Страница 16 из 34
Женщина еще раз осмотрела его — с головы до ног — и открыла багажник.
— Вот ключи и домкрат.
Он посмотрел на колесо и увидел, что один из болтов с «секретом».
— А где у вас… такая штучка? «Секретка», — спросил Кстин.
Первым порывом женщины было направиться к машине, она даже сделала пару шагов, но тут же остановилась.
— Валера! — сказала она. — Достань из бардачка «секретку», пожалуйста.
Это было второй московской загадкой.
Может, она не хотела оставлять его наедине с открытым багажником? Кстин украдкой осмотрел себя и понял, что выглядит он не очень-то солидно. Женщина же, напротив, была воплощением элегантности. Вроде бы на ней были надеты простые вещи, но почему-то Кстин сразу понял, что они очень дорогие. До сих пор для него верхом шика были длинные платья из ткани, напоминавшей портьеру, такие платья продавались на серпуховском вещевом рынке.
Было жарко, и он подумал снять куртку, но под ней была более чем затрапезная футболка, и Кстин остался париться в своей знаменитой «кожанке», которую сам перешил из старого отцовского пальто.
Он быстро ослабил болты, потом поднял машину на домкрат. Снял пробитое колесо и полез за запаской. Болты оказались слегка ржавыми; он подошел к мотоциклу, достал из отделения для ключей маленький тюбик с «Литолом» и быстро их смазал, после чего поставил запаску.
Вся операция заняла не больше трех минут, и он даже пожалел, что управился так быстро.
— Меня зовут Константин, а вас?
— Марина, — ему показалось, что женщина ответила с некоторой неохотой.
— У вас есть запасная камера? Хотите, я быстро поменяю?
Женщина подарила ему еще один неодобрительный взгляд.
— Здесь бескамерные шины. Спасибо, я лучше отдам в шиномонтаж. Это недалеко.
— Ах да, бескамерные. — Он покраснел, поняв, что сморозил глупость. Конечно же, он знал о существовании бескамерных шин, просто никогда ими не пользовался. — Ну что же?
Он замялся; ошибку необходимо было исправить. Нельзя было заканчивать на такой позорной ноте.
— А манометр? У вас есть манометр?
— Зачем? — женщина нахмурилась.
— Надо проверить давление в запаске — если что, подкачать.
— У меня насос. На нем стоит манометр.
— Давайте.
Женщина показала на дальний угол багажника. Кстин достал насос и откинул стопорную скобу. Судя по звуку, какой она при этом произвела, насосом тоже пользовались нечасто. Ну ладно.
Он зачем-то подмигнул мальчику, сам не знал зачем — наверное, ему казалось, что в глазах этого пацана он выглядит авторитетно; по крайней мере, в Серпухове он бы обязательно выглядел авторитетно — проверил давление, подкачал. Затем обошел машину кругом и проверил остальные колеса. Ему пришлось подкачать все. После этого он положил насос и инструменты в багажник и хлопнул крышкой.
— Вот и все. Готово.
— Спасибо, — женщина устало улыбнулась и села за руль. Она повернула ключ в замке зажигания, и двигатель ожил.
— Я… — Он нагнулся над открытым окном водительской двери. Он хотел что-то сказать и не знал что. Ведь так бывает, правда?
Язык у Кстина был подвешен хорошо, обычно он не лез за словом в карман. Более того, он имел шумный успех у серпуховских барышень и считался в родном городе неотразимым кавалером. Ему ничего не стоило пригласить понравившуюся девушку в кафе и выложить там какую-нибудь немыслимую сумму — рублей пятьсот, например. А то и семьсот.
Но эта женщина, такая маленькая и хрупкая, высокомерная и холодная, казалась ему неприступной стеной — без единой бреши; может быть, оттого в нем и взыграло чувство противоречия? Может быть. Хотя — он в этом убедился уже через несколько часов — дело было не только в этом. Потому что до сих пор ему ни разу не снились женщины. Они, как правило, спали рядом. А эта?
Она могла, она умела быть домашней и уютной, но не для него. Для кого-то другого.
Но почему не я? Чем я хуже?
На него она смотрела свысока, хотя доставала ему макушкой ровно до подмышки.
