Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 34



Она вздохнула. «Несмотря на то, что мне довелось пережить… »

На мгновение — всего лишь на одно короткое мгновение — закралась крамольная мысль: «А что уж ТАКОГО страшного тебе довелось пережить?», но она ее тут же отбросила. Сейчас не время для самокопания, сейчас вечер — время, когда можно немного себя пожалеть. Совсем немного, чтобы не распускаться.

В тот день она отвезла Валерика к маме, а на следующее утро…

Мотоцикл стоял на подножке рядом с въездными воротами Башни, и парень, сняв куртку, сидел в небрежной позе на седле.

Сначала она не узнала его и даже подумала, что «этот тип неплохо сложен, очень приличная мускулатура, красивая татуировка на левом плече… » Она никогда не любила татуировки, но парню шел замысловатый синий узор, выбитый на левой дельтовидной мышце. Она оценила его просто как самца, как картинку в журнале, а приглядевшись, поняла, что это — ее вчерашний знакомый. И… ореол несколько поблек. Одно дело — глянцевая картинка, и совсем другое — человек… «лишенный солидности».

Увидев вишневую «десятку», он вспыхнул так, словно желал стать незаметным на фоне ее кузова, и бросился наперерез. Марина поняла, что отвязаться от него будет непросто и, съехав на обочину, остановила машину.

— Здравствуйте! — сказал парень. «В самом деле, что он еще мог сказать — салют, чувиха?» — А я… вас жду.

«Боже мой!» — подумала Марина, ощущая странные, смешанные чувства. «Смешанные чувства — это когда теща разбивается на твоем новом „Мерседесе“«, — любил говорить муж. Нечто подобное испытывала и Марина, досаду и… удовлетворение. Но на всякий случай она придала лицу раздосадованное выражение. Если потребуется…

«Если, конечно, потребуется… » Удовлетворение можно показать и позже.

— Вы меня помните? — спросил парень. В его взгляде ясно читалось: «я, конечно, сомневаюсь, что меня можно забыть… но вдруг я чертовски самонадеян?»

— Да, помню. Вы помогли мне вчера с машиной.

— Точно! Меня зовут Константин, — сказал он, и не зря. Такая мелочь успела вылететь у нее из головы. — Я завозился вчера с вашим колесом… — Он, не отрываясь, глядел на нее и, казалось, хотел сказать совсем другое: «Я засмотрелся вчера на вас… »

«Почему ты это не сказал? Ну скажи!»

— Завозился… и… случайно утащил вашу штучку, — он разжал правый кулак. На ладони, широкой, как лопата, и, наверное, такой же жесткой, лежала «секретка». — Я не специально, правда… Я почти сразу это заметил, поехал за вами следом, но не смог догнать…

Он лукавил. Марина видела, что он лукавил, но пока не понимала почему. Нет, она не сомневалась, что «секретку» он сунул в карман машинально, но почему-то ей подумалось, что он СМОГ ее вчера догнать. Хотя бы потому, что он смог ее найти на следующий день.

— Спасибо! — Марина не хотела выходить из машины. Она взяла «секретку» и сунула в бардачок. Когда она снова подняла глаза, перед ней стоял тот же самый парень и что-то держал за спиной. Его рука — та, что была за спиной, — несколько раз пыталась покинуть свое убежище, но на полпути он останавливал ее и возвращал обратно.

— Я… — он все никак не решался. — Знаете, вы такая красивая…

Она внезапно поняла, что не знает, как правильно реагировать. Сказать: «Да, я знаю» — глупо. Глупее только: «Ну что вы, что вы. Вовсе нет». Он заставил ее немного смутиться.

— Спасибо! — ответила она.

Казалось, он только этого и ждал. Наконец решился — достал из-за спины букетик гвоздик.

— Это вам, — и, не зная, что добавить, повторил: — Вы такая красивая…

Теперь она была готова. Она взяла цветы и положила на сиденье рядом с собой. Не то чтобы ей давно не дарили цветов. Каждый папаша, с чьим дитем она занималась языком, считал своим долгом подарить ей роскошный букет, но… Это было немножко не то. Там ей цветы дарили, протягивали немного свысока, как гувернантке. А эти незамысловатые гвоздики ей ПОДНЕСЛИ. Пусть без поклона, но он легко угадывался.

