вашего лица. Можно сказать, что вы провели этот год в деревне или все время путешествовали, причем хозяйка, видавшая вас в течение всего сезона в театре, сделает вид, что верит вам.
Маленьких детей воспитывают теперь гораздо лучше, чем раньше. Их часто купают в холодной воде, одевают легче, не кутают и не пеленают.
Все это, безусловно, заслуживает одобрения, так как в настоящее время парижанам недостает только мягких черт лица и округлости форм, чтобы вполне походить на женщин. У великого множества мужчин женские души; они неспособны проявить никакой энергии.
В тот час, когда для хозяйки дома только еще начинается день, добрые друзья и собачки уже имеют доступ в ее комнату; ставни еще только полуоткрыты; обычно это бывает не раньше одиннадцати часов утра.
Есть женщины, которые встают с постели только к вечеру, а ложатся спать на заре. Это привычка так называемых ученых женщин, которых называют поэтому лампами.
Хозяйке дома не полагается говорить о кушаньях, стоящих на столе; ей разрешается объявлять только: рейнские пулярдки, манские куропатки, перигейские пироги, ганжская баранина или испанские оливки.
Для того чтобы быть вполне модным человеком, нужно обладать тонким станом, тонким умом и тонкими чувствами.
Никогда еще известность не имела более лживых глашатаев, чем журналы, печатающиеся в Париже; зато и читают их только в провинции.
Что всего реже можно встретить в Париже, так это людей, имеющих под своей командой полк и не хвастающихся этим перед женщинами. Самое редкое явление в наши дни — это скромный офицер!
Один полковник говорил, что он приехал в Париж для того, чтобы набрать людей, вместо того чтобы сказать набрать солдат. Это до такой степени вошло в привычку, что при женщинах иначе и не выражаются.
Пряжки на башмаках по-прежнему похожи на пряжки лошадиной сбруи и отличаются от них только работой.