— Я… — он снова замялся, рассматривая руки женщины, лежавшие на руле. Несколько колец с какими-то камушками. Может быть, настоящими, а может, и нет; Кстин в этом не разбирался. Все его познания в области драгоценных камней сводились к тому, что алмаз может резать стекло, но ведь не будешь просить ее резать стекло? Он заметил главное — обручального не было, и это придало ему уверенности. Он хотел сказать: «Давайте встретимся сегодня вечером, и… » Он уже мысленно говорил начало этой фразы, но пока не знал, как ее закончить. В самом деле, как? «Сходим в кино?» «Посидим в кафе, а лучше — в ведомственной столовой, потому что денег у меня — в обрез, а талончики — есть»?
— Да? — она выжидающе смотрела на него, но он понял, что она ждет не его слов, а когда же он наконец уберется.
— Я хотел спросить, как проехать к Останкинской башне? — сконфуженно пробормотал Кстин.
Мальчик — «кажется, она назвала его Валерой?» — оживился, но женщина не дала ему произнести ни слова.
Она снисходительно улыбнулась.
— О, это просто! Вам надо развернуться и доехать до ближайшего перекрестка. Там стационарный пост ГИБДД, спросите у инспектора, он объяснит.
— Спасибо вам большое, — Кстин поймал себя на мысли, что он даже поклонился. Должно быть, это выглядело смешно.
— Это вам спасибо, — ответила женщина и отвернулась, давая понять, что разговор закончен. Она включила передачу, и машина тронулась.
Кстин озадаченно почесал в голове и побрел к мотоциклу. Рациональная часть его сознания твердила: «Ну что ты делаешь, идиот? Что ты бросаешься на первую встречную москвичку, как зверь? Что в ней особенного? Что?! Попробуй-ка объяснить? Чем она тебе так понравилась?»
Ответов не было. По крайней мере, рациональных ответов.
Он мог бы возразить, что у нее прекрасный носик и восхитительная прядь золотистых волос, заправленная за нежное, розовое ушко…
Он мог бы сказать, что всю жизнь мечтал о такой женщине и что однажды уже испытывал подобное чувство — в цирке, когда ему было семь или восемь лет. Отец повез его в Москву, в цирк, и к концу первого отделения Кстин понял, что безнадежно и навсегда влюбился в гимнастку с обручами.
У нее было гибкое послушное тело и колготки в крупную сетку; лицо, ярко накрашенное какими-то блестками, чтобы их было видно с задних рядов, и волосы, туго стянутые на затылке. Маленькому Кстину она казалась невыразимо прекрасной. Он понял, что любит ее. Точнее — хочет всегда ее защищать, неважно от кого и от чего, просто защищать, чтобы она чувствовала себя с ним уверенно и спокойно. Конечно, в столь нежном возрасте сексуальное влечение еще не знает способов своей естественной реализации…
И долго еще потом, ворочаясь по ночам в своей кровати без сна, Кстин представлял, как она выходит на манеж, начинает номер, и вдруг… Узкое трико рвется, и она остается совсем обнаженной. Все смеются, свистят, хохочут, а она почему-то не уходит, наверное, потому, что ее не пускает шпрехшталмейстер, требует отработать номер до конца. Она, смущенная, приседает на корточки, скрывая свою наготу, и не может подняться.
И тогда из первого ряда встает ОН. На нем — черная атласная накидка (он видел такую у иллюзиониста); он снимает накидку, накрывает гимнастку и уводит ее за кулисы. Она шепчет слова благодарности, а он сохраняет мужественное молчание и крепко обнимает ее дрожащие плечи.
Детские фантазии… Просто фантазии. Да. Он и тогда это понимал, но… Они были такими настоящими… Не реальными, а именно настоящими. Хорошими фантазиями. Ну действительно, что может быть плохого в том, чтобы защитить женщину и ничего не потребовать взамен, потому что, защищая ее, ты и так уже получил все, что хотел?
С тех пор ему встречались разные женщины. Много и разные, но ни одна из них не была похожа на эту гимнастку; точнее, его чувства не были похожи на те, что он испытывал к виртуозной танцовщице с обручами.
Только сейчас это чувство его настигло — словно яркое и болезненное воспоминание из детства. И Кстин понял, что не в силах ему противиться.