Парень стоял, неловко перебирая руками. Теперь он не знал, куда их деть.

— Давайте оставим в покое мою неземную красоту, — ей показалось, что это правильная нота: вроде бы она соглашалась, но с некоторой иронией. — Это… — звучало, конечно, не совсем вежливо, но она не могла придумать ничего другого. — Это… все?

— В общем, да. — Он выглядел вполне довольным. Широкая улыбка до ушей — он снова напомнил ей добродушного, но недалекого второгодника, неуспевающего по всем предметам сразу.

— Я должна ехать, у меня много дел, — Марина постаралась сказать это как можно мягче. Ей стало немного жаль парня, и обидеть его казалось ей жестоким… «Все равно что пнуть собаку… »

— Конечно-конечно, я не буду вас задерживать. Я просто хотел… — он развел руками, говоря: «Вы и сами уже знаете, что я хотел».

— Я поеду…



— Да. — Улыбка исчезла с его лица, оно стало серьезным. — Будьте осторожны на дороге.

На этот раз она не могла не улыбнуться.

— Я постараюсь. Спасибо за цветы.

— Не за что. — Он отступил от машины, освобождая проезд. — Передавайте привет Валере!

Это уже было лишним. Естественно, никаких приветов она передавать сыну не собиралась, кто он такой, чтобы передавать от него приветы? Но…

«Брось! Он просто старается тебе понравиться и не знает как. Обычный фокус — подари ребенку мороженое, и на глазах матери заблестят слезы умиления».

Правда, этот парень выглядел вполне искренне, и, может, он совсем не вкладывал в этот привет никакого смысла… Во всяком случае, не больший, чем в любой привет… Но все равно какой-то осадок остался, словно он пытался применить запрещенный прием, пусть даже не зная, что он запрещен.

«Волкова, ты чересчур мнительна и… » Она сама не знала, какая она.

Марина повернула на проспект маршала Жукова и поехала в сторону центра. Она несколько раз смотрела в зеркало, пытаясь разглядеть, едет ли он за ней? Нет, не ехал.

Огромный город постепенно наваливался на нее вместе с заботами предстоящего дня, и скоро Марина забыла о краснолицем второгоднике.

Но — странное дело — она чувствовала безымянное тепло, исходящее от цветов.

— Мама, мы пойдем за мороженым или нет?

— А… — Марина словно проснулась, наверное, уже в третий раз за сегодня. — Может, ты сходишь сам?

— Конечно, схожу.

— Деньги там, в прихожей, на зеркале. Только обещай, что не будешь есть его, пока не… — «Хороша мать, не накормила сына обедом… Заснула и обо всем забыла… Ладно, пусть это будет ужин». — Пока не поужинаем. Идет?

— Само собой.

Она подозревала, что сын поступит по-другому. Так, как сочтет нужным. Он все больше и больше становился похож на своего отца. Это немножко пугало Марину и в то же время казалось обидным. Самую малость.

Она слышала, как Валерик надевает кроссовки, громко ударяя в пол: он считал, что экономит время, не развязывая шнурки.

Она улыбнулась. «Пожалуй, он всегда будет единственным мужчиной в моей жизни». Иногда страшные мысли (что сын когда-нибудь женится и будет жить отдельно и тогда она останется совсем одна; крест одиноких женщин — их одиночество — с годами только растет) незаметно подкрадывались к ней, разрушая все возведенные барьеры и преграды, но она гнала их прочь. «Нет… Это еще не скоро… »

Она встала, прикидывая: сходить сначала в душ или приготовить ужин? Потом склонилась в пользу ужина и, надев тапки, отправилась на кухню, когда услышала озадаченный голос сына:

— Мам! Что-то дверь не открывается.

— Ну как она может не открываться? — Марина свернула в прихожую.

Валерик стоял у двери и безуспешно крутил замок.

— Не открывается!

— Ты просто что-то не так делаешь… — Она подошла к двери, дернула за ручку… Потом еще раз. Покрутила замок. Еще раз дернула.

— Действительно. Подожди, я сейчас позвоню… — Она взяла телефонную трубку и, еще до того, как набрала «0», была поражена странной тишиной. — Хм… Телефон тоже не работает… Подожди, я сейчас позвоню по мобильному…